Влюбленные мошенники - Гэфни Патриция - Страница 6

Ну и шут с ним! По правде говоря, она была скорее рада, чем разочарована. Да, деньги ей нужны позарез, но откровенная кража все-таки не в ее духе. Слишком примитивно, слишком грубо. Интересно, знает ли Генри хоть одного скупщика краденого? Он никогда об этом не говорил. Насколько ей было известно, сам он никогда взломщиком не был. И ей казалось, что даже при самых отчаянных обстоятельствах, будь он сейчас здесь, он посоветовал бы действовать старым проверенным способом – мошенничать, не прибегая к воровству.

После ужина мистер Суини заявил, что хочет слегка размяться, поэтому они пожелали ему доброй ночи в холле гостиницы, после чего мистер Кордова – нет-нет, просто Эдуард! – проводил ее до дверей номера. Там они немного задержались: казалось, он не меньше, чем она сама, жалеет о том, что вечер кончился так скоро. Разумеется, не могло быть и речи о том, чтобы пригласить его в комнату, но… Не будь на ней монашеского облачения… Что бы было тогда? А? Если бы они встретились как обычные путешественники, одинокие и ничем не связанные, устроившиеся на ночлег в отеле «Саратога»? При одной мысли об этом сердце у нее забилось учащенно, а щеки запылали румянцем. Она скорчила гримаску в досаде на собственную глупость. Хорошо, что он ее не видит!

Правило номер один, которое Генри заставил ее затвердить много лет назад, гласило: никаких личных чувств, пока ты на работе. До сегодняшнего вечера соблюдать его было совсем нетрудно. Но раз уж у нее вообще появился соблазн нарушить запрет, это могло означать лишь одно: во всем виновато «Шато-Дю-Как-Его-Там». Она явно выпила на бокал больше, чем следовало.

После многозначительной паузы Эдуард произнес с подкупающей вежливостью, доходившей до самого ее сердца:

– Мне не хотелось бы вас обидеть, но… могу я сказать вам нечто личное?

– Обидеть? Я уверена, что вы на это не способны.

– Я лишь хотел заметить, что у вас совершенно особенный аромат… тонкий букет, если можно так выразиться. Он напоминает мне лучшие марки вин. Раз услышав, я его никогда не забуду.

Она стояла, прислонившись к стене. Эдуард был на полголовы выше и теперь склонился над ней, опираясь рукой о низкую притолоку двери у нее над головой. Его признание в том, что он ощущает «тонкий букет», ее ничуть не удивило: она тоже слышала его аромат. Никаких сомнений, это действительно была лавровишневая вода.

– И как бы вы определили сущность этого «тонкого букета»? – спросила она беспечно, хотя втайне почувствовала себя польщенной.

Он сложил большой и указательный пальцы щепоткой. Ей этот жест показался утонченным, набожным и в то же время безумно волнующим.

– Запах и его сущность – это совсем не одно и то же. Запах сам по себе… это хорошее мыло с абрикосовой или апельсиновой отдушкой. Думаю, речь идет об абрикосе. Но вот сущность…

Сестра Августина ждала, затаив дыхание.

– Его сущность я определил бы как… дуновение благодати.

Она ахнула. Эдуард Кордова напрягся, чутко прислушиваясь. Его черные брови сошлись на переносье.

– Что-то не так?

– Благодать, – прошептала она с долгим вздохом. – Вы угадали мое имя. Грейс[4] – так меня звали до того, как я дала обет.

– Какое поразительное совпадение!

Лицо Эдуарда Кордовы придвинулось так близко, что она различила жилку, бьющуюся у него на шее чуть ниже левого уха. Ей хотелось коснуться кончиками пальцев одной из чарующих ямочек в уголках его чудесного рта. В синих стеклах очков отражались ее собственные полуоткрытые губы и полные телячьего восторга глаза. Это ее немного отрезвило.

– Спокойной ночи, – прохрипела она. На сей раз «очаровательная хрипотца» гласных была ясно слышна даже ей самой.

– Спокойной ночи.

Но он так и не сдвинулся с места, поэтому она тоже решила не шевелиться.

– Это был незабываемый вечер. Спасибо, что провели его со мной.

– Это я должна вас благодарить! .

Его выразительный рот буквально завораживал ее. Сестра Августина даже не сразу заметила, что Эдуард Кордова протягивает ей руку для прощания, и сообразила что к чему лишь после того, как он поднял руку повыше, нечаянно коснувшись кончиками пальцев ее груди. Она отшатнулась.

У него на лице промелькнуло недоуменное выражение, быстро сменившееся беспокойством, но сестра Августина была готова на все, лишь бы уберечь его от смущения. Вжавшись в стену, чтобы он не догадался, как мало между ними места, она сунула ему руку для пожатия. На секунду его сильные длинные пальцы сжали и тотчас же выпустили ее ладонь.

– Спокойной ночи, – повторили они хором. Лишь много позже, ворочаясь в постели в тщетной попытке уснуть, сестра Августина вспомнила об обещанном пожертвовании для сиротского приюта. Она так и не достала для него бланк перевода. Не говоря уж о том, чтобы помочь ему вписать сумму прописью.

Глава 2

Решение прикинуться слепцом осенило Рубена на полпути между принадлежавшим Баду Уайти салуном «Лови момент» и конечной станцией дилижансов «Уэллс-Фарго» в Монтерее. И виной всему была гора сундуков и чемоданов на крыше почтовой кареты.

Поначалу никакого четкого плана у него не было: подвернулся благоприятный случай, вот он и подумал, что нельзя его упустить. Почему именно слепцом? Да просто потому, что он никогда раньше этого не делал. Вернее, был в его жизни случай, когда ему было лет восемь или девять и он ,в течение двух недель довольно успешно изображал попрошайку на деревянной ноге на углу Четвертой улицы и Второй авеню, но с тех пор ему ни разу не приходилось прикидываться инвалидом, и он решил, что пора попробовать себя в новой роли. К тому же при нем случайно оказались все необходимые принадлежности: толстая ротанговая трость, выигранная накануне вечером в покер у Брайди Макколла, и синие очки для считывания фосфоресцирующих меток на крапленых картах.

Ну и, наконец, он пребывал в приподнятом настроении, располагающем к новым приключениям. А все потому, что после трехдневного пребывания в Монтерее карманы у него потяжелели на две тысячи долларов. Правда, до сорока пяти сотен, которые он задолжал братьям Крокерам, не хватало больше половины, но по крайней мере теперь они его не убьют. Во всяком случае, не сразу.

Да и что еще ему оставалось делать? До Сан-Франциско было два дня пути по пыльной дороге. Не сидеть же сложа руки! Он по опыту знал, что аферы, основанные на чистой импровизации, имеют не меньше шансов на успех, чем тщательно обдуманные заранее. А главное, чему научила его жизнь в этом грешном мире, – доверять своим инстинктам. Чувствуя, что ему привалило везенье, Рубен Джонс решил попытать счастья в новом деле.

Увы, приманка оказалась пустышкой: сундуки и чемоданы на крыше дилижанса были набиты не пожитками какого-нибудь жирного гуся, которого он намеревался ощипать, прикидываясь немощным слепцом, а побрякушками из китайского музея. И пусть они, как утверждал мистер Суини, «бесценны», Рубен никогда не опускался до воровства и гордился этим. Он был свободным художником, мастером игры на доверии, а не вульгарным взломщиком.

Но хотя очки и трость не пригодилась ему для дела, Рубен ничуть не жалел о затеянной игре. Будучи «слепым», он мог беспрепятственно любоваться через проход тряского экипажа на сестру Августину, пытаясь на досуге угадать, куда она этим утром заткнула свой изящный пистолетик двадцать второго калибра: за правую подвязку или за левую?

Смешно было думать, что это одна из немногих вещей, которые он о ней не знает. То есть он, конечно, не стал бы утверждать, будто знает о ней абсолютно все, но уж по сравнению с мистером Суини или ковбоем мог считать себя настоящим академиком. Рубен, к примеру, знал, что на самом деле она по крайней мере лет на пять моложе, чем выглядит в своем монашеском черном балахоне. Застав ее в натуральном виде, он дал ей не больше двадцати двух лет, ну самое большее, двадцать три. И еще он знал, что под черным апостольником, или как там называется это дурацкое покрывало, она прячет целую гриву длинных вьющихся волос изумительного цвета старого золота.