Дитя бури - Хаггард Генри Райдер - Страница 39

– Мапута! – сказал я тоном увещевания. – Какая польза от нашего выступления? Умбелази разбит, полк амавомбов не принадлежит к его войску. К чему же посылать всех этих, – я указал на ряды амавомбов, – в царство теней? Почему не двинуться к реке и не попытаться спасти женщин и детей?

– Потому что нам нужно забрать в царство теней как можно больше этих. – И он указал рукой на густые ряды узуту. – Но, – прибавил он с оттенком недовольства, – наши распри тебя не касаются. У тебя и у твоего слуги есть лошади. Вы можете еще ускакать, если во весь дух помчитесь к нижнему броду, и можете спасти вашу жизнь.

Тогда самолюбие заговорило во мне.

– Нет, – ответил я, – я не хочу удирать, когда другие будут сражаться!

– Я никогда и не думал, что ты удерешь, Макумазан. Я уверен, что ты не хочешь, чтобы тебе дали новое, позорное прозвище. Амавомбы тоже не удерут, чтобы не сделаться посмешищем всего народа. Король приказал нам попытаться помочь Умбелази в случае, если боевое счастье повернется против него. Мы повинуемся приказу короля, умирая на своем посту… Макумазан, думаешь ли ты, что можешь попасть в того грозного молодца, который осыпает нас оскорблениями? Ты меня весьма обяжешь, потому что он мне очень не нравится. – И он указал мне на воина, храбрившегося перед первыми рядами противника и посылавшего по нашему адресу громкие ругательства. Расстояние до него было не менее шестисот метров.

– Попытаюсь, – ответил я, – хотя это далеко. – Я слез с лошади, вскарабкался на кучу камней и, приложив ружье к верхнему камню, навел мушку, прицелился и, затаив дыхание, спустил курок. Секунду спустя обидчик взмахнул руками, уронил копье и упал лицом на землю.

Крики восторга вырвались у следивших за выстрелом амавомбов, а старик Мапута захлопал в ладоши и ухмыльнулся во весь рот.

– Благодарю тебя, Макумазан. Очень хорошее предзнаменование. Теперь я уверен, что наш конец будет доблестный, а это все, на что мы можем надеяться. Какой замечательный выстрел! Прощай, Макумазан! – И он сжал мне руку. – Час пробил! Я иду повести полк в атаку. Амавомбам отдан приказ защищать тебя до последней капли крови, потому что я хочу, чтобы ты видел конец битвы. Прощай!

И он поспешил в сопровождении начальников отдельных отрядов. Живым я его больше не видел.

Я же зарядил снова ружье и сел на лошадь. Я не хотел стрелять больше с такого далекого расстояния, боясь испортить свою репутацию.

Прошла минута, и первый полк противника начал наступать. Остальные два полка сели, чтобы показать, что они не хотели портить игры. Сражение должно было начаться поединком между шестью тысячами людей.

– Проучим мы этих мальчишек, – прошептал воин, стоявший рядом со мной.

Несколько секунд царила тишина. Воины наклонились вперед между изгородью тонких и грозных копий. Затем шепот пробежал по шеренгам; он звучал, как шум ветра среди деревьев – это был сигнал готовиться к бою. Затем вдалеке раздалась громкая команда, подхваченная несколькими голосами впереди и позади меня. Я заметил, что мы двигались, сперва медленно, затем скорее. Сидя верхом на лошади, я мог видеть все наступление. Казалось, будто три черные волны, окаймленные белой пеной – это были белые перья на голове амавомбов, – искрились блестками – это сверкали их широкие копья.

Теперь мы перешли в атаку. О этот натиск склонившихся перьев и глухой топот восьми тысяч ног! Узуту наступали вверх по склону навстречу нам. Мы бежали молча, и так же молча бежали они. Все ближе и ближе продвигались мы друг к другу. Уже можно было видеть их лица, уже можно было разглядеть дикий блуждающий взгляд свирепых глаз.

Затем раздался грохот – такого раскатистого грохота я никогда еще не слышал – громовой раскат столкнувшихся щитов – и сверкнула молния взметнувшихся копий.

– Убивай, амавомба, убивай! – пронесся грозный клич, и из рядов противника в ответ понеслись не менее дикие крики:

– Коли, узуту, коли!

Как огромная волна прибоя, ударившись внезапно о скалистый риф, вздымается на него и скрывает его под собою, так набросились амавомбы на полк узуту.

В три минуты от полка ничего не осталось. Мы убили всех до одного, но наших полегло около трети. Вся наша первая шеренга была уничтожена в схватке, которая длилась не более нескольких минут. Еще не кончился этот первый бой, как второй полк узуту вскочил и пошел в атаку. С победным кличем бросились мы вниз по склону им навстречу. Снова раздался грохот щитов, но на этот раз бой был продолжительнее, и так как я находился теперь в переднем ряду, то тоже принял в нем участие. Я помню, что застрелил двух узуту, которые бросились на меня с копьем. Я помню стоны раненых, крики торжества и отчаяния и, наконец, голос Скауля:

– Мы побили их, господин, но вот идут другие!

Третий полк наступал теперь на наши поредевшие ряды. Мы схватились с неприятелем и дрались, как дьяволы, даже юные носильщики вмешались в бой. Враг нападал теперь со всех сторон, потому что мы перестроились в кольцо. Каждую минуту люди умирали сотнями, и хотя амавомбов осталось уже немного, однако никто из них не сдавался.

Я сражался с копьем в руке, хотя сам не знаю, как оно попало ко мне в руки. Убитые высокими кучами лежали вокруг нас, друзья и враги, все вместе, и мы употребляли их, как бруствер. Я увидел, как лошадь Скауля взметнулась на дыбы и упала. Скауль соскользнул с нее через хвост и в следующую минуту сражался около меня, тоже с копьем в руке, и бормотал при каждом ударе проклятия по-английски и голландски.

Вдруг моя лошадь громко заржала и что-то тяжелое ударило меня по голове – вероятно, в меня была брошена боевая дубина – и после этого я ничего больше не помнил.

Когда я снова пришел в себя, то увидел, что я был все еще на лошади, которая плелась вперед со скоростью восьми миль в час. Скауль бежал рядом со мной, держась за ремень моего стремени. Он был покрыт кровью, и кровь была также на лошади и на мне. Не знаю, была ли это наша собственная кровь – мы все трое были более или менее ранены – или кровь врагов, но знаю, что вид у нас был ужасный. Я натянул поводья, и лошадь остановилась среди кустарника. Скауль пошарил в походной сумке и вытащил из нее большую фляжку с джином, наполовину разбавленным водой. Я отхлебнул большой глоток, и напиток мне показался настоящим нектаром, затем я передал фляжку Скаулю и он последовал моему примеру. Новая жизнь, казалось, влилась в мои жилы. Что бы ни говорили члены общества трезвости, но в таких случаях алкоголь незаменим.

– Где амавомбы? – спросил я.

– Вероятно, теперь все уже мертвы, начальник. И мы были бы убиты, если бы твоя лошадь не пустилась вскачь. Уф! Но как они дрались! Об этой битве будут долго рассказывать. Они унесли с собой на копьях все эти три полка.

– Это все хорошо, – сказал я. – Но куда мы теперь едем?

– В Наталь, надеюсь, начальник. Достаточно мы нагляделись на зулусов. Тугела недалеко, и мы переплывем ее. Едем, пока наши члены не одеревенели от ран.

Мы поехали вперед, пока не достигли гребня холма, с которого открылся вид на реку. Здесь мы увидели и услышали нечто страшное.

288

Под нами внизу узуту сотнями убивали беглецов. Их тащили к берегу, и здесь они погибали или на берегу, или в воде. Река была черная от утонувших или утопающих людей.

А эти душу раздирающие крики и стоны! Я даже не пытаюсь их описать.

– Поедем вверх по течению, – коротко сказал я, и мы стали пробираться сквозь колючий кустарник в более густой небольшой лесок. Бегущие изигкозы, по-видимому, и не заходили в этот лес, вероятно, потому, что берега реки здесь были очень крутые и обрывистые, а течение было очень быстрое, так как это было выше брода.

Некоторое время мы спокойно подвигались вперед, но внезапно я услышал шум. Мимо меня проскочил огромного роста человек, ломавший кусты, как буйвол. Он добежал до берега и остановился на скале, повисшей над Тугелой.

– Умбелази! – удивленным шепотом проговорил Скауль.