Бегство из Эдема - Гэфни Патриция - Страница 17

– Я уже ухожу, мама, – прокричал Майкл в открытую дверь.

– Тебе уже пора на урок? – воскликнула она, оборачиваясь.

Майкл брал уроки игры на фортепьяно, и на этой неделе их перенесли на час вперед.

– Ну тогда подойди и поцелуй меня.

Он вошел, застенчиво поглядывая на Наташу и бормоча приветствия себе под нос. На новую гостью он взирал как на некую диковинку, исподтишка рассматривал ее, но почти никогда с ней не заговаривал. Однако Сара была уверена, что скоро он оттает и почувствует себя свободнее. Ей еще не встречался человек, к которому Майкл отнесся бы недоброжелательно. Ему нравилась даже миссис Драм. Как говорится, дальше ехать некуда.

Майкл торопливо чмокнул ее в щеку.

– Ой, я чуть не забыл! Смотри, что пришло для меня по почте!

– Что, мой родной? Просто скажи мне, что это такое: я тоже спешу.

Сара опять повернулась к зеркалу и принялась вдевать серьги в уши.

– Это открытка от мистера Макуэйда.

Сара опять обернулась к нему.

– Правда? Ну-ка покажи.

– Смотри, он написал печатными буквами. Он не знает, что я хорошо умею читать.

– Придется тебе написать ему ответ и объяснить, что ты уже грамотный. Прочти мне, милый. Что он пишет?

– «Дорогой Майкл, – с важностью прочел мальчик, – посмотри, какое великолепное здание на открытке. В нем есть магазины и рестораны, читальни, ке… ке-гель-бан, биль… билъ… ярдная, даже теннисный корт и поле для игры в поло. На втором этаже имеется галерея, где посетители могут сидеть и беседовать, одновременно глазея на идущих мимо горожан, которых они называют „зеваками“ за то, что те имеют на… наглость глазеть на них в ответ».

Майкл засмеялся: слово «зеваки» показалось ему забавным.

– Это все?

– Нет, там еще говорится: «Передай своей маме, что я с нетерпением жду 27-го. Искренне твой Александр Макуэйд». Мам, а что будет двадцать седьмого?

– Это тот вечер, когда он придет на обед. Как это мило с его стороны, правда?

– Да, правда. Когда мы поедем в Ньюпорт, мамочка?

– Недели через две. А теперь беги, дорогой, тебе пора. Не заставляй миссис Драм ждать. Занимайся прилежно! – крикнула Сара ему вслед.

– Пока!

И мальчик исчез, прихватив свою открытку. Продолжая улыбаться, Сара опять повернулась к зеркалу. Собственное выражение немного удивило ее: она собиралась ущипнуть себя за щеки, чтобы вызвать румянец, но, похоже, в этом не было нужды. Они раскраснелись сами.

– Мистер Макуэйд, – задумчиво произнесла Наташа, не поднимаясь с кресла. – Это тот джентльмен, который был с вами, когда вы приехали за мной?

Сара сказала, что тот самый.

– Он друг вашей семьи?

– Он наш архитектор. Мы строим дом в Ньюпорте.

– Ах в Ньюпорте… Куда богатые люди ездят на лето.

Сара вопросительно взглянула на нее через зеркало.

– Какая красивая вещь, – продолжала Наташа, ощупывая шаль из тонкого шерстяного трикотажа «шалли», которую Сара небрежно отбросила в сторону, пока одевалась.

– Возьми ее себе, – предложила она.

Между ней и Наташей было мало общего, но их объединяла любовь к красивой одежде. А впрочем… может быть, не только это. Кто мог бы сказать наверняка? Наташа не хотела рассказывать о себе или о своей жизни до приезда в Америку, зато она засыпала Сару бесконечными вопросами о ее жизни. Ее завораживали рассказы о том, как живут богачи, ей хотелось побольше знать о театре и вечеринках, о концертах и оперных спектаклях, о людях, которые их посещают. Накануне она нашла в холле визитную карточку, оставленную кем-то, пока хозяйки не было дома, и заставила Сару объяснить ей весь сложный церемониал нанесения визитов и оставления карточек.

Обычно Сара находила любопытство Наташи трогательным и была рада любой возможности вывести ее из черной меланхолии. Она с изумлением узнала, что Наташа с жадностью читает «Городские слухи» – скандальный еженедельник, державший в страхе все высшее общество Нью-Йорка. Смешно было слышать, как она с комичной небрежностью на своем запинающемся английском с сильным славянским акцентом роняет в разговоре имена Брэдли Мартина, Гамильтона Фиша, Асторов и Вандербильдов.

– Спасибо, – сказала она, бережно складывая шаль, – но я не могу.

Сара давно уже поняла, что Наташа очень горда.

– Почему нет? Она тебе к лицу, Таша.

Наташа сжала губы и решительно покачала головой. Сара пожала плечами.

– Мне пора на работу. Что ты будешь делать, пока меня нет?

– Учить английский. Мне очень нравится книжка про Трильби [13], которую вы мне дали.

– Вот и хорошо. Позвони и попроси, чтобы тебе подали чаю, когда захочешь. Желаю хорошо провести время. Я принесу кое-что из твоих вещей, когда вернусь, а остальное мистер Мэттьюз обещал прислать.

Наташа только собралась разразиться возражениями, но Сара остановила ее, прищелкнув языком.

– «Уже хватит», как сказала бы миссис Клейман. Хозяин фабрики говорит, что ты можешь не ходить на работу, пока не поправишься, он не срежет тебе расценки…

– Только потому, что вы ему звонили по телефону. Вы его подговорили.

– Уговорила. А что касается твоей комнаты, какой смысл платить семнадцать долларов в месяц за жилье, которым ты не пользуешься и куда скорее всего никогда не вернешься?

– Тогда куда же мне идти? – простонала Наташа. – Я такая глупая, только одно умею – шить, а рука у меня до сих пор слишком слабая! Денег у меня нет, не скопила, я обуза для всех, кто…

Сара подошла к ней, пока она не начала плакать.

– Послушай меня, Таша. – Она крепко взяла девушку за подбородок и заставила ее поднять голову. – Сегодня после работы в общине я собираюсь зайти в магазин Локхарта.

Наташа невольно улыбнулась:

– Как мило.

– Нет, я не собираюсь покупать одежду, глупенькая, – засмеялась Сара. – Я хочу поговорить с мистером Локхартом и спросить его, не желает ли он воспользоваться услугами одной одаренной портнихи.

Она умолкла, ожидая взрыва восторга, но лицо Наташи осталось неподвижным.

– Ты не рада? – неуверенно спросила Сара.

– Да… да, я очень рада. Вы опять слишком добры ко мне.

– Но… Заработок на первых порах будет невелик, я это понимаю, но зато условия работы у Локхарта гораздо лучше. А через какое-то время, когда мистер Локхарт увидит, какая ты мастерица, он станет платить тебе больше, и ты сможешь позволить себе снять приличную квартиру. Да что с тобой, Таша? Ты не хочешь, чтобы я к нему обращалась?

– Нет-нет, я буду вам очень благодарна. Просто мне кажется, что я, наверное, недостаточно хороша для такого шикарного заведения.

– Глупости, ты отлично справишься. В один прекрасный день ты сама станешь модельером и будешь создавать для мистера Локхарта платья, которые затмят все, что выпускается в этом городе. Предоставь действовать мне.

Сара похлопала Наташу по плечу, чтобы ее приободрить, и выпрямилась.

– Если я сию же минуту не уйду, то опоздаю на работу, и мистер Йелтелес будет дуться на меня весь день. Могу я передать всем привет от тебя?

– О да, передайте всем мои наилучшие пожелания. – Наташа откинулась в кресле и открыла книгу, пользуясь здоровой рукой.

Несколько дней спустя Сара укрылась в своем кабинете, чтобы набросать для поварихи меню в преддверии званого обеда, намеченного на пятницу. До торжественной даты оставалось еще три дня. Створчатое окно было открыто, теплый весенний ветерок шевелил бумаги у нее на столе. У себя за спиной Сара услышала, как Наташа ставит на блюдце кофейную чашку и переворачивает страницу «Вечерних новостей».

Ее настроение в последнее время несколько улучшилось. Правда, она была по-прежнему молчалива и сдержанна, но к ней понемногу стало возвращаться ее природное любопытство. Все подробности жизни в доме Кокрейнов живо занимали воображение Наташи. Простодушные расспросы девушки трогали и одновременно забавляли Сару. Если бы только Наташа могла избавиться от преследующего ее чувства вины да от утомительной привычки на каждом шагу извиняться за свое пребывание в доме и твердить, что она «обуза», ее можно было бы даже назвать счастливой. Да и Саре было бы легче с ней.