Смерть раненого зверя с тонкой кожей - Александер Патрик - Страница 50

Эббот взял телефонную трубку.

– Соедините меня с начальником Департамента.

Через мгновение шеф ответил.

– Вашему драгоценному другу осталось жить двенадцать минут, если не появится вертолет, – сказал Эббот и положил трубку.

– Двенадцать минут. Не так много.

– Назовите хотя одну причину, почему вы должны жить дольше.

– Я нужен своей стране.

Эббот начал улыбаться. Нжала облизнул губы.

– Любая страна получает такого вождя, в котором нуждается, и тогда, когда она в нем нуждается. Иначе она обречена. И сейчас моей стране нужен я.

– Убивать и мучить?

– Жестокость необходима, особенно на нашем нынешнем этапе развития. Я ее контролирую. Я ее сдерживаю. Если бы я попытался положить ей конец, это было бы воспринято как проявление слабости. И я оказался бы вне игры. Началась бы гражданская война.

– Каждый ублюдок оправдывает собственное злодейство.

– Не уверен в этом.

Нжала провел рукой по своим кудрявым волосам. Он говорил для спасения собственной жизни и понимал это. Если ему удастся удержать интерес Эббота хотя бы на минуту дольше срока... впрочем, кто знает. Шанс есть шанс, сколь угодно призрачный.

Да и ящик был уже открыт до конца.

– Я знаю следующее: вам, британцам, потребовалась тысяча, если не больше, лет, чтобы установить крайне несовершенную модель демократии. Великая Хартия Вольностей. Хабеас Корпус. А от нас вы ждете, что мы справимся с этим за пять минут. Ах, вы нам помогли. Но вы нас и эксплуатировали. А затем сбежали и оставили нас с конституцией, которая не работает.

– Не работает?

– Не для нас. Она слишком замысловата. Мы для этого не готовы. Нам сначала нужно пройти через наши формы феодализма, капитализма, социализма, упадка и Бог знает чего еще.

– А что общего это имеет с твоей безнравственностью?

– Я создан своей средой, как и все мы. И разрешите мне добавить, что это не порочнее, чем Елизаветинская Англия, которую вы называете Золотым Веком. Или могущественная викторианская эра. Шестьдесят славных лет. Вам когда-нибудь попадалась статистика детской проституции за 1875 год?

Наступило долгое молчание. Затем Эббот улыбнулся, но не одной из своих сдержанных полуулыбок, а по-настоящему. Это было так приятно и дружелюбно, что Нжала, расслабившись, улыбнулся в ответ.

– Знаешь, – сказал Эббот, – в конце концов, вся эта болтовня об этике, морали и сравнительной истории оканчивается ерундой. Настоящая причина, по которой я пришел сюда тебя убить, гораздо проще: ты ублюдок, и я хочу тебя убить. И я тебя убью.

Впервые Нжала стало страшно.

Глава 23

Дважды шторы качнулись от сквозняка, и Клиффорд мельком увидел комнату. Но все, что ему удалось заметить, была левая рука Эббота. Он сомневался. Если бы это была правая рука, в которой был пистолет, он бы рискнул. Особенно, учитывая то, что через секунду после этого в комнату ворвались бы люди из Особого отдела. Но левая рука... Он прицелился в нее. Это точно собьет его с ног, и люди из Особого отдела, безусловно, будут достаточно быстры. Но вдруг не получится – вдруг Эбботу хватит времени нажать на курок... Боже, он не может допустить очередного провала. Вдруг штора снова шевельнулась, чуть больше открывая левую руку Эббота. Если бы она отодвинулась еще подальше и открыла плечо, Клиффорд бы выстрелил. Выстрел бы снес Ричарду половину плеча, и у него не хватило бы времени ни на что. Он бы лежал на спине и от шока не знал, Рождество ли сегодня или Пасха.

Снайпер навел перекрестье инфракрасного прицела ночного видения и снова принялся ждать. И молиться.

Тем временем мимо окна комнаты, в которой спала Дорис, пролетел заказанный начальником Департамента вертолет и сел на лужайку возле дома.

Грохочущий шум его пропеллеров разбудил девушку.

– Ради всего святого, – пробормотала она.

Затем она услышала голоса в соседней комнате и встала.

Зевнув, обернула вокруг себя простыню и подошла к двери в гостиную, которая была приоткрыта.

Что-то в одном из голосов – и это был не раскатистый бас Нжала – показалось ей смутно знакомым.

Эббот стоял к двери вполоборота, поэтому не заметил ее появления в проеме.

– Джордж, – сказала она, – какого...

Эббот развернулся. Нжала подпрыгнул, выхватил из ящика пистолет и выстрелил.

В этот момент штора качнулась и приоткрыла окно. Все, что видел Клиффорд, был силуэт мужчины с пистолетом. Больше не сомневаясь, он выстрелил.

Выстрелы прозвучали почти одновременно.

Пуля Нжала калибра девять миллиметров, выпущенная из Вальтера Р38, попала Эбботу в грудь.

Пуля Клиффорда снесла Нжала полголовы и разметала его мозги по противоположной стене.

В комнату ворвались люди из Особого отдела, но они уже не могли помочь никому, кроме Дорис, у которой случилась истерика. Один из них отвел ее вниз и передал с рук на руки спокойной и приятной на первый взгляд женщине-полицейскому.

Смит, Шеппард и начальник Департамента были в комнате всего лишь через пару секунд. Несколько мгновений спустя появился Клиффорд.

Эббот был все еще жив, но истекал кровью. У него было прострелено правое легкое. Подошедший к нему Смит поддерживал его, не давая упасть.

Эббот с трудом заговорил:

– Меня отвлекла девушка. А Нжала выстрелил в меня, – он указал на Нжала. – У него в столе был пистолет.

Помедлив, он указал на Клиффорда.

– А этот застрелил Нжала.

– Я увидел силуэт человека с пистолетом, – сказал Клиффорд. – Это должен был быть Эббот.

– Застрелил его, – проговорил Эббот, – из оружия, специально для этого изготовленного... Славно...

Ричард попытался засмеяться, но в рот хлынула кровь, и он, казалось, потерял сознание. Смит решил, что он умер.

Затем Эббот снова открыл глаза, но Фрэнк уже не заметил в них и проблеска сознания.

– Скажите ей... я проведу ее, – проговорил он слабеющим голосом, – проведу ее по пальмовой аллее... Шаар Хаголана.

– Что?

Смит покачал его на руках.

– Что ты сказал, Ричард?

Эббот задышал шумно и прерывисто. Затем он заметил Клиффорда, попытался снова засмеяться, но захлебнулся собственной кровью и умер.

Было около половины десятого.

Глава 24

Элис намеренно весь день не подходила к радио и телевизору.

Она вернулась от матери около восьми вечера.

Девушка была слишком напряжена, чтобы есть или делать что-либо, кроме заваривания чая и бессмысленного хождения по квартире.

Она ждала чего-то. Телефонного звонка. Звонка в дверь. Знака. Предзнаменования.

И вдруг это случилось. Около половины десятого. И стало понятно, что все будет хорошо.

Соломон запел. Запел великолепно. Прекраснее, веселее, щемяще и нежнее чем когда-либо.

По ее лицу потекли слезы радости.

И она села в своей крохотной кухоньке, слушая пение Соломона, в ожидании возвращения Эббота, его поцелуев и любви, которую не потушит никакая вода и не затопят никакие потоки.