Психиатрические эскизы из истории. Том 2 - Ковалевский Павел Иванович - Страница 82

Иначе и не могло быть. Приступы эпилепсии в той поре жизни у Наполеона усилились, а такие приступы не остаются бесследными для умственной деятельности. Поэтому весьма естественно, что даже гений Наполеона, под ударами этого небесного бича, должен был ослабеть и тускнеть. Это не значит, что гений Наполеона опускался до слабоумия. Да и припадки, с устранением резких жизненных потрясений, ослабели. Но важно то обстоятельство, что под влиянием приступов падучей даже гений, если он не принимает скоро борьбы с этой тяжкой болезнью, подвергается некоторой диссоциации.

Признание Наполеона эпилептиком – не новость. Лучшие современные невропатологи почти все того мнения. Если же не все современники считали Наполеона эпилептиком, а особенно его врачи, то это обусловливается недостатком надлежащих знаний об эпилепсии в то время и значительным успехом по этому отделу в настоящий момент. Будет достаточным сказать, что в то время эпилепсия считалась решительно неизлечимой болезнью, тогда как мы смотрим на эту болезнь далеко более светлыми глазами и встречаем немало случаев излечения от нее.

Страданию Наполеона эпилепсией Lombroso посвятил целую статью. Доводы, на основании которых Lombroso признает Наполеона эпилептиком, следующие: отец Наполеона алкоголик, Наполеон был мал ростом, имел большую нижнюю челюсть, выдающиеся скулы, глубокие впадины глаз, асимметрию лица, редкую бороду, слишком короткие ноги, сгорбленную спину, любил тепло, слишком чувствителен был к пахучим веществам и метеорологическим колебаниям, страдал мигренями, имел тик лица, плеча и правой руки, судороги в левой ноге при гневе, жевательные движения челюсти, чудовищное самолюбие, эгоизм, вспыльчивость и импульсивность, склонность к суеверию, противоречия характера, бессердечность, отсутствие нравственного чувства, недостаток этического чувства и даже недостатки в мышлении. «Из всего этого, – говорит Lombroso, – мы усматриваем, что в этом великом человеке произошло полное слияние гения с эпилепсией не только судорожной, мышечной, но и психической, выражавшейся в импульсивных действиях, затемнении умственных способностей, цинизме, чрезмерном эгоизме и мегаломании (бред величия)».

«Из этого примера, являющегося в природе не единственным, мы можем вывести заключение, что эпилепсия может быть одним из составных элементов гениальности…» Дальнейший вывод Lombroso еще более поразительный: «Гениальность есть форма психоза на почве вырождения с признаками специального или эпилептического характера…»

В другом месте я касался несостоятельности и безнадежности взгляда Lombroso, что гениальность есть психоз. Единственный пункт, по которому я мог бы сколько-нибудь согласиться с Lombroso в этом отношении, это тот, что и гениальность, и душевная болезнь суть необыкновенные жизненные явления, причем гениальность, однако, не есть болезнь, а особый дар природы и величина положительная, тогда как душевная болезнь есть прежде всего болезнь, и притом величина отрицательная.

Какие же доказательства Lombroso имеет за то, что гениальность есть эпилепсия? Прежде всего то, что многие гениальные люди, как Магомет, Цезарь, Петр Великий, Петрарка и проч., были эпилептики. Что же в этом особенного? По всему вероятию, они страдали и лихорадкой. Значит ли это, что гениальность есть лихорадка? Страдали эти люди и другими болезнями, но это все-таки не значит, что гениальность есть проявление этих болезней… Совпадение двух состояний вовсе не означает их сродства, а в огромнейшем числе случаев только лишь простую случайность. Уже это потому так, что гениальность – явление прирожденное, а эпилепсия может быть приобретенной. Приобрести эпилепсию весьма легко, но дает ли эта эпилепсия такому страдальцу хоть каплю гениальности? Нет. Это фальшь. Появившаяся эпилепсия не только не способствует развитию умственных способностей и расширению их деятельности, а, напротив, их угнетает, подавляет и уничтожает. Я не буду останавливаться на этом вопросе, так как я его касался в другом месте. Во всяком случае, факт не подлежит никакому сомнению, что ни приобретенная, ни прирожденная эпилепсия никогда не дают улучшения умственных способностей и характера, а, напротив, идиотизм, тупоумие и слабоумие, и счастливы те эпилептики, которые в течение всей жизни удерживают свои умственные способности и характер в добром и благоприятном состоянии. А между тем мы знаем, что между гениальными эпилептиками можно указать таких, у которых эпилепсия произошла от случайных причин, как: непомерное пьянство, распутная жизнь, чрезмерные потрясения и проч. Такие люди были гениальными и раньше, чем они стали эпилептиками, и приписывать их гениальность эпилептическому неврозу – нелогично, неосновательно и неразумно.

Но этого мало. Если гениальность есть эпилептический невроз, то отсюда следует, что все гениальные люди должны быть эпилептиками. Однако это несчастье, к великому счастью, минует весьма многих гениальных людей. Гениальных людей эпилептиков так мало, что они все наперечет; гениальных людей неэпилептиков так много, что их всех перечесть нет физической возможности. Отсюда естественный вывод – гениальность никоим образом не является эпилептическим неврозом. Те проявления легкой дегенерации, которые наблюдались у Наполеона, правда, могут иметь генетическую связь с эпилепсией, но они не имеют никакой связи и никакого отношения к гениальности. Это есть простое совпадение, простая случайность.

Многие настаивают на том, что Наполеон имел эпилептический характер. Он был бессердечен, кровожаден, эгоист, необычайно самолюбив, человеческие жизни для него не имели никакого значения и т. д. Если бы даже это было и так: Наполеон имел эпилептический характер. Что же тут особенного? Наполеон был эпилептик, а потому и проявлял эпилептический характер. Правда, не все эпилептики проявляют эпилептический характер; но что же странного и удивительного в том, что тот или другой эпилептик проявит эпилептический характер! Вот если бы было доказано, что эпилептический характер именно всегда сопровождается гениальностью или что все гении обладают эпилептическим характером, – это другое дело. На деле же это вовсе не так: эпилептический характер никоим образом не сопровождается гениальностью и совершенно неверно то, чтобы все или многие гении проявляли эпилептический характер.

Но если бы даже и так, что эпилептический характер имел сродство с гениальностью, то действительно ли у Наполеона был эпилептический характер? Прежде всего должно отличать Наполеона государственного деятеля и Наполеона человека. Кровопролитие войны, разорение государств, лишение миллионов людей благосостояния в течение военного времени – все это одно, а убийство, грабеж, мошенничество – другое. В силу тяжелых и жалких стечений обстоятельств жизни первое – добродетель, второе – преступление. Знаменитый полководец – герой, и тем больший герой, чем он больше истребит людей, разорит городов и государств и пустит по миру вдов и сирот голодных и раздетых… Разбойник, убивший людей, разоряющий города, оставляющий вдов и сирот, награждается виселицей. Такова мораль жизни…

Наполеон, безусловно, был истребителем людей, государств, городов, деревень и т. д. Но был ли он в жизни таким же бессердечным убийцей… Хирурги тоже режут многих, но это им ставится в добродетель… И терапевты направо и налево расточают яды, но это опять не эпилепсия.

Еще и то должно иметь в виду: можем ли мы нашей меркой, меркой среднего человека, мерить гения! Quod licet Jovi, non licet bovi… Этот вопрос имеет весьма важное практическое значение, ибо мы в жизни видим уже на деле проведение мысли надеть узду на деятельность людей выдающихся в угоду и для выгоды ограниченной толпы. Преимущества труда и ума выдающегося стремятся подчинить для средней толпы. Примеры этому мы могли бы в жизни заимствовать в весьма множественном числе. Но так как это вопрос слишком жизненный и реальный, то лучше мы его оставим в стороне.

Если у Наполеона отделить то, что принадлежит ему, как полководцу, главнокомандующему, воину и государственному реорганизатору, то в характере Наполеона-человека мы найдем все то, что и у каждого человека, и ничего общего с эпилептическим характером.