Смерть зверя с тонкой кожей - Александер Патрик - Страница 20

– У нас были причины. Угроза войны на самом деле существовала. Страшная угроза.

– Угроза войны существует всегда. Это как оспа.

– Угроза была вполне конкретная. Вследствие конкретного стечения обстоятельств. К счастью, в последний момент он передумал.

– А завтра он передумает ещё раз. Или на следующей неделе. Или в следующем году. И опять кризис, опять угроза. И что тогда?

Смит не пытался возразить.

– Послушай. Если решение убрать его было верным два года назад – значит оно верно и сейчас. Если дело только за целесообразностью.

– Может быть, – нехотя сказал Смит, – убивать его было неверно и тогда.

– Нет? Тогда вы меня убедили. Он заслуживает смерти – говорил ты. И Контролер говорил. Вы все говорили так. И вы были совершенно правы, – тон Эбботта был дружелюбным, почти весёлым, – Он умрёт.

– Ты представляешь, сколько вреда причинишь стране?

– Я знаю, сколько вреда страна причинила мне. А сейчас стране просто приходится иметь дело с последствиями своих действий. Как и всем нам.

– Ричард, ты просто пытаешься найти оправдания убийству.

– Нет, Фрэнк. Оно уже оправдано. Тобой и твоим начальством. Разумеется, вы не называли его убийством.

Фрэнк Смит молча отпил. Возразить тут было нечего.

– Согласен, у тебя есть причина, согласен, Нджала заслуживает смерти, согласен, правительства должны отвечать за свои действия. Согласен, согласен, согласен. Но почему ты, Ричард? Это выше моего понимания – назначить себя Господом Богом, или Немезидой, или Юпитером-громовержцем. Это ведь не твоё, понимаешь? Совсем не твоё.

– Ты усложняешь. Я не собираюсь быть Богом или кем-то там ещё. Я просто собираюсь убить одного человека.

– Великолепно!

– Русские, азиаты или люди вроде того же Нджалы делают это постоянно. Потому как им плевать на христианскую этику Запада. И на святость человеческой жизни тоже.

– Но тебе-то не плевать.

Эбботт усмехнулся.

– Это-то Контролера и беспокоило. Поэтому и понадобились все эти тесты – проверить, не понадобится ли мне стакан воды.

– Стакан воды?

– Человек, которого Сталин послал, чтобы ликвидировать Троцкого, в последний момент перенервничал. Ему пришлось сесть и попросить стакан воды. Ты это знал?

– Ему оно не слишком помешало – ледоруб Троцкому в череп он-таки засадил. Ты в самом деле думаешь, что Контролер сомневался в твоей выдержке?

– Думаю, он сомневался в выдержке любого. Ты же знаешь, он послал на тестировние одновременно нескольких агентов, – сухой тон Эбботта стал ещё суше, – А приз получил я.

Фрэнк Смит закурил сигарету, первую за сегодняшний день. Он как раз пытался бросить, и положил за правило не курить до шести вечера. Но правила созданы для того, чтобы их нарушать, как говорят фрацузы или кто-то ещё.

Он чувствовал, что обязан сделать ещё одну попытку, последнюю. И в сумраке глаз Эбботта видел, что – безнадёжную.

– Ричард, ты не обязан проходить через всё это. Я могу исправить…

Эбботт ответил не сразу:

– Я обязан пройти это, Фрэнк. Это всё, что мне осталось, единственное, что ещё придаёт смысл моей жизни. Остальное неважно.

Ладно, попробовали и это. Он знал: чтобы остановить Эбботта, понадобится больше, чем слова, больше, чем интеллигентный разговор за бокалом вина. Остановит его только пуля. Пепел к пеплу, прах к праху, насилие к насилию. Старое доброе средство, единственное, которое никогда не выйдет из моды. У немцев есть поговорка Ukraut vergeht nicht – сорная трава – не вытравишь со двора. Так и насилие. История человечества – история убийств.

Смит вздохнул и погасил сигарету – вместе с несбывшимися надеждами. Эбботт нравился ему, они были друзьями вот уже пятнадцать лет.

– Ещё вина?

– Нет, спасибо.

– Кофе? Как насчёт кофе?

Эбботт знал, что, как и всякий старый холостяк, Фрэнк Смит невероятно гордится любым своим достижением по хозяйству.

– Всё ещё предпочитаю молотый. Терпеть не могу этого растворимого мусора.

Эбботт улыбнулся:

– Хорошо.

Смит облегчённо вышел на кухню и погрузился в священнодействие, напевая под нос песенки, популярные ещё в войну. Пару раз он окликнул Эбботта, но ответа не получил. Когда кофе поднялся, он разлил его в чашечки тончайшего фаянса и довольно улыбнулся. Аромат получился божественным. Он поставил чашечки и тарелку с печеньем на поднос и осторожно понёс его в гостиную.

– Знаешь, проблема тех, кто хочет приготовить хороший кофе…

Он осёкся. В комнате никого не было.

11.

Такси нашлось почти сразу. К тому времени, когда Фрэнк Смит завершал свой кофейный ритуал, Эбботт был уже на Пикадилли.

В вестибюле своего дома Джоан Эбботт готовилась к звонку Ричарда – под двойным надзором Шеппарда и Беттс.

Шеппард не терял времени. Телефон был поставлен на прослушку. Разговор записывался аппаратурой в припаркованном рядом фургончике. Кроме того, специально для Шеппарда к телефону подключили дополнительную пару наушников.

Не хватало только Ричарда Эбботта.

– И что ты ему скажешь? – спросил Шеппард по надцатому разу.

– Что всё чисто и он может возвращаться прямо сейчас.

Её голос был блеклым и невыразительным.

– И без шуточек!

Беттс улыбнулась ей и сильнее сжала плечо.

– У тебя, наверное, легко появляются синяки? – поинтересовалась она.

Джоан чувствовала, как сжимаются её костистые пальцы. Снова навалилось чувство полной беспомощности. Слёзы опять покатились по её щекам.

– Нет, не надо плакать, – Беттс заботливо вытерла ей глаза уголком носового платка, – мы ведь не хотим, чтобы у нас был заплаканный голос?

Она улыбнулась так, что глазки сошлись в щёлочки:

– Кроме того, у тебя нет ни одной причины для плача. Пока.

Через час такого ожидания, телефон зазвонил.

Джоан взяла трубку:

– Гарфилд-корт.

– Джоан? – это был Ричард.

– Да?

– Всё чисто?

– Всё чисто. Можешь возвращаться прямо сейчас.

– Отлично. Скоро буду.

– Спроси, откуда он звонит, – прошипел Шеппард.

– Откуда ты звонишь?

Секундное замешательство.

– Из «Савойя». Почему ты спрашиваешь?

– Просто.

– Спроси, когда его ждать.

– Когда тебя ждать, милый?

– Не знаю. Скоро. Доделаю пару дел и буду.

Пауза.

– Джоан, ты чудо. Спасибо за всё.

Отбой.

– Вот и всё, – сказал Шеппард, – поднимаемся в квартиру и готовимся к приёму.

Он направился к лифту. Следом шли Беттс с Джоан, за ними трое из спецотдела. Беттс не отпускала Джоан от себя ни на шаг.

Надпись на дверце гласила, что лифт расчитан на четверых. Двое из спецотдела собирались подняться по лестнице, но Беттс остановила их: «Поместимся все». Она вдавила Джоан в угол и всей тяжестью навалилась на неё. Той показалось, что она сейчас задохнётся.

– Ты хорошая девочка, – сказал Шеппард.

– Слышала? – Беттс взяла Джоан за подбородок и задрала ей голову, – ты хорошая девочка.

Шеппард обернулся к Беттс:

– Я чуть не уссался, когда он там говорил «Джоан, ты чудо. Спасибо за всё».

Уже в сумерках Эбботт миновал Пикадилли-отель и повернул к Сёркес. Ещё одна проблема.

Эрос никогда не бывает тем же. То же и относится и к Сёркес. Но грязи вокруг хватает всегда. И девочки – какого чёрта они все натянули эти штуки, вроде больничных бахил? Разумеется, мода меняется каждую пару лет…»Отвлекаешься, – сказал он себе, – сконцентрируйся. Желательно на своих проблемах. Их у тебя предостаточно. Главное сейчас – найти шлюху, которая трахается с Нджалой».

Следуя инструкциям Котиадиса, он без труда нашёл и паб на углу Брюэр-стрит, и большую смуглую Дорис.

Она на самом деле оказалась большой. Точнее сказать – пышной. Её на самом деле было немало, но всё – на своём месте.

– Вы – Дорис?

– А ты? – дружелюбно поинтересовалась она. Судя по голосу – скорее кокни.

– Ну, я не совсем чтобы сказать друг мистера Осборна…