Лили (Том 2) - Гэфни Патриция - Страница 3

– Что мне делать. Лили? – сказал он, стараясь скрыть свое отчаяние. – Я пока не могу дать тебе опия. Как я могу тебе помочь?

Девушка лишь беспомощно взглянула на него в ответ. Все было безнадежно. Вскоре она опять начала метаться на постели, подогнув колени и схватившись рукой за ребра. Он не знал, что делать. Правой рукой она дотянулась до края матраца и ухватилась за него.

– Хочешь опять на бок? – догадался Дэвон. Она с благодарностью кивнула. Поворот вновь получился очень медленным и мучительным, но в конце концов они достигли цели. Он опустился на колени возле кровати, погладил ее по щеке и поправил одеяло.

– Постарайся уснуть.

Лили покорно закрыла глаза, но сон не шел к ней. Ни в одном положении она не могла находиться долго. Дэвон двигал и поворачивал ее, время от времени принимаясь вновь обтирать влажной салфеткой истаивающее от жара тело. Ночь тянулась невыносимо долго, в конце концов боль и усталость истощили ее самообладание. Ближе к рассвету, не в силах больше терпеть молча, Лили вновь залилась тем же тихим и жалобным плачем, который встретил его по приходе.

Дэвон не мог этого вынести. Схватив флакон с настойкой опия, он плеснул немного в чай и заставил ее выпить всю чашку, а потом обогнул кровать и забрался под одеяло рядом с нею Лили попыталась взглянуть на него через плечо, но волосы упали ей на глаза. Он отвел их в сторону и устроился на боку позади нее, просунув одну руку ей под талию, а другую положив на бедро. В этих легких прикосновениях не было и намека на страсть, просто ему необходимо было ощущать ее рядом. Наконец Дэвон начал говорить.

Он рассказал ей о том, что они будут делать, когда она поправится. Приходилось ли ей бывать в Пензансе? Нет? Вот и отлично. Значит, первым долгом они отправятся именно туда. Западный ветер там такой теплый, что фуксии даже зимой вырастают высотой с деревья. В садах цветут камелии, мирт, тамариск, дрртензии. А все изгороди усыпаны диким инжиром. На болотах растут орхидеи, а вершины холмов покрыты редким красным клевером. Так и горят на солнце. А была ли она на Краю Света? Туда они тоже съездят непременно. Там находится замок короля Артура. Говорят, Тристан тоже там жил. Он покажет ей кромлехи и дольмены [1], тогда она поймет, почему корнуэльцы до сих пор верят в существование великанов. А потом они отправятся в Сент-Остель полюбоваться залежами фарфоровой глины, белыми, как лунные горы, сверкающими на солнце. А может, она хочет спуститься в его рудник? Если хочет, он се туда свозит. И еще он отвезет ее в Лизард-Пойнт и покажет ей камень-змеевик, красивый, как ее глаза, зеленый, испещренный красными и пурпурными полосами.

Дэвон говорил, пока у него не пересохло в горле, а голос не стал хриплым. Рассказывая ей о своих грандиозных планах, он тихонько поглаживал ее по плечу, по руке, доходя до изгиба бедра, и вновь поднимался кверху. С рассветом дождь внезапно прекратился, и в наступившей тишине он услыхал ее глубокое ровное дыхание. Она уснула, и Дэвон осторожно повернулся на спину, чувствуя, как бегут мурашки по левому боку, затекшему от неподвижности. Он закрыл глаза, по-прежнему легонько обнимая се за талию, боясь убрать руку хоть на минуту. Им овладела слабость, порожденная не только усталостью, но и ощущением великого облегчения. Лили поправится. Его захлестнуло чувство благодарности. Много лет ему не за что было благодарить Бога.

Но теперь час для этого настал.

* * *

Худшее было позади.

Хорошенько выспавшись. Лили обрела способность переносить боль. Настойка опия, по-прежнему принимаемая малыми порциями, стала приносить ей облегчение, хотя раньше она совершенно не помогала. На третий день девушка проспала круглые сутки. Доктор Пенрой с гордостью отметил, что ему удалось предотвратить серьезную лихорадку, но для пущей надежности решил еще раз пустить ей кровь. Дэвон запретил процедуру, возразив, что пациентка и без того слишком слаба и что кровопускание как метод лечения ему вообще не по душе. Маленький сутулый сельский лекарь вытянулся во весь рост и возмущенно осведомился, кто тут врач. Дэвон ответил, что с утра пошлет в Труро за молодым доктором Маршем. Оскорбленный доктор Пенрой покинул дом, хлопнув на прощание дверью.

Ужаснувшись предписаниям коллеги, доктор Марш прописал камфарное масло для облегчения боли в горле, и буквально через день воспаление спало, вскоре Лили смогла глотать и даже разговаривать без особого труда. Больше всего ей досаждали сломанные ребра, острая боль еще долго держалась после того, как другие повреждения зажили. И все же по прошествии пяти дней она смогла сесть, а через неделю – хотя и не без посторонней помощи – сумела медленно пройти по комнате.

Обычно ей помогала Лауди или Роза. Клей навещал ее почти каждый день, заглядывая иногда хоть на несколько минут, если на большее не было времени. Поначалу его заботливость приводила Лили в замешательство. Они были почти незнакомы, а разделявшие их общественные преграды – как реальные, так и те, в существование которых он не мог не верить, – должны были бы свести его интерес к самой поверхностной вежливости. Но она вскоре убедилась, что сочувствие Клея объясняется его природной добротой и искренним расположением к ней. Отбросив сдержанность, Лили стала с нетерпением дожидаться его визитов: ведь ему всегда удавалось ее развеселить. Увы, со свойственной ему бесшабашной живостью и чувством юмора Клей частенько заставлял ее смеяться. Это стало единственной помехой, омрачавшей их общение, поскольку смех вызывал у нее невыносимую боль.

Дэвон тоже приходил каждый день утром и вечером, точный, как часы, однако его компания не радовала Лили. События первых дней после избиения по большей части расплылись у нее в памяти темным пятном, и только воспоминание о его доброте, проявленной в самую долгую и мучительную ночь ее жизни, осталось кристально ясным и неизгладимым. Но теперь ей трудно было примирить в сознании образ этого чопорного, неулыбчивого, томительно вежливого визитера с воспоминанием о человеке, чье терпение и сострадание в последний момент удержали ее на краю, не позволив соскользнуть в бездну отчаяния. Во время своих визитов Дэвон держался холодно и отчужденно, будто они были едва знакомы. Видно было, что ему самому неловко от этих посещений, словно что-то из их общего прошлого тяготило его.

Ей нетрудно было вообразить, что именно его смущает, поэтому ежедневные визиты хозяина Даркстоуна стали для Лили столь же тягостными, сколь желанными были посещения его младшего брата. Справившись о ее здоровье, Дэвон больше не находил темы для разговора, она тоже не знала, что сказать. Но вместо того, чтобы просто встать и уйти, он продолжал сидеть, уставившись в пространство. Наконец молчание становилось нестерпимым, вызывая "у Лили неудержимое желание закричать, и тогда, пробормотав на прощание какую-нибудь дежурную любезность, он уходил.

Однажды вечером он не пришел. Опаздывает, подумала Лили, увидев, что часы показывают половину девятого. Интересно, чем он занят. Уверяя себя, что рада его отсутствию, она взбила подушки и принялась за чтение, думая, что он уже не придет, без четверти девять она закрыла книгу, заложив страницу пальцем. Кажется, это чьи-то шаги раздались в коридоре? Отчетливо слышался лишь далекий размеренный шум волн, разбивающихся о берег, да назойливое гудение мошкары за окном. Больше ничего. Лили обвела взглядом углы комнаты, погруженные в глубокую тень, и слабо освещенный белый потолок. Запах ночных цветов проникал через окно из раскинувшегося внизу сада. Она вновь перевела взгляд на страницу, но буквы расползались у нее перед глазами, как муравьи. Он не придет.

В десять вечера послышались шаги. Сердце подпрыгнуло у нее в груди. Дверь открылась, и в комнату впорхнула Лауди.

– Что это ты вся красная, как рак? – заметила она, вглядываясь в лицо подруги в неверном свете свечи. – Может, у тебя жар?

– Нет.

– Гэйлин только что о тебе справлялся, а я и говорю: Лили, мол, ведет себя молодцом, нечего тебе об ней тревожиться, а тут прихожу, и глядь – ты вся горишь, как в лихорадке.