Бремя империи - Афанасьев (Маркьянов) Александр "Werewolf" - Страница 116

На самом деле, по расчетам организаторов акции взрывы были только прологом к тому, что должно было произойти впоследствии. Неважно где бы взорвались эти машины смерти, главное — среди людей и как можно больше человеческих жертв. Почти сразу же после взрывов началась истерическая интернет-волна. Организованная неизвестно кем, свое страшное дело она сделала. На всех местных сайтах и форумах неизвестные люди начали обвинять власти в том, что они ничего не смогли сделать для предотвращения терактов и более того — сами являлись косвенными их виновниками. Появились свидетели, утверждавшие, что на Романовском мосту полиция открыла шквальный огонь по подозрительному грузовику и только после этого он взорвался. Публиковались и другие версии произошедшего, одна нелепее другой. В то же время власти, привычно ожидая результатов следствия и не делая никаких содержательных и внятных заявлений о причинах и обстоятельствах произошедшего, сбить эту волну не смогли.

Уже в тринадцать ноль-ноль по местному времени в город начали входить войска. Как раз в этот момент на перевалочной станции стратегической железной дороги оказалась жандармская ДОН-4, направлявшаяся в район Бейрута и ожидавшая отправления на одном из путей станции. Местный генерал-губернатор, дезориентированный и находящийся в шоке от произошедшего, связался с Москвой, и ДОН-4 получила приказ войти в город, для усиления местных сил охраны порядка и недопущения массовых бесчинств.

Почти сразу же в Интернете начала гулять новая версия произошедшего. Присутствие в городе одной из самых боеспособных частей жандармерии и очень кстати произошедшие взрывы дали возможность самозваным аналитикам рассуждать о том, что возможно взрывы спровоцированы самими властями, чтобы ввести в город войска и организовать бессудные расправы над теми, кто исповедует "не тот" ислам. Версия была неправдоподобной и дикой, во многом противоречащей уже известным фактам и даже предыдущим заявлениям нагнетателей истерии — но чем более дикой является ложь, тем больше находится желающих в эту ложь поверить. Появились призывы к массовым беспорядкам, к "актам гражданского неповиновения". В семнадцать ноль-ноль по местному времени генерал-губернатор отдал приказ отключить все виды связи и Интернет в городе и окрестностях. Но было уже поздно — лошадь понесла…

Согласно нормам ислама, погибшие должны быть похоронены до захода солнца. Это противоречило необходимости проведения тщательного расследования случившегося, но власти решили не накалять и без того до предела накаленную обстановку и выдали родственникам тела погибших. В знак солидарности и скорби, всемирный конкурс чтецов Корана был прерван, а приехавшее на него исламское духовенство присоединилось к траурным и похоронным мероприятиям. На похоронах в толпе сразу появились люди, призывавшие "идти в центр города и спросить с властей за произошедшее". Потом, по свидетельствам очевидцев удалось установить, что в некоторых местах города с машин бесплатно раздавали спиртное. И многие, особенно среди молодежи, уже «подогретые» распространявшимися через Интернет слухами и выпитым спиртным — решили пойти…

Дом генерал-губернатора и основные правительственные здания были расположены на взгорке, к ним вело длинное и довольно широкое шоссе через реку Казанку и дальше. Сначала проезжаешь мост через Казанку, потом — площадь с несколькими отелями и бизнес центрами и сразу на этой площадью — дорога резко уходит вверх, ведя к правительственным зданиям. Там, где дорога начинает подниматься вверх — своего рода бутылочное горло, дорога как бы идет между двух довольно высоких холмов. Это и есть основной путь в правительственный квартал — и сейчас он был перекрыт. Впереди тонкой человеческой цепочкой дорогу перекрывали две цепи местной полиции, экипированные для разгона массовых беспорядков и вооруженных только большими, тяжелыми стальными щитами, дубинками и крупнокалиберными травматическими пистолетами. Чуть дальше стояла спецмашина «Лавина» — перекрашенный в мрачно-серный цвет и защищенный со всех сторон толстыми решетками аэродромный пожарный автомобиль, готовый в любой момент обрушить из двух стволов на толпу водопады холодной воды. Помимо огромного бака с холодной водой был и бак поменьше — там находилась специальная жидкость для разгона массовых беспорядков, имевшая сильный запах мочи и оставлявшая на одежде практически не отстирывающиеся пятна. Еще дальше, на крышах домов засели бойцы ДОН-4, представлявшие собой последнюю линию обороны квартала. У них, помимо автоматического оружия были и помповые карабины, стреляющие пластмассовой дробью. Но все понимали, что если озверевшая толпа прорвет заграждение и не поможет «Лавина» — придется применять огнестрельное оружие. Еще дальше по улице, мрачными пятнисто-серыми глыбами угрюмо стояли внедорожники с пулеметами и гранатометами на турелях и бронетранспортеры. В воздухе, пятнисто-серыми осами висели несколько полицейских вертолетов «Воробей» со стрелками на пассажирских местах. Воздух был наэлектризован как перед грозой, занимавшие оборону люди с тревогой всматривались вдаль опустевшей улицы, ожидая худшего.

Толпа приближалась. Передний край ее еще только вступил на мост через Казанку — но гневные выкрики через мегафон уже доносились до передних рядов полицейских, разбивались об матовую сталь щитов, отражались от стен домов, уносились в прозрачное казанское небо. Толпа накатывала на цепочку полицейских подобно сели — этакий серый вал, накатывающий со стороны реки. В передних рядах была молодежь, у многих в руках — палки и камни.

Бейрут. Ночь на 01 июля 1992 года

Шабаш…

Исклеванные пулями, закопченные стены. Мертво щерящиеся выгоревшими, еще курящимися дымком, черными прогалами окон дома. Изрешеченные в дуршлаг пулями, брошенные где придется, авто. Чадный дым от горящих покрышек и мусорных контейнеров — в аромат удушливой вони горящей резины и нечистот частенько вплетается тошнотворный аромат подгорелого мяса. Завалы на улицах — наскоро выстроенные из конторской и торговой мебели, скамеек, брошенных автомобилей баррикады. Лавки — часть лавок отгораживалась от разом взбесившегося мира толстыми стальными прутьями решеток, часть — уже горела, пыхала чадным адом, часть — была разграблена, около таких стояли машины и крысами шныряли мародеры. Истерический разноголосый вой сигналок машин — там где они не сожжены, тарахтение автоматов, хлесткие, похожие на щелканье пастушьего кнута одиночные выстрелы снайперских винтовок. Кое-где — грозное, размеренное взрыкивание крупнокалиберных пулеметов…

Трупы… Больше всего почему то запомнились трупы собак — террористы в первую очередь отстреливали их, отстреливали нещадно. Боялись. Укушенный собакой гарантированно не попадает в рай, а так обидно, если заслужил право на место по правую руку от Аллаха жестоким джихадом против неверных — и потерял право на это место из-за какой-то беспородной шавки. Поэтому и отстреливали.

Трупы людей. Трупы везде — видно только тех, кого смерть застала на улице или на баррикаде, что творится в квартирах — страшно и думать. Наверное, про них лучше не говорить, не запоминать проплывающие за окном автомобиля инфернальные виды, но глаза помимо воли открываются, и адские картинки намертво отпечатываются в памяти. Там они будут всегда.

Больше всего запомнился тот большой белый микроавтобус — дорогой, с тонированными стеклами, рекламирующийся как "идеальная машина для большой, многодетной, счастливой семьи". Водителю этой машины оставалось проехать до спасительного поворота всего несколько метров — как слева, почти в упор вон с той баррикады в переулке по машине ударил пулемет. И сейчас этот микроавтобус, избитый пулями и на спущенных шинах стоял, перекрывая две полосы движения у поворота, а пробоины в бортах медленно сочились черной, похожей на деготь жидкостью…

Пламя — старый город погибал, медленно и мучительно погибал в отблесках бушующего то тут то там пламени. Бесы вырвались из ада, бесы принесли с собой огонь. Слишком долго бесам не давали жизни, слишком долго стояли стражи у адских врат — но теперь врата отомкнуты и бесы на свободе. Нет такого кошмара, который не может произойти здесь и сейчас, в этом страшно умирающем городе.