Договор крови - Хафф Таня - Страница 64

Темные глаза уловили ее взгляд и удержали его. На пределе своих сил, Вики даже не попыталась его отвести. Она осознала внезапно, что ужас и отвращение, охватившие ее, совершеннейшее ничто в сравнении с ужасом, пронзительно кричащим в глазах Дональда Ли.

В сравнении с тем, что испытывал он, ей вообще нечего было бояться.

Как только начал ослабевать страх, его место немедленно заняла ярость.

«Каков должен быть человек, способный сотворить такое с другим человеческим созданием?»

Внезапно глаза мертвого человека на мгновение расширились, и выражение ужаса и страдания в них сменилось недоверчивой радостью.

Затем его лицо перестало вообще что-либо выражать.

Вики резко выдохнула, сообразив вдруг, что уже некоторое время вообще забывала дышать.

— Ты видел это?

— Да.

— Остались у тебя сомнения, что мы поступили правильно?

— Ни единого.

Они вместе склонились над боксом и опустили крышку.

Оказавшись в темноте, Генри задумался, какая часть ночи у него осталась. Прошла, несомненно, уже дюжина часов после заката, если не больше. «Почему в таком случае я не чувствую приближения рассвета?» Голод терзал его и стремился вырваться на свободу, а сталь обернулась вокруг него подобно савану, и он столь же мечтал о забытьи, сколь его и страшился.

Он мысленно перебрал все свои встречи с Вики. «Дочего же несправедливо, что целый год проносится в памяти так быстро». В то время как меньшая часть того, что их объединяло, добавляла силу голоду, большая помогала с ним бороться. Вики подарила ему свою жизнь, не только свое тело и кровь. Выковала дружбу из сложившихся обстоятельств. Помогала ему, когда это было необходимо. Доверилась ему. Получила взамен его доверие.

Страсть. Дружба. Необходимость. Доверие.

«Все вместе — это и есть любовь». Рассматривая происходящее с такой точки зрения, он предполагал, что Вики на самом деле не было необходимо говорить, что она любит его. «Хотя мне было бы приятно это услышать...»

Вампир попытался вспомнить, сколько раз он слышал эти слова. Сотни голосов выкрикивали их; женские голоса, мужские, он утешал их всех, отыскивая в прошлом мерцание золота сквозь окалину. Тысячи ночей проскользнули мимо, сотни тысяч, и изо всех них разделенная страсть и дружба, и необходимость высветили только четырех: трех женщин и мужчину, с которыми он, помимо постели, разделял и доверие, достаточное, чтобы возникла любовь.

— Джиневра. Густав. Сидони. Бет, — шептал он в темноте их имена. Скольким другим он позволил ускользнуть из памяти, забыться, но эти все еще оставались. Только четыре за все эти годы...

Двоих из них его лишило насилие, одного — несчастный случай, еще одного — время.

Он ощущал, как тоска сгущалась до состояния ощутимой реальности, угрожая сокрушить его своей тяжестью.

— Вики. — Пятое имя. Живое имя. — И, как говорится... — Хотя он знал, что это не доведет до добра, Генри прижал неповрежденную руку к крышке с силой, какую позволили ему изнеможение и боль... — ..."надежда умирает последней".

Мускулы напряглись, темнота приобрела красноватый оттенок, потом рука опустилась вниз, и его едва не оглушили удары собственного сердца, колотившегося о ребра. Генри не имел ни малейшего представления, что именно он пытался доказать.

«Еще одно, последнее усилие во имя любви?» Он слегка пошевелился, пытаясь, насколько мог, изменить позу. «По крайней мере, я не оставлю позади себя ни одного скорбящего».

Тоска переросла в отчаяние и сомкнула свои ледяные пальцы на его горле.

Было бы так легко сдаться.

«Я — Генри Фицрой, герцог Ричмондский, королевский отпрыск».

«Я — вампир».

Он слишком устал. Этого уже было недостаточно.

"Вики меня не бросит.

Вики меня не бросит. Она непременно найдет меня. У нее достанет сил для этого. Доверься ей.

Она придет".

Аннабель приходила к нему. Это она возродила его из тьмы, давала насытиться от себя, обучила всему и, наконец, отпустила.

— Прислушайся к тому, что говорят твои инстинкты, Генри. Наша природа требует, чтобы мы охотились в одиночестве. Вот твоя территория. Я отдаю ее тебе и не стану с тобой за нее бороться.

— Но разве нельзя остаться и разделить ее со мной?

Она лишь улыбалась, ласково и печально.

Он прошел вдоль всей комнаты и, повернув назад, бросился на колени у ее ног. Еще совсем недавно он не остановился бы на том, что зарылся головой в ее колени, но теперь, вопреки положению, он не мог преодолеть расстояние между ними.

Ее улыбка становилась все более печальной.

— Узы, связывавшие нас ранее, после твоего обращения почти разорваны. Если я останусь, — мягко продолжила она,— одному из нас очень скоро придется изгнать другого, и это сотрет те прекрасные воспоминания, которые мы разделяем.

Голос охотника, раздававшийся все громче у него в голове, убеждал его, что она говорит правду.

— Тогда почему,— вскричал он,— ты обратила меня, зная заранее, что так случится? Зная, что мы так недолго сможем быть вместе?

Эбенового цвета брови сошлись над переносицей, пока она раздумывала над его вопросом.

— Я думаю,— медленно произнесла она,— что в то время я забыла об этом.

Его голос поднялся, отражаясь от сырых каменных стен заброшенной башни.

— Ты забыла?

— Да. Возможно, именно поэтому мы способны продолжать свое существование как вид.

Он склонил голову, крепко зажмурился, но его природа больше не позволяла проливать слезы.

— Мне больно, словно ты вырвала мое сердце и забрала себе.

— Да. — Ее юбки прошелестели, когда она встала, и он ощутил, как ее пальцы коснулись его волос в нежном благословении.— Возможно, именно поэтому нас столь мало.

Он никогда больше с ней не встречался.

— И это, — сказал он во тьму, тогда как отчаяние нарастало и уже почти не позволяло ему дышать, — не помогает. — Конечно, воспоминания о приятном можно использовать как оружие против панического осознания, что ты попал в ловушку и остался совсем один... Но и раньше ведь существовали тюрьмы и заключенные. — Он яростно зарычал. — Я смогу справиться с этим.

«Ты можешь справиться с этим ночью, — шептало отчаяние, — но как быть, когда наступит день? Они забрали слишком много крови. И сколько еще они собираются забрать ее от тебя? Как много крови ты можешь потерять, чтобы в следующую ночь вернуться к жизни? Что еще они могут сделать из того, что ты не в состоянии предотвратить?»

Оскалив зубы, Генри пытался заглушить этот голос, который окружил его, звучал у него внутри, эхом отражался от металла, в который его заключили.

— Вики...

«Она не знает, где ты. Что будет, если она не найдет тебя вовремя? А если она вообще не придет?»

— НЕТ!

Он отпустил на свободу голод и позволил зверю своей натуры овладеть собой, и тот когтями принялся прокладывать себе путь к свободе.

— У нас нет никаких гарантий, что она намерена держать Генри в одном месте. — Вики покосилась на ярко освещенную кабину лифта и выключила фонарик. — Она может катать его по всему зданию, а мы будем вечно отставать от нее на два шага, словно в дурацкой комедии братьев Маркс[6].

— Так может, нам стоит отключить лифт? — спросил Селуччи, переступая порог и стараясь соответствовать тону подруги: «с нами шутки плохи». То обстоятельство, что каждый из них вообще еще держится на ногах, он считал истинным чудом. «Хотел бы я услышать о способности человека сохранять силу животного».

Вики покачала головой и ударила по кнопке спуска на цокольный этаж с такой силой, что едва не треснула пластиковая панель.

— Это не поможет. Лифты находятся в противоположных торцах здания. Она сможет включать их так же быстро, как мы будем выводить их из строя. Нам следует обесточить все лифты.