Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Антология современного анархизма и левого радикализма. Том 1 - Цветков Алексей Вячеславович - Страница 9


9
Изменить размер шрифта:

Кропоткин глумился над буржуа, которые «считают людей толпой дикарей, не годной ни на что, стоит лишь правительству перестать функционировать». Малатеста[3] во много предвосхитил психоанализ, когда в подсознании авторитаристов обнаружил страх перед свободой.

В чем же, по мнению анархистов, заключается главный порок государственности?

Штирнер выразил его такими словами: «Государство и я — злейшие враги». «Каждое государство — тирания, будь то тирания одного человека или группы людей». Каждое государство непременно (как мы бы сказали сейчас) тоталитарно: «у государства всегда лишь одна цель — ограничить, подчинить, проконтролировать проявления личности и определить ее на службу одной общей цели. Посредством цензуры, надзора, с помощью полиции государство пытается затруднить всякую свободную деятельность и в этом видит свое единственное предназначение, поскольку такого отношения требует его инстинкт самосохранения». «Государство не позволяет мне раскрыть всю ценность мысли и передать ее другим людям... если только это не его мысль. В противном случае оно затыкает мне рот».

В том же духе высказывался и Прудон: «Когда человек управляет человеком — это порабощение». «Тот, кто своей рукой пытается мною управлять, — узурпатор и тиран. Я объявляю его своим врагом». Он разразился тирадой, достойной пера Мольера или Бомарше:

Иметь правительство - значит постоянно находиться под наблюдением, подвергаться беспрестанному надзору, шпионажу, управлению, организации, значит быть под лупой, под чьим-то неустанно оценивающим оком, строиться по ранжиру, быть под началом кого-то, значит быть регламентированным и жить в страхе перед цензурой; и все - от людей, не обладающих ни правом на это, ни мудростью, ни достоинством. Иметь правительство означает, что на каждом шагу, при любой сделке или операции человека отметят, зарегистрируют, перепишут, обложат налогом, проштемпелюют, навесят ярлык, оценят, прикрепят патент, выдадут лицензию и милостивое разрешение, отрекомендуют, пожурят, изменят и выправят. Правительство - это оброк, натаскивание, игра в выкуп, эксплуатация, монополия, насилие, мистика и грабительство; все во имя общественной полезности и общего блага. При малейшей жалобе или ничтожнейшем сопротивлении человека репрессируют, штрафуют, преследуют, объявляют персоной нон грата, изгоняют из общества, унижают, избивают, душат, расстреливают из винтовок или автоматов, судят, приговаривают, депортируют; им жертвуют, его продают и предают, и в довершение всего над ним издеваются, его приводят в бешенство и, наконец, обесчещивают. Вот что такое государство, вот его справедливость и мораль!.. О человек! Как получилось, что на протяжении шестидесяти столетий ты жил в страхе перед этим нагромождением ограничений?

С точки зрения Бакунина, государство есть «абстракция, пожирающая жизнь народа», «огромное кладбище, где все истинные порывы, стремления и жизненные силы страны в щедром беспамятстве сходят в могилу во имя этой абстракции».

Как писал Малатеста, «нельзя говорить о государстве, творящем энергию; напротив, методы его таковы, что гигантский потенциал растрачивается, парализуется и бесцельно распыляется».

По мере того как множатся силы государства и укрепляется его бюрократия, опасность становится более острой. Прудон предвидел величайшее зло XX века: «Fonctionnairisme [власть чиновников]... ведет к государственному коммунизму, поглощении всей местной и частной жизни административной машиной и уничтожению всяких проявлений свободомыслия. Любому хочется найти прибежище под крылом власти, жить сообща со всеми». Но пришло уже время остановиться, так как «централизация становится сильнее и сильнее... положение вещей таково, что общество и государство не могут больше сосуществовать». «Сверху и донизу существующей иерархии все, что есть в государстве, — это нарушения, которые надо исправить, паразитизм, который надо подавить, или тирания, которую надо уничтожить. А вы говорите о сохранении государства и приумножении его сил! Прочь — вы не революционер!»

Аналогичный мрачный взгляд на судьбу все более тоталитаризующегося государства разделял и Бакунин. Он видел, что силы мировой контрреволюции, подкрепленные «огромными бюджетными средствами, постоянной армией и раздутой бюрократией» и наделенные «всем могучим арсеналом современной централизации», стали «грозной, неизбежной и сокрушительной действительностью».

Враждебность анархистов к буржуазной демократии

Анархист осуждает лживость буржуазной демократии даже еще более решительно, чем авторитарный социалист. Буржуазно-демократическое государство, окрещенное «нацией», путало Штирнера не меньше, чем государство старое и абсолютистское. «Монарх... был очень бедным человеком в сравнении с новой «суверенной нацией». В либерализме мы имеем только продолжение древней концепции «Я» (Самости)». «Безусловно, многие привилегии были устранены с течением времени, но только ради выгоды Государства... а вовсе не для того, чтобы усилить мое «Я».

По мнению Прудона, «демократия — это не что иное, как конституционный тиран». «Трюк» наших праотцев объявил народ повелителем. На деле же он является королем, чья власть чисто символическая. Народ царствует, но не правит, осуществляя свое царствование посредством периодического участия во всеобщем голосовании, подновляющем его власть каждые три или пять лет. Главы династий были сметены с тронов, но монаршьи права остались неприкосновенными. В руках народа, чьим образованием пренебрегали, голосование является просто хитроумной уловкой, от которой выигрывают объединенные заправилы от промышленности, торговли и собственности.

Сама теория правления народа содержит в себе отрицание себя. Если бы целый народ действительно был повелителем, не было бы больше ни правительства, ни управляемых; повелитель стал бы ничем; у государства не осталось бы смысла к существованию, оно бы идентифицировалось с обществом и исчезло, растворившись в промышленной организации.

Бакунин видел, что «представительская система далека от того, чтобы быть гарантией для народа, напротив, она создает, охраняет и поддерживает существование правительственной аристократии, действующей против народа». Всеобщее избирательное право является ловким трюком, приманкой, предохранительным клапаном, маской, за которой «прячется действительно деспотическая власть государства, основанная на полиции, банках и армии», это «великолепный способ подавлять и уничтожать людей от имени так называемой народной воли, которая используется только в целях маскировки».

Анархист не верит в освобожденние посредством голосования. Прудон был абстинентом (воздерживался от голосования), по крайней мере в теории, он думал, что «социальная революция может быть серьезно скомпрометирована, если она воплощается в жизнь посредством политической революции». Голосование — это противоречие, это акт слабости и соглашения с коррумпированным режимом. «Мы должны воевать со всеми старыми партиями, вместе взяятыми, используя парламент как законное поле боя, но оставаясь вне его». «Всеобщее избирательное право — это контрреволюция», и, для того чтобы конституироваться как класс, пролетариат должен сначала «отколоться» от буржуазной демократии.

Однако воинственный Прудон часто отходил от этой принципиальной позиции. В июне 1848 г. он позволил избрать себя в парламент и ненадолго увяз в парламентском болоте. Два раза, во время местных выборов в сентябре 1848 г. и президентских выборов 10 декабря того же года, он поддержал кандидатуру Распайля — спикера крайне левых. Он даже зашел настолько далеко, что позволил ослепить себя тактикой «меньшего зла», выразив поддержку генералу Каваньяку, палачу парижского пролетариата, перед диктатором-недоучкой Луи Наполеоном. Гораздо позже, в 1863 и 1864 гг., он выступал уже за то, чтобы избиратели сдавали пустые бланки для голосования, но в качестве демонстрации протеста против имперской диктатуры, а не в качестве оппозиции всеобщему голосованию, которое он отныне окрестил «блестящим демократическим принципом».