Лейденская красавица - Хаггард Генри Райдер - Страница 34

– Мне очень приятно слышать, что Фой был когда-нибудь красив, – сказал Адриан. – Я помню только, что он был очень глуп, так как мне приходилось учить его. Во всяком случае, боюсь, что теперь вы не найдете его красивым, если только вы не поклонница людей, которых в ширину и в высоту можно мерить одной меркой.

– Ах, герр Адриан, – отвечала Эльза, смеясь, – к несчастью, этим недостатком страдает большинство из нас, голландцев, в том числе и я сама… Очень немногие из нас высоки и стройны, как благородные испанцы. Я не хочу сказать этим, что желала бы походить на испанку, как бы красива она ни была, – прибавила Эльза, причем голос ее и выражение лица сделались жестче. – Но, – поспешно продолжала она, будто раскаиваясь, что проговорилась, – никто не скажет, что вы с Фоем братья.

– Мы сводные братья, – сказал Адриан, смотря перед собой, – братья по матери; но прошу вас, называйте меня двоюродным братом.

– Нет, я не могу исполнить вашего желания, – весело отвечала она. – Мать Фоя не родственница мне. Мне кажется, я должна называть вас «мой принц» – вы ведь явились, как сказочный принц.

Адриан воспользовался удобным случаем, чтобы сказать нежным голосом, взглянув на Эльзу своими темными глазами:

– Приятное название. Я не желал бы ничего больше, как стать вашим принцем, теперь и всегда обязанным защищать вас от всякой опасности (Здесь мы должны пояснить, что, несмотря на напыщенность своих выражений, Адриан действительно думал то, что говорил, так как был убежден, что для молодого человека в его положении было бы весьма недурно стать мужем красивой наследницы одного из самых богатых людей во всех Нидерландах).

– О, г-н принц, – быстро перебила Эльза, которую несколько смущало увлечение ее кавалера, – вы не так доканчиваете сказку. Разве вы не помните? Герой освободил даму и препроводил ее… к отцу.

– У которого потом просил ее руки, – докончил Адриан, снова сопровождая свои слова нежным взглядом и улыбкой, вызванной убеждением в удачности своего ответа.

Их взгляды встретились, и вдруг Адриан заметил, что в лице Эльзы произошла резкая перемена. Смеющееся, игривое выражение исчезло и заменилось суровостью и натянутостью, в глазах отражался страх.

– О, теперь я понимаю тень; как это странно, – проговорила она совершенно изменившимся голосом.

– В чем дело? Что странно? – спросил Адриан.

– Странно: ваше лицо напомнило мне лицо человека, которого я боялась… Нет, ничего, я глупа. Эти бродяги напугали меня. Поскорее бы выбраться из этого ужасного леса! Посмотрите, герр Брекховен, вот уже и Лейден виден! Как красивы при вечернем освещении красные крыши и какие большие церкви. Смотрите, вокруг стен ров с водой; должно быть, Лейден – очень сильная крепость. Мне думается, даже испанцам не взять бы его, а хорошо бы в самом деле найти такой город, про который можно было бы сказать с уверенностью, что испанцам никогда не взять его, – закончила она с тяжелым вздохом.

– Если бы я был испанский генерал, командующий соответствующей армией, я скоро бы справился с Лейденом, – хвастливо заметил Адриан. – Не далее как сегодня я изучал его слабые места и составлял план атаки, который вряд ли мог бы оказаться неудачным, так как защитниками города была бы толпа необученных, полувооруженных бюргеров.

Снова в глазах Эльзы мелькнуло странное выражение.

– Если бы вы были испанским генералом? – медленно переспросила она. – Как вы можете шутить подобными вещами, вроде грабежа города испанцами! Знаете ли вы, что это значит?.. Я слыхала, как они говорят об этом. – Она содрогнулась и продолжала: – Разве вы испанец, что рассуждаете так? – Не ожидая ответа, она заставила своего мула прибавить шагу, так что Адриан немного отстал.

Однако, когда путешественники въехали в городские ворота, Адриан снова был около Эльзы и болтал с ней; но хотя она отвечала вежливо, чувствовалось, будто между ними воздвиглась невидимая преграда. Эльза прочла его сокровенные мысли, будто угадала, что он думал, стоя на мосту и строя планы взятия Лейдена, причем в нем смутно шевелилось желание принять участие в разграблении города. Эльза не доверяла Адриану, несколько боясь его, и Адриан чувствовал это.

Через десять минут езды по тихому городу – в эти дни ужаса и шпионства люди старались как можно меньше выходить на улицу после заката, если их к тому не принуждала крайняя необходимость, – путешественники прибыли к дому ван-Гоорля на Брее-страат. Адриан попытался отворить ворота, но они оказались запертыми на засов. Уже и так выведенный из равновесия различными событиями дня, а особенно переменой в обращении Эльзы, он окончательно вышел из себя и стал стучаться с совершенно излишней энергией. Наконец после долгого бряцания ключами и стучания засовом ворота отворились, и в них со свечой в руке показался Дирк, а за ним, будто готовый ежеминутно выступить на его защиту, гигант Мартин.

– Это ты, Адриан? – спросил Дирк голосом, в котором вместе с неудовольствием слышалось облегчение. – Отчего ты не прошел боковой калиткой?

– Потому что привел вам гостей, – отвечал Адриан, указывая на Эльзу и ее спутников. – Мне не пришло в голову, что вы могли пожелать, чтобы гости пробрались к вам тайком через задний ход, точно… точно служители нашей новой религии.

Стрела была пущена наудачу, но попала в цель. Дирк вздрогнул и проговорил шепотом:

– Молчи, сумасшедший! – Затем он прибавил громко: – Гостей, говоришь ты? Каких гостей?

– Это я, кузен Дирк, я, Эльза, дочь Гендрика Бранта, – отвечала Эльза, соскользнув со своего мула.

– Эльза Брант! – воскликнул Дирк. – Как ты попала сюда?

– Сейчас расскажу, – отвечала она, – нельзя разговаривать на улице, – она дотронулась пальчиком до губ. – Вот мои друзья, гер ван-Брекховен и его жена, проводившие меня из Гааги. Они отправятся к своим родным, здешним Брекховенам, если кто-нибудь укажет им дорогу.

Поцеловав свою молоденькую родственницу, Дирк повел ее, неся седло, в комнату, где жена его и Фой сидели за ужином вместе с пастором Арентцем, тем самым священником, который говорил проповедь накануне вечером. Лизбета, с беспокойством ожидавшая возвращения мужа, встала со своего места. Такое то было ужасное время, что стука у ворот в необычный час было достаточно, чтобы напугать всех, особенно если в ту минуту дом случайно служил приютом пастору новой веры, что считалось преступлением, за которое полагалась смертная казнь. Стук этот мог возвещать не более как посещение соседа, но он мог также быть трубою смерти для всех живущих в доме, сообщая о прибытии членов инквизиции, которые несли с собой мученический венец. Поэтому Лизбета вздохнула с облегчением, когда появился ее муж в сопровождении молодой девушки.

– Жена, – обратился к ней Дирк, – это наша родственница Эльза Брант, приехавшая погостить к нам из Гааги, хотя я еще не знаю, по какому случаю. Ты помнишь Эльзу, маленькую Эльзу, с которой мы бывало играли так часто много лет тому назад?

– Конечно, помню, – отвечала Лизбета, обнимая и целуя девушку, и добавила: – Добро пожаловать, дитя мое, хотя, правду сказать, уже нельзя называть девочкой такую взрослую, милую девицу. А вот пастор Арентц, о котором вы, вероятно, уже слыхали, так как он друг вашего отца и всех нас.

– Да, слыхала, – сказала Эльза, приседая, на что Арентц отвечал поклоном, говоря серьезно:

– Приветствую тебя, дочь моя, во имя Господа нашего, приведшего тебя благополучно в сей дом, за что мы должны возблагодарить Его.

– Да, правда, г-н пастор, я должна сделать это… – она запнулась, встретившись взглядом с глазами Фоя, на открытом лице которого выражались такой восторг и изумление, что Эльза покраснела, заметив это. Но, овладев собой, она протянула руку, говоря: – Вы, без сомнения, мой двоюродный брат Фой, я бы узнала вас везде по волосам и глазам.

– Очень рад, – отвечал он просто, польщенный тем, что такая красивая девушка помнит товарища своих игр, с которым не виделась уже одиннадцать лет, – но, – прибавил он, – я должен признаться, что не узнал бы вас.