История оборотня - Алейников Кирилл - Страница 5

— Но я всё равно не могу тебе поверить. Оборотни — это ведь сказка, выдумка!

— Да пожалуйста. Я не требую от тебя никакой веры. Просто другой версии у меня нет, извини.

Мы достаточно долго молчали, глядя друг другу в глаза. От Николая сквозило недоверием, от меня — раздражением. Наконец он тихо произнес:

— Советую перед тем, как придет следователь, придумать другую историю. Иначе ты рискуешь загреметь в психушку.

— Не стану я ничего такого ему говорить, — выдержав паузу, заверил я. — Тебе сказал только потому, что ты друг как-никак. Мне казалось, ты должен поверить.

— Прости, но не могу. Ты заставляешь меня сделать невозможное.

— Что ж, — вздохнул я в очередной раз, стараясь разрядиться, выгнать из себя злость, — время покажет.

Николай шумно выпустил воздух мне в ответ и долго массировал переносицу.

— Какое же объяснение ты дашь наличию в теле Красникова соединения мышьяка?

— Красников — это тот мужик? — поинтересовался я.

— Ты ж с ним несколько часов бухал, да к тому же паспорт видел. Только не говори, что не знаешь, как его зовут.

— Если честно, то не знаю. Не знакомились почему-то. А что касается яда, я не имею ни малейшего понятия, кто его отравил.

Серое, холодное небо стремительно темнело. Рваные, так похожие на лохмотья древнего савана тучи быстро летели на юго-восток. Они несли в себе уже не дождь и грозу, но мокрый снег, который по прошествии этой ночи осядет на ветках, на опавших листьях и на пожухлой траве. Пока же лишь небольшие, жиденькие белые островки виднелись тут и там, пятнами выделяясь в сумраке. Сквозь прорехи на небе изредка выглядывала луна, бледная, дрожащая и невероятно крупная.

Генерал поднял глаза и посмотрел на тучи как раз в тот момент, когда призрачный кругляш ночного светила полностью открылся взору. Лицо старого солдата на секунду побледнело в свете луны, уподобившись ей самой. Лишенное растительности, лицо генерала стало похоже на камень, оно казалось ликом статуи, высеченной из белого мрамора.

Зябко кутаясь в длинную шубу из шкуры белого леопарда, подошел легат Антоний, назначенный Сенатом сопровождать войска в нынешней кампании. Антоний встал рядом с генералом, мгновение пристально всматривался в густой лес на той стороне высохшей до весны речушки, а потом спросил:

— Генерал, вам не кажется, что мы впустую теряем время? Противник должен был появиться почти сутки назад, но до сих пор о нем ни слуху ни духу. Очевидно, остатки норманнов спасовали перед войсками Империи.

— Вряд ли, господин легат, — не поворачивая головы, ответил генерал. — Эти норманны люди очень смелые и отважные, они никогда не поворачиваются спиной к своему врагу и не пасуют перед ним. Мы будем ждать столько, сколько окажется необходимым.

— Однако, я бы посоветовал вам, Рикрион, сворачивать войска, — более властным, чем следовало, тоном возразил Антоний. Формально он обладал властью над всем Корпусом, но прекрасно понимал, что легионеры никогда не пойдут за ним, не подчинятся его приказам. Они пойдут за своим генералом. И поэтому легат уже не первый месяц тщетно пытался разъяснить упрямому Рикриону, кто на самом деле должен быть хозяином Корпуса. Ведь три северных легиона — это собственность Римской Империи, а легат Антоний Митий — полномочный представитель Сената. — Нам нужно вернуться в Германию и соединиться с Корпусом генерала Актиния. Северная Франция уже завоевана, она на полном основании вошла в состав Империи. И нечего здесь прозябать в бесплодном ожидании неприятельской армии.

Поднялся легкий, но пробирающий до костей бриз. Тигриная шкура, накинутая поверх позолоченных доспехов генерала, затрепетала, и Рикрион поспешил закрепить ее на поясе. Широкие ножны гладиуса тихо звякнули о стальные поножи.

— Северная Франция опустошена и разорена, но не завоевана. Пока в этих землях есть боеспособные мужчины, мы не можем развернуть легионы.

— Значит, вы в самом деле полагаете, что сюда прибудет вражеское войско?

— Да. В любом случае, я жду дозорных.

— Ваши дозорные наверняка сгинули в одном из многочисленных болот этого проклятого леса. Мы не можем ждать их целую вечность.

— Мои дозорные знают местность не хуже самих норманнов, господин легат, — твердо ответил Рикрион. — Поверьте моему опыту, нам предстоит битва. И молите богов, чтобы она произошла не раньше рассвета, не раньше, чем полная луна скроется за горами.

Антоний удивленно посмотрел на генерала, а потом презрительно скорчился и пошел прочь. Ему до дрожи в коленях осточертела эта проклятая страна, эти проклятые болота и эта вечная грязь, никогда не проходящая, присутствующая, кажется, даже в морозном воздухе. Рим. Рим — вот то место, где легат хотел оказаться как можно скорее. Место, где дуют теплые ветра Средиземного моря, а не ледяные потоки Атлантического океана. Рим. Столица цивилизации, единственное во всем мире место, где можно жить достойно. Там нет никакой грязи, нет чумазых оборванцев, коими полнятся дикие земли Европы. Там нет постоянного ожидания неприятностей и не слышно звона мечей. Нет криков боли и длинных рядов истекающих кровью воинов...

Легат откинул полог входа и позвал своего адъютанта:

— Карл!

Как по волшебству, подле него появился низенький, начинающий лысеть Карл. В привычной для него манере он протараторил:

— Что угодно господину?

— Скачи к капитану Диолису. Скажи, чтобы возвращался. На рассвете мы двинемся назад.

— Мой господин, генерал Рикрион приказал манипулам Диолиса ждать в засаде! — подивился адъютант, округляя глаза. — Ведь армия ожидает вражеское нападение!

— Не будет никаких врагов, не осталось больше в этих землях никаких армий кроме нашей! — раздраженно рявкнул легат. — Прошли почти сутки с того времени, когда они должны были быть здесь. Наш генерал, как и все мы, устал от этой войны, а усталость может сделать человека навязчивым. Завтра выпадет первый снег, через неделю Франция утонет в сугробах. Я не намерен зимовать в этой богами забытой дыре...

— Но если все же враг... — затараторил адъютант.

— Выполнять! — прикрикнул на него Антоний. — Живо к Диолису!

Карл побледнел и залепетал слова извинений. Впрочем, через несколько секунд он уже выскочил наружу и мчался к своей лошади. Четыре манипулы капитана Диолиса, образующие кавалерийскую когорту, ожидали в засаде с западной стороны леса. Хитрый тактический прием, древний, как само искусство верховой езды.

Карл, изредка гаркая на лошадь, пересек русло высохшей речки, проскакал вдоль опушки темного, мрачного леса и в условном месте свернул под сень деревьев. Стараясь не издавать лишнего шума, он углубился в чащу, постоянно щурясь в попытках разглядеть замаскированных всадников.

Где-то далеко раздался вой. Он мог бы принадлежать волку, но был более низким и грубым. Хотя, кто знает, какие зверюги обитают в этих лесах... Карл подавил в себе волну паники, но едва он это сделал, как вой раздался гораздо ближе. Ему вторил еще один, и еще один, и еще... Через минуту уже весь лес погрузился в кошмарный, ни с чем не сравнимый гвалт волчьих песнопений, так леденящий душу. Адъютант легата Антония Мития свалился на холодную землю, вскрикнул и на всякий случай откатился в сторону, чтобы обезумевшая лошадь ненароком не наступила на него.

Однако Карл обезумел сам, когда его лицо застыло в сантиметре от окровавленной головы капитана кавалерийской когорты Диолиса.

Больше Карл не издал ни звука, потому что крупное косматое существо с горящим взглядом перекусило ему шею.

Генерал насторожился, когда из чащи донесся вой волка. В одно мгновение перестав чувствовать холод, он вспотел, а когда к первому волку присоединилась песнь еще нескольких десятков, он сжал губы настолько плотно, что они побледнели еще сильнее, выделяясь тонкой белой полоской на фоне и без того белого лица.

Генерал окликнул центуриона боевых машин:

— Приготовить катапульты!