Достоин любви? - Гэфни Патриция - Страница 75

— Если вам что-то понадобится, — продолжал между тем Кристи, обращаясь к ней, — все, что угодно, любая помощь, надеюсь, вы не замедлите обратиться ко мне, миссис Уэйд. Или к моей жене, если вам потребуется женская поддержка.

— Спасибо, — механически проговорила она и наклонила голову.

— Я провожу вас до дверей, — предложил Себастьян.

Его собственный голос показался ему каким-то чужим: глупым, легкомысленным, почти игривым. Кристи вышел. Следуя за ним, Себастьян задержался на пороге и тихо сказал, повернувшись к Рэйчел:

— Подожди меня.

Ее прозрачные глаза были непроницаемы. Только теперь до него стало доходить, что он совершил нечто непоправимое. Его обдало недобрым предчувствием, по спине пробежал холодок.

Лошадь Кристи была привязана во дворе. Идя по длинному коридору к выходу, он нарушил неловкое молчание:

— Еще раз прошу прощения, если я невольно вас обидел. Я вижу, что допустил оплошность.

— Нет-нет, вы меня не обидели. — Себастьян заставил себя усмехнуться. — Правда, вы поставили меня в чертовски неловкое положение, но…

Он осекся, не закончив фразы: шутка вышла неудачной. Рассеянно проведя рукой по волосам, Себастьян наконец заговорил искренне:

— По правде говоря, Кристи, я просто ума не приложу, что мне делать с Рэйчел. Хотел бы я знать.

— Может быть, решение придет к вам во время поездки в Суффолк? — мягко предположил Кристи.

— Хотелось бы на это надеяться.

Когда они дошли до дверей, ведущих во двор, викарий сказал:

— Вы знаете, что тетка Лидии Уэйд умерла прошлой ночью?

— Миссис Армстронг? Нет, я не знал. Вернее, знал, что она больна, но… Мне очень жаль. Что теперь станется с ее племянницей?

— М-да, — нахмурившись, протянул Кристи, — хотел бы я это знать.

Когда он уехал, Себастьян поспешил обратно в гостиную, но Рэйчел уже ушла. У нее были дела, обязанности, возможно, ее позвал кто-то из слуг, чтобы разрешить какие-то хозяйственные затруднения. Иначе она дождалась бы его. Конечно, дождалась бы! Им было о чем поговорить: о договоренности с Карноком, о его поездке в Суффолк, о ее…

— Милорд?

— В чем дело, Прист?

— Милорд, горничная сообщила мне, что в столовой для вас приготовлена легкая закуска, а грум заверил меня в том, что карета будет ждать вас во дворе ровно через полчаса.

— Отлично. — Он бросил взгляд на часы. — Вещи упакованы?

— Да, милорд.

— Где миссис Уэйд?

— Полагаю, она в своей комнате, милорд. — В своей комнате. Это ничего не значило; у нее могла найтись тысяча причин, чтобы вернуться к себе в комнату.

— Пойдите и приведите ее, будьте так добры. Мне надо переодеться. Попросите ее присоединиться ко мне в столовой через десять минут.

— Слушаюсь, милорд.

Пятнадцать минут спустя Себастьян сидел за столом, не зная, что предпринять: начать есть или подождать еще немного. Он отпил вина и ощутил во рту такую горечь, что едва сумел проглотить. Прошло еще пять минут. Он сказал горничной, разливавшей суп:

— Клара, оставьте это и немедленно позовите сюда миссис Уэйд. Кажется, она у себя в комнате.

Он мог бы и сам пойти, но ему почему-то казалось, что сейчас крайне важно оставаться на месте, не предпринимать ничего необычного.

Клара вскоре вернулась с круглыми от изумления глазами.

— О, сэр, — простонала она.

— В чем дело?

— Миссис Уэйд говорит, что она не придет.

— Что?

— Она говорит, что не придет. Она… она сказала…

— Что?

— Что вы можете убираться ко всем чертям! — выпалила служанка и в ужасе от собственной смелости прижала пальцы к губам.

Они уставились друг на друга в полном молчании. Наконец к Себастьяну вернулась способность мыслить. Он сообразил, что прежде всего надо отослать горничную. Оставшись в одиночестве, он еще десять секунд тупо смотрел на тарелку с супом, потом отшвырнул салфетку и встал.

В дверях он едва не столкнулся с Рэйчел. Себастьян облегченно рассмеялся.

— Ну вот и ты наконец. Рэйчел, в чем…

— Я передумала, — холодно бросила она на ходу.

Ему пришлось отступить, чтобы дать ей дорогу. Подойдя к столу, Рэйчел встала возле его стула, словно ожидая, пока он вновь займет свое место. Но Себастьян не двигался: что-то подсказывало ему, что следует сохранять безопасное расстояние.

Он облокотился на стол в десяти шагах от нее и скрестил руки на груди, не в силах отвести глаз от ее лица, на котором застыло новое выражение, никогда им прежде не виданное. Сказать, что она рассержена, значило бы не сказать ничего. Она была в ярости: в ослепительном, великолепном, неистовом бешенстве. Ее щеки горели пунцовым цветом, глаза метали искры. Увы, будь она лишь сердита, Себастьян мог бы этому порадоваться, однако было в ее лице еще что-то, помимо гнева, смущавшее его. С упавшим сердцем он нашел название этому чувству: разочарование. Хуже того: утрата иллюзий.

— В чем дело?

Ее глаза недоверчиво сощурились.

— А ты не догадываешься? Понятия не имеешь?

— Почему бы тебе…

— Я скажу тебе, в чем дело. Ты посмеялся надо мной.

Себастьян уже открыл было рот, чтобы возразить, но Рэйчел подняла руку и с силой стукнула кулаком по столу. Посуда задребезжала, бокал опрокинулся, и вино пролилось ему в тарелку.

— Ты смеялся.

— Успокойся. Я не смеялся над…

— Будь ты проклят. Я не напрашивалась к тебе в жены! Я не позволю смеяться над собой.

Себастьян понял, что спорить бесполезно. Ему хотелось возражать, настаивать, уверять, уговаривать, убеждать, что она его неверно поняла, но невозможно было отрицать, что он оскорбил ее, как и не замечать всю глубину горя, которое он ей причинил.

— Прости, — тихо сказал Себастьян. — Хотел бы я подавиться этим дурацким смехом. Это было глупо, и… я сожалею. Ты заслуживаешь лучшего. Клянусь, это больше никогда не повторится.

Он мог бы поберечь горло или с равным успехом обратиться со своими извинениями к стене. Рэйчел усмехнулась ему в лицо и скрестила руки на груди, словно передразнивая его позу.

— Ты прав, это больше не повторится, потому что я не намерена здесь больше оставаться. И я рада, что это случилось, потому что впервые за все время нашего знакомства, Себастьян, я вижу тебя таким, какой ты есть на самом деле.

Его немного успокоило то, что голос у нее дрогнул, когда она произнесла его имя, а в глазах блеснули слезы. Он оттолкнулся от стола.

— Рэйчел, послушай меня.

Она вскинула руки, не давая ему подойти ближе.

— Что бы ты ни говорил, для меня это ничего не значит. Ровным счетом ничего.

— Чего ты хочешь? Просто скажи мне, что тебе нужно?

— Если ты думаешь, что мне нужна свадьба, ты ошибаешься!

— Тогда в чем же дело?

Она удивленно вскинула голову.

— Как ты можешь об этом спрашивать?

— Как я могу ответить, если ты не хочешь…

— Неужели ты не догадываешься? — Рэйчел повысила голос, словно обращаясь к глухому: — Я понимаю, почему ты не хочешь на мне жениться: ты виконт, а я арестантка. Но ты как-то раз сказал, что любишь меня… что все больше влюбляешься в меня…

— Я… я… — Он не мог закончить.

В ее холодных глазах, ставших свинцовыми, читалось отвращение.

— Мне жаль тебя. Честное слово, жаль, потому что ты трус. Ты посмеялся надо мной, и этого я тебе никогда не прощу.

Себастьян ошеломленно уставился на нее.

— Ты этого не можешь мне простить? Только этого? После всего того, что я…

— Я думала, у тебя есть сердце, порядочность, какие-то человеческие чувства. Но теперь вижу, что ты просто использовал меня для какого-то научного опыта. «Что за нелепая мысль!» Это твои слова! «Право же, викарий, вы меня изумляете!»

— Рэйчел…

— Из-за тебя я почувствовала себя морской свинкой. Ты хотел изменить меня, и тебе это удалось. Но тебе не хватило мужества довести опыт до конца. И не хватило порядочности, чтобы взять на себя ответственность за то, что ты со мной сделал. «Что за нелепая мысль!» — повторила она с издевкой, передразнивая его. — Тебе недостает человеческих важных качеств, Себастьян. Ей-богу, мне тебя жаль.