Роковое сходство - Гэфни Патриция - Страница 68

– Прости, прости…

Броуди оторвался от своего занятия и склонился над ней.

– Ты просишь прощения? – недоверчиво переспросил он. – За что, Энни?

Опьяняющий смех вскипел у нее в груди, но так и не вырвался наружу, превратившись в затяжной стон, потому что Броуди снова прижался к ней ртом. Не может быть, чтобы это было нормально, наверное, это некое ужасное извращение, которому он научился в какой-нибудь дикой, варварской, нецивилизованной… Анна забыла, какое слово должно за этим последовать, вообще утеряла способность мыслить. Она таяла, ее плоть плавилась и кипела в огне, она превратилась в очаг не передаваемого словами желания, и грань была, все ближе, ближе…

Броуди в точности угадал этот момент и поднялся с пола, рывком увлекая ее за собой и крепко прижимая к себе.

Потрясенная до потери рассудка, Анна ухватилась за него, вся дрожа, что-то бессвязно бормоча и ничего не понимая. Он отпустил ее и принялся расстегивать брюки. Она ощутила холодок в животе и отвернулась, но уголком глаза продолжала следить, как он стягивает их и отбрасывает в сторону. Но вот он опять повернулся к ней и остановился неподвижно. Анна не была трусихой. Она посмотрела на него:

– О, Джон…

Должно быть, она сказала это вслух, хотя сама не заметила. В комнате не было другого освещения, кроме лунного света, но даже в этом неярком серебристом сиянии Анна увидела куда больше, чем хотела: нечто смутно белеющее в полутьме, огромное, устрашающее, вскинутое, как копье. Броуди взял ее дрожащие руки и поднес их к губам. Она заподозрила, что будет дальше, и ее догадка оказалась верна, но не успела она хоть что-то предпринять, как Броуди ее опередил: сжал ее пальцы вокруг своей мужской плоти и удержал их, когда она попыталась отдернуть руки. На миг оба они затаили дыхание.

Очень скоро Анна убедилась, что он ей совсем не противен: она держала в руках нечто упругое, теплое и бархатистое на ощупь. Когда Броуди взял ее за плечи, она начала осторожно и бережно исследовать неожиданный подарок. А потом она увидела его лицо – такое открытое, беззащитное, взволнованное, – и последние остатки страха улетучились. Расстановка сил переменилась в мгновение ока. Они были равны.

– Давай ляжем в постель, – предложил Броуди. Они вытянулись на кровати бок о бок, целуясь и обнимаясь, тихонько вздыхая и переговариваясь шепотом.

– Я хочу целовать тебя везде, – жарко признавался Броуди, заставляя ее дрожать от нетерпения. – Тебе это нравится, Энни?

Его пальцы забрались в мягкое гнездышко волос у нее между ног; он нажал коленом, еще шире раздвигая ее ляжки.

– Да, да, нравится… ах! Да, да!

Его пальцы скользнули внутрь, и он принялся ласкать ее, пока она не застонала сквозь зубы, вцепившись ногтями ему в плечо.

И вот он уже оказался сверху и осторожно проник в нее, не сводя внимательного взгляда с ее лица. Она была подобна шелку, смазанному маслом.

– Энни, Энни, – повторял он снова и снова, стараясь двигаться как можно осторожнее. – Тебе не больно?

Анна лишь улыбнулась в ответ. Больно ли ей? Она обхватила его руками и ногами, упиваясь блаженством близости, чувствуя, как облегчение и радость окутывают их обоих волшебным плащом.

– Почему ты пришла? – спросил Броуди, не отрываясь от ее губ. – Зачем ты вернулась?

– Я хотела тебя увидеть… Просто увидеть тебя… – Они опять страстно поцеловались, а потом перестали, чтобы не отвлекаться. Броуди позабыл, что надо сдерживаться, быть терпеливым и делать все вовремя, позабыл об осторожности, когда почувствовал, как нежно пульсирует ее плоть, как она сжимается и распускается вокруг него подобно цветку. Они достигли вершины вместе – легко и просто, безо всяких усилий, и для Анны это стало ответом на все вопросы, самым чудесным решением, о каком она только могла мечтать.

* * *

– Мою мать звали Элизабет Броуди. Она была родом из Ирландии. Когда я был маленьким, она казалась мне очень красивой. Волосы у нее были почти такого же цвета, как у тебя, Энни. Но очень скоро она превратилась в старуху. Ей было тридцать шесть, когда она умерла.

– Отчего она умерла?

Пальцы Броуди поглаживали волосы Анны, рассыпавшиеся у него по груди, но, услыхав вопрос, он захватил полную горсть и сжал в кулаке.

– Она надорвалась на работе. Чтобы мы с Ником не умерли с голоду.

Анне стало зябко, она натянула одеяло, укрывая и себя, и Джона. Она лежала на сгибе его локтя, положив голову ему на плечо, а руку – на грудь.

– Расскажи мне о ней.

Броуди прижался губами к ее лбу.

– Я никогда раньше никому о ней не рассказывал. Но тебе я хочу рассказать.

Анна закрыла глаза и стала ждать.

– Ее семья была небогата, но родители дали ей хорошее образование. Она покинула родной дом, когда ей исполнилось восемнадцать, и отправилась в Уэльс, чтобы занять место гувернантки. Ее нанял Риджис Ганн, граф Бэттиском. Он жил в старинном особняке в долине Глеморган. Его жена умерла, оставив ему маленькую дочь. Моя мать полюбила Ганна, и стала его любовницей.

Анна тихонько гладила его по груди, но теперь ее рука замерла.

– Он был твоим отцом?

– Да. Его дочь умерла от лихорадки, а через какое-то время моя мать родила двойню – Николаса и меня. Мы жили в большом особняке, похожем на дворец, как одна семья, пока нам с Ником не исполнилось шесть лет. Граф по полгода проводил в Лондоне, у него там были деловые интересы. Нашу с Ником мать он выдавал за экономку. Поблизости не было других поместных дворян, так что сплетничать про них было некому, кроме слуг. Матушка пользовалась всеми привилегиями законной супруги, да и по сути была ему настоящей женой. Нам с Ником она дала надлежащее воспитание.

– А потом? – спросила Анна, когда он умолк.

– А потом… потом все изменилось. Всю правду я узнал лишь много лет спустя, когда она уже умирала. Она рассказала все мне, но утаила от Ника.

Анна приподнялась на локте, чтобы видеть его лицо.

– Однажды мама получила письмо от графа из Лондона, где сообщалось, что он возвращается домой через две недели с новой женой. Он распорядился, чтобы мы переехали из господского дома в один из принадлежавших ему коттеджей в деревне. Ничего не изменится, писал он, она по-прежнему останется его любовницей, у нас будет все, что нам нужно. Он будет часто навещать нас.

Анна отвернулась, щадя его чувства.

– Как поступила твоя мать?

– Она уехала. В тот же день собрала все наши вещи и покинула дом. Ради нас она старалась сделать вид, что это такая игра. Приключение. Нам было всего по шесть лет, но мы видели, как ей тяжело. Она никогда не плакала при нас, но мы все знали.

– Куда же вы поехали?

– В Лланучлин. Это небольшое селение в дальнем конце озера Бала. Мама нашла работу прядильщицы, и мы поселились втроем в полуразвалившейся лачуге.

Броуди рассеянно погладил ее по затылку, проводя пальцами, как гребешком, по шелковистым волосам.

– Это была безрадостная жизнь, – признался он после минутного молчания.

– Почему она не вернулась в Ирландию?

– Потому что семья не приняла бы ее обратно.

– О господи, Джон! А граф? Он вас так и не нашел, не приехал…

– Один раз приезжал. Сам я этого не помню, об этом потом рассказала мать. Он приказал ей вернуться назад. Она отказалась наотрез. Произошла страшная ссора. Он уехал, и больше они друг с другом не встречались. Всякий раз, как он посылал ей деньги, она возвращала их обратно. А потом у него появился законный наследник, сын от его второй жены, и тогда деньги и письма перестали приходить.

Анна опять положила голову на плечо Броуди и обняла его, стараясь не заплакать, хотя слезы то и дело наворачивались ей на глаза.

– Должно быть, вам пришлось очень нелегко.

– «Нелегко» – это не то слово. Эта жизнь убила ее, С тех самых пор я возненавидел отца.

Анна вздрогнула, словно ощутив ледяное прикосновение, и крепче притянула его к себе, чтобы согреть.

– Почему твоя мать не говорила Николасу то, что рассказала тебе? – спросила она, прижимаясь губами к ямочке у основания его горла.