Барабаны осени. Книга 1. О, дерзкий новый мир! - Гэблдон Диана - Страница 169

— А та его драка с Джейми, — спросил Грей, — он мог потом затаить злость?

— Он вообще-то безусловно из тех, кто долго помнит обиду, но только не в таком случае. Это не было настоящей дракой. Это… — Я покачала головой, пытаясь найти подходящее описания того случая. — Вы знаете, что представляют собой мулы?

Светлые брови лорда Джона взлетели вверх, он улыбнулся.

— Ну, немножко знаю.

— Ну так вот, Герхард Мюллер и есть мул. Не то чтобы у него был действительно плохой характер, и не то чтобы он был действительно глуп, — но он не слишком обращает внимания на все то, что не умещается в его голове, и нужно приложить немало усилий, чтобы заставить его заметить и понять что-то такое, что вне его представлений.

Я лично не присутствовала при происшествии на мельнице, но Ян описал мне его во всех деталях. Старый олух вбил себе в голову, что Фелиция Вулэм, одна из трех дочерей мельника, обвесила его и потому должна ему еще один мешок муки.

Фелиция тщетно пыталась ему объяснить, что он ей привез пять мешков пшеницы; что она смолола их и получилось ровно четыре мешка муки. Ведь это же разные вещи, твердила девушка, ведь теперь нет твердой оболочки и шелухи, бывших на зерне. Пять мешков пшеницы равны четырем мешкам муки.

— Funf! — продолжал твердить Мюллер, размахивая перед лицом девушки здоровенной ручищей. — Es gibst funf! — Он не поддавался никаким уговорам и начал в конце концов громогласно ругаться по-немецки, наседая на девушку и загоняя ее в угол.

Ян, предпринявший несколько безуспешных попыток отвлечь на себя внимание старого дурня, выскочил из помещения мельницы, чтобы позвать Джейми, говорившего с мистером Вулэмом. Они вдвоем поспешно вошли внутрь, но Джейми точно так же, как и Яну, не удалось убедить Мюллера, что никто его не обманывал.

Не обращая ни малейшего внимания на их увещевания, он продолжал напирать на Фелицию, явно намереваясь заграбастать лишний мешок муки из тех, что лежали за спиной девушки.

— Ну, вот тогда Джейми решил, что незачем тут тратить слова, и врезал ему как следует, — закончила я рассказ.

Джейми совсем не хотел этого делать, поскольку Мюллеру было уже около семидесяти лет, — но он изменил мнение, когда его кулак отскочил от челюсти Мюллера, как будто та была выточена из мореного дуба.

Старик попер на Джейми, как загнанный в угол медведь, и уж тогда Джейми пришлось приложить Мюллера изо всех сил, дав ему сначала под ложечку, а потом еще раз в зубы, — только тогда старый пень рухнул на землю, а у Джейми оказались разбитыми костяшки пальцев.

Потом, по требованию Вулэма — который был квакером и потому принципиальным противником насилия, — Джейми пришлось ухватить Мюллера за ноги и вытащить ошеломленного фермера наружу, где с помощью сыновей Мюллера погрузили в фургон. Джейми тоже забрался в фургон и, держа старики за воротник, долго и вежливо объяснял ему что-то по-немецки; а мистер Вулэм поспешил погрузить пять мешков муки под буравящим взглядом старого болвана.

Мюллер дважды пересчитал их, потом повернулся к Джейми и с достоинством произнес:

— Danke, mein Herr.

И после этого уселся на козлы рядом с хихикающим сыном и отбыл восвояси.

Грей почесал пятнистую щеку и улыбнулся.

— Понятно. Так значит, он не затаил обиды?

Я покачала головой, дожевывая корешок.

— Ничуть. Он был очень любезен со мной, когда я приехала на его ферму, чтобы помочь Петронелле произвести на свет ребенка. — Мое горло внезапно сжалось, когда я снова подумала о том, что их обоих уже нет в живых, и я чуть не подавилась горьковатым листком одуванчика, и к моему горлу подкатила желчь.

— Ну-ка, выпейте, — Грей подтолкнул ко мне через стол кувшин с элем.

Я сделала несколько жадных глотков, и прохладный напиток на несколько мгновений утишил глубокую душевную горечь. Я поставила кувшин на стол и какое-то время сидела неподвижно, закрыв глаза. Через окно в дом залетал свежий прохладный ветерок, но солнце уже нагрело столешницу, на которой лежали мои руки. Я очень остро ощущала собственное живое тело, движение крови в венах, биение сердца… зная, что все это может быть уничтожено чужой рукой, уничтожено в одно мгновение… кем-то, кого я могу даже не увидеть.

— Спасибо, — сказала я, открывая глаза.

Лорд Джон внимательно наблюдал за мной, и в его глазах светилось искреннее сочувствие.

— Вы, наверное, думаете, что мне не следует так переживать из-за этого, — сказала я, охваченная желанием объяснить то, что со мной происходит. — Здесь ведь смерть — дело обычное. И молодые гибнут чаще старых. И конечно же, я не раз видела все это прежде. Просто… просто я сожалею, что так редко могу действительно что-то сделать, как-то помочь.

Я ощутила на своей щеке что-то теплое и с немалым изумлением обнаружила, что это была слеза. Лорд Джон извлек из своего рукава носовой платок и молча протянул мне. Платок был не особенно чистым, но я ничего не имела против этого.

— Я иной раз гадал, что такого особенного он увидел в вас, — подчеркнуто беспечным тоном произнес Грей. — Джейми.

— О, вот как? Мне это льстит! — фыркнула я и высморкалась.

— Когда он впервые рассказал мне о вас, мы с ним оба считали, что вас уже нет на этом свете, — пояснил лорд Джон. — И хотя вы безусловно весьма яркая и интересная женщина, он никогда не говорил о вашей красоте.

К моему удивлению, он взял мою руку и слегка пожал.

— Вы так же храбры, как он.

Это заставило меня рассмеяться, хотя и не слишком искренне.

— Ох, если бы вы только знали!

Он только слегка улыбнулся в ответ на мои слова. Его большой палец осторожно погладил мои суставы, и это прикосновение было мягким и теплым.

— Он никогда не боялся ободрать кулаки, — сказал Грей. — Вы тоже, я думаю.

— Мне нельзя, — я глубоко вздохнула и еще раз вытерла нос; слезы уже перестали течь. — Я доктор.

— Да, это верно, — тихо произнес он и ненадолго замолчал. — И я еще не поблагодарил вас за мою жизнь.

— Я тут ни при чем. В таких случаях, при таких заболеваниях я на самом-то деле мало что могу сделать. Разве что просто… находиться рядом.

— Пожалуй, вы делаете немного больше, — сухо возразил он и выпустил мою руку. — Хотите еще эля?

Теперь я начала понимать, и вполне отчетливо, что именно нашел Джейми в лорде Джоне.

Миновал полдень.

Племянник продолжал метаться и стонать, но во второй половине дня сыпь уже проявилась полностью, а жар начал понемногу спадать. Конечно, вряд ли Ян захотел бы сейчас что-то съесть, но я подумала, что, может быть, сумею влить ему в рот несколько ложек молочного супа. За этой мыслью последовала другая — я вспомнила, что пора уже доить козу, и встала, пробормотав нечто неразборчивое лорду Джону и отставив в сторонку все свои переживания.

Я открыла дверь и шагнула через порог — чтобы чуть ли не уткнуться носом в Герхарда Мюллера, стоявшего перед нашим крыльцом.

Глаза Мюллера были налиты кровью и весь он словно медленно тлел от внутреннего напряжения. Взгляд его казался еще более жутким из-за синяков, залегших под глазами. И эти глубоко сидящие глаза уставились теперь на меня; Мюллер медленно кивнул раз, другой…

Старик здорово сдал с тех пор, как я его видела в последний раз. Его тело как бы усохло; он, конечно, оставался все таким же высоким и крупным, но теперь состоял почти из одних только костей, обтянутых кожей, и выглядел невероятно старым и страшным.

— Герр Мюллер, — сказала я. Мне самой показалось, что голос у меня вполне спокойный и ровный; оставалось лишь надеяться, что таким же услышал его и старик. — Wie geht es Euch?

Старик стоял передо мной, слегка пошатываясь, как будто легкий послеполуденный ветерок мог вот-вот сбить его с ног. Я понятия не имела, то ли он потерял своего коня, или же оставил его за гребнем горы, — во всяком случае, ни лошади, ни мула поблизости явно не было.

Мюллер шагнул ко мне, и я невольно попятилась.