Приди ко мне во сне - Хадсон Джен - Страница 15

Она радостно улыбнулась:

– Кентукийские жареные цыплята? В Египте?

– А что такого, – ответил он, изогнув брови. – У нас сейчас здесь все по-современному.

В груди у нее поднялась волна нежности. Поддавшись импульсу, она наклонилась и поцеловала его в щеку:

– Рэмсон Габри, ты просто прелесть.

– За второй поцелуй я приготовлю тебе к ужину настоящий королевский сюрприз.

Она улыбнулась:

– Я заказываю коробку «M&M's». Без них я чувствую себя, как курильщик без любимых сигарет.

– Обычные или с орехами? Лично я предпочитаю обычные.

– Как и все истинные знатоки.

Они засмеялись и принялись за еду. Перебрасываясь шутками, они легко справились с цыплятами и салатом из шинкованной капусты. А там еще были и отварные початки кукурузы. Запивали они эти яства холодным соком из термоса.

Наконец Рэм вытер ей салфеткой углы рта и промокнул ее пальцы влажным полотенцем. Все это лежало в специальной коробке.

– А теперь позволь мне доставить тебя в отель, чтобы ты смогла немного отдохнуть. К вечеру ты должна быть красивой. Для меня.

Мери сразу стала ощупывать свое лицо.

– Боже мой, представляю, как я сейчас выгляжу!

Он взял ее руки и поцеловал кончики пальцев.

– Для меня ты всегда выглядишь, как ангел.

Она уже открыла рот, приготовившись ответить какой-нибудь дерзостью, но тут посмотрела ему в глаза, и слова застряли у нее в горле. В его глазах что-то пылало. Что-то стихийное, неудержимое. Не позволяя себе поддаться на призыв этих глаз, она быстро опустила лицо и начала рассматривать остатки их пикника.

Когда они собрали корзинку и покрывало и погрузили все то в машину, Рэм протянул ей брелок в виде верблюда с ключами:

– Может быть, ты хочешь сесть за руль своей машины?

– Это твоя машина, вот сам и садись.

По пути в Каир Мери некоторое время глядела на дорогу, а потом слегка повернулась к Рэму и принялась изучать его профиль. Изящная линия нижней челюсти, глубокие морщины на щеках, легкий изгиб носа, лучики, расходящиеся от этих невероятных, потрясающих глаз. На смуглой коже его голубые глаза казались светлыми и настолько пронзительными, что это пугало. Ветер шевелил его густые черные волосы. В них она успела заметить несколько серебряных нитей.

Рэмсон Габри был красивый мужчина, ничего не скажешь. Причем мужчина парадоксальный. Сильный и одновременно утонченный и мягкий; упрямый, но вместе с тем и уступчивый. Таких контрастов она ни в ком из своих знакомых прежде не наблюдала.

Сейчас ей очень не хотелось расставаться с ним. И вот почему: хотя объяснение того, что причиной галлюцинации была потеря жидкости организмом, и было достаточно логичным, на душе у нее все равно было муторно и тревожно. Жутковатый инцидент в Сахаре не шел у нее из головы. С Рэмом ей было спокойнее.

– Рэм.

– Да, любовь моя.

– Ведь сейчас еще рано. А что, если я тебя кое о чем попрошу?

Он улыбнулся:

– Только скажи, дорогая.

– Можешь мне не верить, но я до сих пор не видела ни сфинкса, ни пирамид. То есть я их видела, но у меня не было времени осмотреть все как следует, получить удовольствие. И я подумала…

– Молчи, дорогая, я все понял.

Они шагали к сфинксу и пирамидам. Мери восторгалась открывшейся панорамой. Конечно, она видела это много раз. Комплекс пирамид со сфинксом запечатлен на тысячах открыток и рекламных проспектов, но что такое фотографии и описания?.. Разве это может сравниться с тем впечатлением, которое возникает, когда ты видишь его живьем. Причем величие этих памятников древности не могли принизить ни автобусы, набитые туристами, ни лошади, ни верблюды, ни торговцы – их здесь было более чем достаточно, – ни даже современные асфальтовые дороги.

С трепетным благоговением она осматривала сфинкса, фантастическое создание с телом льва и человеческой головой, а затем, показав на место между его лапами, неожиданно произнесла:

– Вот здесь я была зачата.

Рэм вскинул брови:

– Зачата? Каким образом?

Она рассмеялась:

– Самым обыкновенным. Студентами мои родители провели здесь несколько недель на археологической практике от университета. Они были молоды и эксцентричны. Им пришло в голову заняться любовью вот здесь, между лапами сфинкса. Это показалось им очень забавным. Так, по крайней мере, утверждает отец. Мама об этом периоде своей жизни вообще предпочитает не распространяться. Они нарекли меня Меритатен еще до того, как я родилась.

– Ах вот оно что. Значит, ты не Мэри, а все-таки Мери, от Меритатен. А я-то все удивлялся, почему ты так странно произносишь свое имя. Если мне не изменяет память, Меритатен была старшей дочерью Аменхотепа IV и Нефертити. Всего у них было шесть дочерей.

– Да. Мои родители были очень романтичны в то время. Но через пару лет они разошлись, а я осталась с именем, которое должна постоянно объяснять.

– А если бы родился мальчик?

Она покачала головой:

– Упаси Боже. Боюсь даже об этом думать. – Она посмотрела на сфинкса и почувствовала внутри себя знакомое волнение. – Я всегда восхищалась Египтом и его историей и всегда чувствовала… что меня сюда что-то тянет. – Она засмеялась. – Может быть, это та же самая сила, что заставляет лосося возвращаться к местам, где он вывелся из икры?

– Я предпочел бы версию, будто ты появилась здесь… по иной причине. И на лосося ты совсем не похожа. По крайней мере, я таких не видел.

Она улыбнулась и вновь повернулась к удивительному монументу.

– Это выше моего понимания. Представь только, сколько людей стояли вот здесь, где сейчас стою я. И какие люди – Клеопатра, Александр Великий, Наполеон. Прямо здесь. Возможно, на этом же самом месте.

– Во времена Клеопатры сфинкс был совсем другим, – произнес Рэм. – Видишь, шея у него реставрирована, а вот здесь, смотри, что у него, а вот здесь… Говорят, что кто-то из воинов Наполеона отстрелил сфинксу нос – как раз в этих местах они практиковались в стрельбе, но я сомневаюсь, чтобы это было правдой. Зыбучий песок – вот главная причина всех разрушений памятников древности в нашей стране, ну и, конечно, загрязнение окружающей среды. Выхлопные газы и кислотные дожди гораздо вреднее нескольких выстрелов из мушкета.

– Реставрированный, не реставрированный, но он все равно великолепен.

Ветер разлохматил волосы Мери, она почувствовала на коже острые песчинки, и тут вдруг настоящее для нее затуманилось и исчезло. Из дымки времени в своем мрачном величии проступило прошлое. На месте дороги оказалось русло Нила, никаких сочных зеленых лугов – кругом один песок. А главное – сфинкс. Он был сейчас свежевыкрашен в красное, белое, голубое… Его лапы почти касались воды, на солнце сияла золотая корона, сплетенная из змей. Недавно уложенные камни погребального храма и мощеная дорожка были гладкими и чистыми. Она посмотрела на Большую пирамиду, и вместо огромных необработанных блоков увидела ровные оштукатуренные стены, поднимающиеся к верхнему золотому камню.

Одно движение ресниц, и видение исчезло.

– Ты видел это? – спросила Мери, затаив дыхание.

– Видел что?

– Я только на мгновение увидела… ладно, не имеет значения. Но, Рэм, это было восхитительно! Непередаваемо восхитительно!

Всем своим существом она сознавала, что в том, что она здесь, заключается глубокая истина. Внутри кипела радость, она выливалась наружу. Ей хотелось раскрыть руки и закричать миру: «Я здесь! Я пришла!» Хохоча, она описала вокруг Рэма несколько кругов, а затем крепко обняла его. Он тоже засмеялся и схватил ее за руки.

– Это чудесно! Давай посмотрим все! – воскликнула Мери.

Заразившись ее весельем, он потащил ее вперед:

– Пошли, я покажу тебе все. Я лучший гид в Каире.

Она хихикнула. Где же это я уже слышала такое? По-видимому, это в Египте стандартное выражение. Но гидом он был действительно превосходным. Они сфотографировались у сфинкса и купили ожерелье из скарабеев [12]. Торговец, с которым Рэм очень долго торговался по-арабски, утверждал, что эти жуки очень древние.