Камень огня - Хафф Таня - Страница 59

— Почему не подождать до ночи? — Аарон с нарочито бесстрастным видом наклонился застегнуть пряжку сандалии.

— Это не имеет никакого значения, — вмешалась девушка. Еще один долгий, задушевный взгляд между этими двумя, и Чандра треснет их головами друг о друга. — Палатон владеет Камнем. Я ощутила силу Камня и знаю, что могла бы сделать с ней. — Чародейка осторожно проверила свой фокус: он был чувствительным, но боли больше не было, хотя сила Камня оставалась постоянным фоном. — Ночь, день — для него это не имеет значения.

— Тогда мы не будем ждать. — Дарвиш затянул ремень на маленьком круглом щите. — Мы идем сейчас.

Аарон кивнул.

— Раз мы идем в открытую, предлагаю сделать так…

А там, в центре города, колокол в храмовой башне прозвонил дважды. Наступил официальный рассвет. В каждых из пяти ворот Тиволика стражники велели мускулистым парням крутить лебедку, чтобы открыть город еще на один день.

Старший стражник на Северных Воротах зевнул, почесал подмышку, куда врезалась его короткая кожаная куртка, и подумал: и зачем они утруждают себя? Считая дома богатых, вытянувшиеся вдоль реки, и дома не столь богатых, расположенные вдоль дороги, не говоря уже о новом храме, только что построенном, за стенами города было почти столько же зданий, сколько внутри. Прищурившись, стражник посмотрел на восток, где полоски розового и серого уступали место голубому и солнце огромным золотым шаром сидело посреди оливковых рощ герцога Флоринтина. Затем он перевел взгляд на длинную и пустую Северную Дорогу и вздохнул. Вот на Восточных Воротах он бы стоял хоть каждый день. Там по крайней мере нескончаемый поток рыночного движения не дает сдохнуть от скуки.

Зевая, стражник медленно вернулся под стену и прислонился спиной к прохладному камню. Первые мужчины и женщины уже направлялись за город на дневную службу в поместьях богачей. Скоро они пойдут плотной толпой. Вдруг стражник резко выпрямился и попытался одернуть смятую за ночь тунику.

— М-мудрейшая.

Он лихорадочно замахал своему помощнику. Пусть он уже два года как старший, но оставаться один на один с чародеем Четвертого не собирается. Это была та же чародейка, что стояла на воротах вчера. Но от этого стражнику не стало спокойнее.

Чародейка Четвертого смерила обоих гневным взглядом, в котором читалось едва скрытое презрение, злясь не столько на них, сколько на обстоятельства, вынудившие ее второй день подряд выходить, на рассвете к этим воротам, когда она предпочла бы еще понежиться в постели. Обстоятельства, однако, были недосягаемы, а на стражниках можно срывать злость сколько душе угодно.

— Чем мы можем служить, мудрейшая?

— Не торчите у меня под носом! — Чародейка поправила свою красно-коричневую мантию и одарила кривой усмешкой трех девушек, проходивших ворота. Их щебет стих под ее пристальным взглядом. — Продолжайте караулить чужеземца и его спутника.

Это определенно не был вопрос, но старший решил, что безопаснее ответить.

— Да, мудрейшая. Невысокий мужчина с рыжими волосами и белой кожей и высокий — темнокожий, но с голубыми глазами.

— Я знаю, как они выглядят, идиот! — прорычала чародейка. — Займите свои посты и следите! И не болтайте со слугами! — Это рычание, переходящее в опасное мурлыканье, объединяло с ней стражников. Они сочувствовали ее гневу, понимая, что он направлен вовсе не на них. — Упаси Одна, если этим торговцам-принцам придется ждать, когда им вздуют задницы.

Слуги спешили мимо поодиночке и парами, молодые и старые, мужчины и женщины, и хмурый взгляд чародейки Четвертого никого не пропускал.

— Описание бесполезно. Даже чужеземцу и пьянице хватит ума замаскироваться, раз они знают, что обнаружены. Два других чародея согласно закивали.

— Вы будете искать связанные души, — мягко пояснил лорд Рахман. — Мы знаем, что душевная связь еще действует. Вы сами сказали, будто почувствовали ее, когда выслеживали заклятие.

— С тех пор они могли снять ее, — огрызнулась чародейка.

— Вы трое заверили меня, что в настоящий момент вы — единственные чародеи Четвертого в городе. А так как все вы состоите на службе у его милостивейшего величества, то полагаю, вы бы сообщили мне, если бы к вам обратились враги трона.

Чародейка покосилась на своих собратьев. Никто из них не выглядел виноватым. И говорить, похоже, ни один не собирался.

— На «Грифоне» был чародей, — многозначительно заметила она.

Лорд Рахман хлопнул по столу пергаментом.

— Штормы вызывает чародей Седьмого, а не Четвертого. Если чародейка с «Грифона» уцелела в море и если она все еще путешествует с теми двумя, которых мы ищем, она не сможет снять заклинание душевной связи.

— Зато Палатон смог бы… — Чародейка Четвертого вложила в это имя всю свою ненависть к новому и могущественному лицу. То, что он не включился в борьбу за власть вокруг дворца, почему-то лишь усугубило ненависть.

— Палатон, как вы прекрасно знаете, Чародей Девяти и не имеет отношения к этой дискуссии. — Добродушный сарказм лорда Рахмана сменился холодом. — Довольно спорить, мудрейшая! Если вы желаете оставить службу его милостивейшего величества, скажите об этом сейчас. Если нет, вы будете подстерегать их на воротах, чтобы враги короля не ушли из города, уж коль они ускользнут от наших патрулей.

— Нас трое, а ворот пять, — произнесла она сухо. Чародеи Четвертого никого не боятся, но ей не хотелось искать нового покровителя.

— Вы будете сторожить на Речных, Северных и Рассветных Воротах.

— Днем и ночью?

— Нет. — Лорд Рахман натянуто улыбнулся — он не выносил чародеев. — Ночью можете отдыхать. В конце концов, ворота тогда заперты.

Это было две ночи назад, и вот уже второе утро она смотрит в эти тупые, бесхитростные лица, спешащие к своей тупой, бесхитростной работе. Чародейка тщательно повторила слова связующего заклинания и развязала узлы на бечевке, которые сопровождали его.

— Пусть они пройдут через эти ворота, — воззвала она к суровому богу, — и заплатят за каждое неудобство, что мне пришлось вытерпеть.

— Это глупо!

— Госпожа, пожалуйста.

— Я не замолчу. Это глупо! Глупо! Глупо! Глупо!

Чародейка Четвертого с любопытством повернула голову.

Какая-то девушка — явно купеческая дочь — приближалась к воротам. Рядом с ней семенил маленький, измотанный человечек в коричневой мантии писаря, которая почти точно соответствовала цвету его волос. Сзади, в положенных двух шагах, следовал личный стражник, прислушиваясь к разговору хозяев с откровенным удовольствием. Чародейка нахмурилась. Маленький мужчина и высокий. Она протянула свою магическую силу. Никакой связи душ.

— Если отец хочет, чтобы его торговлю благословили, почему он не пойдет в храм, в который мы ходим всегда?

— Оракул, госпожа… — тихо напомнил писарь.

Но его успокаивающий голос не оказал никакого эффекта. Когда они подошли ближе, чародейка увидела, что писарь порезался бреясь, и на его узкой челюсти все еще держался крошечный кусочек ткани. Черты его лица говорили об иноземной крови, но в городе, столь зависящем от торговли, это можно было сказать о большей части населения.

— Ну конечно, оракул, — насмешливо процедила девушка. — Жрец заявил отцу, что все знамения указывают на новый храм, а я теперь должна вставать ни свет ни заря и целую вечность тащиться в деревню! Я лично думаю, им просто нужно заполучить туда отцовы денежки, чтобы оплатить его строительство!

Чародейка была склонна согласиться с этим мнением. Из собственного опыта она знала, что деньги руководят большинством предсказаний, прочитанных жрецами. Рослый стражник, будто ощутив интерес чародейки, поймал ее взгляд и подмигнул. «Ну, ему определенно нечего скрывать». Виновные — виновные в чем угодно — не лезут на глаза чародею Четвертого. Женщина оценивающе оглядела его тесные кожаные доспехи. «И он определенно ничего не скрывает». Его глаза — большие, с длинными ресницами — были карими. Мягкими, приглашающими, карими.