Луна Израиля - Хаггард Генри Райдер - Страница 11

Слушая его, я, Ана, подумал, что фараон снова разгневается, но я ошибся, ибо когда он заговорил, у него был тон человека, подавленного скорбью или усталостью.

– Будь по-твоему, сын, – сказал он. – Только возьми с собой большой отряд солдат, чтобы эти горбоносые собаки не причинили тебе вреда. Я им не верю, они всегда были врагами Египта. Разве не были они в сговоре с варварами, которых я разбил в великой битве? А теперь они угрожают нам от имени своего диковинного бога. Все же пусть заготовят эту бумагу, а я приложу печать. Да, постой-ка. Мне кажется, Сети, ты по своей добросердечной натуре слишком мягко относишься к этим пастухам-рабам. Поэтому я не пошлю тебя одного. С тобой поедет Аменмес, но подчиняться он будет тебе. Я сказал.

– Жизнь! Кровь! Сила! – сказали оба, показав таким образом, что приказание понято.

Ну, теперь все, – подумал я. Но не тут-то было. Фараон сказал:

– Пусть стража отойдет в конец зала и слуги тоже. Советники царя и члены семьи, останьтесь.

Немедленно все было исполнено. Я тоже хотел было удалиться, но принц удержал меня.

– Останься и запиши все, что произойдет.

Этот маленький эпизод не ускользнул от внимания фараона, хотя он и не слышал слов принца.

– Кто этот человек? – спросил он.

– Это Ана, мой личный писец и библиотекарь, о фараон, я ему доверяю. Именно он спас меня прошлой ночью.

– Ну, раз ты говоришь, сын, пусть остается при тебе, но знает, что если он предаст тебя, он умрет.

Таусерт, нахмурившись, посмотрела в нашу сторону, как будто собираясь что-то сказать. Но если и хотела, то, видимо, передумала и промолчала, ибо слово фараона не допускало ни возражений, ни изменений. Бакенхонсу тоже остался по праву советника фараона.

Когда все удалились, фараон, который некоторое время пребывал в задумчивости, поднял голову и заговорил медленно, но тоном человека, выносящего окончательное и бесповоротное суждение.

– Принц Сети, ты мой единственный сын от царицы Астнеферт из подлинно царского рода, которая ныне спит на груди Осириса. Правда, ты не перворожденный сын мой, поскольку Рамессу, – он показал на тучного добродушного человека с приятным, несколько глуповатым лицом, – старше тебя на два года. Но, как он хорошо знает сам, его мать, которая еще с нами, сирийского происхождения и не царской крови, и поэтому он не может сесть на египетский трон. Не так ли, сын Рамессу?

– Так, о фараон, – ответил Рамессу приятным голосом, – да я и не мечтаю сидеть на этом троне, я вполне доволен тем положением и богатством, которые фараон соблаговолил даровать мне как своему первенцу.

– Пусть эти слова сына моего Рамессу запишут и поместят в храме Птаха в этом городе и в храмах Птаха в Мемфисе и Амона в Фивах, – сказал фараон, – чтобы впредь никто не поставил их под сомнение.

Писцы фараона записали заявление Рамессу, и по знаку принца Сети я тоже записал его, положив папирус, который захватил с собой, себе на колено. Когда с этим было покончено, фараон продолжал:

– Итак, принц Сети, ты – наследник Египта и, возможно, так говорили пророки Израиля, вскоре займешь мое место на этом троне.

– Да будет царь жить вечно! – воскликнул Сети. – Ибо ему хорошо известно, что я не ищу ни власти, ни почестей.

– Знаю, знаю, сын мой, – настолько, что даже хотел бы, чтобы ты больше думал о той власти и тех почестях, которые перейдут к тебе, если боги того пожелают. Если же они повелят иначе, то следующий на очереди твой двоюродный брат Аменмес, в ком тоже течет царская кровь как с отцовской, так и с материнской стороны, а кто после него, я не уверен, – вероятно, моя дочь и твоя сводная сестра, царственная принцесса Таусерт, госпожа Кемета.

Тут вмешалась Таусерт:

– О фараон, – сказала она очень серьезно и настойчиво, – несомненно, мое право наследования подревней традиции выше права моего двоюродного брата.

Аменмес хотел было возразить, но фараон поднял руку, и он промолчал.

– В этом разберутся ученые. Те, кто занимаются подобными делами, – ответил Мернептах с некоторым сомнением в голосе. – Молю богов, чтобы Совету никогда не пришлось рассматривать этот высокий вопрос. Тем не менее, пусть запишут слова принцессы. Так вот, принц Сети, – продолжал он, когда запись была сделана, – ты все еще не женат, и если у тебя есть дети, они не царской крови.

– У меня нет детей, о фараон, – сказал Сети.

– В самом деле? – равнодушно произнес Мернептах. – Я знаю, у Аменмеса есть дети, ибо я их видел, но они – не от его царственной жены Унирет.

Я услышал, как Аменмес пробормотал:

– Ничего удивительного, учитывая, что она – моя тетка. – Замечание, заставившее Сети улыбнуться.

– Моя дочь, принцесса, тоже не замужем. Так что может оказаться, что источник царской крови иссякнет.

– Вот оно, – прошептал Сети так тихо, что только я его услышал.

– Поэтому, – продолжал фараон, – как ты уже знаешь, принц Сети, ибо вчера вечером я послал царственную принцессу Египта сообщить тебе об этом, я повелеваю…

– Прости, о фараон, – прервал его принц, – моя сестра ничего не говорила вчера вечером о твоем приказе; она сказала только, что сегодня утром я должен быть здесь.

– Потому что я не могла, Сети, застав тебя с посторонним человеком, которого ты отказался выслать. – И она остановила свой взгляд на мне.

– Неважно, – сказал фараон, – сейчас ты услышишь это из моих уст, что, пожалуй, и лучше. Я желаю, принц, чтобы ты, не откладывая, женился на принцессе Таусерт, дабы истинная кровь Рамсеса ожила в ваших детях. Услышь и повинуйся!

Таусерт перевела взгляд на Сети, пристально наблюдая за ним. Сидя сбоку от него на полу с разложенным на коленях папирусом, я тоже пристально следил за ним и заметил, что губы его побелели, а на лице появилось напряженное, странное выражение.

– Я слышал приказ фараона, – сказал он тихим голосом, склонив голову, и остановился.

– Хочешь что-нибудь добавить? – резко спросил фараон.

– Только одно, о фараон. Что, хотя этот брак продиктован интересами государства, он касается женщины, которая приходится мне сводной сестрой и привыкла любить меня, как родственника. Поэтому я хотел бы услышать из ее уст, хочет ли она взять меня в мужья.

Все взоры обратились к Таусерт, которая ответила холодным тоном:

– В этом деле, принц, как и во всех других делах, воля фараона – моя воля.

– Слыхал? – сказал нетерпеливо Мернептах. – И поскольку в нашем роду всегда был обычай заключать браки между родственниками, почему бы это не было и ее желанием? Да и за кого еще ей выходить замуж? Аменмес уже женат. Остается только Саптах, ее брат, который моложе ее.

– Я тоже, – пробормотал Сети, – на два долгих года. Но, к счастью, Таусерт его не слышала.

– Нет, отец мой, – решительно возразила она, – никогда калека не будет мне мужем.

Как бы в ответ на ее слова, из темного дальнего угла выступил молодой человек – вельможа небольшого роста со светлыми, как у Сети, волосами и острым умным лицом, напомнившим мне физиономию шакала (его и в самом деле прозвали за глаза Анубисом, по имени бога с головой шакала20). Ковыляя, он приблизился к трону. Он был явно разгневан, ибо его щеки и маленькие глазки пылали.

– Должен ли я слушать, фараон, – сказал он тонким голосом, – как моя двоюродная сестра публично попрекает меня моей хромотой, которой меня наградила нянька, уронив грудным ребенком?

– Значит, его нянька уронила и его деда, потому что у него тоже одна нога была короче другой, – прошептал старый Бакенхонсу, – могу это засвидетельствовать, ибо видел его нагишом, когда он лежал еще в колыбели.

– Видимо, так, Саптах, разве что ты зажмешь уши, – ответил фараон.

– Она говорит, что не выйдет за меня, – продолжал Саптах, – хотя я с детства был ее рабом и не думал ни об одной другой женщине.

– По своей воле – никогда! – воскликнула Таусерт. – Молю тебя, Саптах, иди и стань рабом любой другой женщины.