Чудовища и критики и другие статьи - Толкин Джон Рональд Руэл - Страница 11

От тех, кто по сей день сохраняет древнюю pietas в отношении прошлого, не скроется то, что я упомяну напоследок. «Беовульф» — не «первобытная», а поздняя поэма, использующая (на тот момент все еще обильный) запас материала, сохраненного от эпохи меняющейся и уходящей, от времени, которое ныне полностью исчезло, кануло в забвение; этот материал используется по–новому, в более вольном полете воображения, хотя и не с таким мрачным сосредоточением, как встарь. «Беовульф» был в хорошем смысле слова старинным и сразу после написания, а в наше время его воздействие уникально. Ведь поэма дошла до нас через многие столетия — и в то же время ее создатель говорит о вещах, бывших уже для него древними и исполненными сожаления, и он приложил все свое искусство, чтобы острее передать хватающую за сердце печаль, одновременно проникновенную и отдаленную. Если погребение Беовульфа раньше волновало душу как отголосок древнего плача, дальнего и лишенного надежды, то для нас оно — как воспоминание, долетевшее из–за холмов, отголосок отголоска. В мире мало такой поэзии, и пусть «Беовульф» не входит в число величайших поэм западного мира и его традиции, он обладает индивидуальностью и особой, лишь ему присущей торжественностью. Он сохранил бы свою силу, даже если бы время и место его написания остались неизвестными и не имели бы продолжения, и если бы ни одно из упоминающихся в нем имен невозможно было узнать или выяснить исследователю. На деле же поэма написана языком, который спустя века все еще сохраняет родство с нашим собственным, она была создана на нашей земле, и действие ее происходит в нашем северном мире под нашим северным небом, и она навсегда сохранит свою глубокую притягательность для тех, кому эти язык и земля родные, — пока не явится дракон.

Процесс изменений, породивших (до 1066 г.) [73] средневекового дьявола, в «Беовульфе» еще не завершился, хотя в образе Гренделя уже очевидны метаморфоза и слияние. Такие вещи четкой классификации и разграничениям не поддаются. Дохристианское воображение, безусловно, проводило некие различия по признаку «материальности» между чудовищами осязаемо физическими, якобы созданными из земли и камня (в которые их вновь обращал солнечный свет), и эльфами, а также призраками или нечистью. В результате контакта с христианскими понятиями о грехе и злых духах естественным образом возникли представления о чудовищах более или менее похожих на человека. Эта пародия на человеческий облик (earmsceapen on weres w?stmum [несчастный в облике мужа])становится непосредственным символом греха. Или, вернее, здесь подчеркивается именно этот мифологический элемент, ранее представленный в имплицитном и цельном виде: данная мысль уже присутствует в «Беовульфе», подкрепляемая теорией происхождения от Каина (а значит, и от Адама) и Божьего проклятия. Таким образом, Грендель не только отмечен родовым проклятием, но и сам грешен: mansca?a [злодей–вредитель], synsca?a [грешный вредитель], synnum beswenced [грехами покрытый], он — fyrena hyrde [страж грехов/злодеяний]. То же понятие (вкупе с другими) вновь возникает, когда по отношению к нему употребляется (автором, а не героями поэмы) эпитет h??en [языческий], 852, 986 и helle h?fton, feond on helle [пленник ада, адский враг]. Грендель — образ человека, отчужденного от Бога, и поэтому он именуется так же, как и обычный человек (wer, rinc, guma, maga [74]). Более того, предполагается, что он наделен духом, отдельным от тела, который в свое время понесет наказание. Так, alegde h??ene sawle: ??r him hel on–feng [испустил языческую душу: там его принял ад], 852; а сам Беовульф говоритследующее: ??r abidan sceal miclan domes, hu him scir Metod scrifan wille [там будет ожидать великого суда, что ему начертает светлый Господь], 978. [75]

Но с этим подходом смешан или перепутан другой. Своей непреходящей враждебностью по отношению к людям и ненавистью к их радости, своим сверхчеловеческим размером и силой, своей любовью к темноте он приближается к дьяволу, хотя пока не является истинным дьяволом по своей функции. Ему практически не свойственны настоящие бесовские свойства (он не обманывает и не губит души), за исключением таких слабо проявленных символов, как уродство и обитание в темных, Богом забытых местах. Но он и его мать прямо называются deofla [дьяволы], 1680; а когда Грендель бежит в свое укрытие, он стремится к deofla gedr?g [сборищу дьяволов]. Следует отметить, что слово feond сюда не относится: в «Беовульфе» оно все еще значит «враг» и употребляется по отношению, скажем, к Беовульфу и Виглафу как противникам дракона. Даже выражение feond on helle [адский враг], 101, не так очевидно, как кажется (см. ниже); хотя к этому можно добавить сочетание wergan gastes [проклятого духа], 133, впоследствии очень распространенное определение дьявола, прилагаемое в строке 1747 непосредственно к Сатане–искусителю. Однако кроме этого выражения, использование слова gast, g?st [дух] нам больше почти ничего не дает. Кроме всего прочего, во многих местах (какв применении к Гренделю, так и нет) мы вправе подозревать, что это искаженное g?st, gest «чужак»; ср. наименование Гренделя cwealmcuma, 792 = w?lg?st, 1331, 1995 [убийца–гость]. В любом случае, современные ghost или spirit [дух, призрак] в качестве перевода не годятся. Ближайший эквивалент — слово creature [тварь, существо]. Там, где в использовании слова g?st нет никаких сомнений, оно скорее всего применяется к Гренделю из–за его родства или сходства с гоблинами или бесами (scinnum ond scuccum), обладающими достаточно определенной физической формой и силой, но относимыми скорее к иному роду существ, родственных враждебным «духам» мертвых. Огонь в строке 1123 воспринимается как g?st.

Это сходство Гренделя с дьяволом не означает, что существует какая–то путаница относительно места его обитания. Грендель был жителем этого мира, существом из плоти и крови (до своей физической гибели). On helle и helle (как в выражении helle gast [адский дух] 1274) означают «адский» и в сущности эквивалентны первым элементам сложных слов dea?scua, sceadugengea, helruna [смертная тень, ходящий во тьме, причастный адских тайн]. (Изначальный генитив helle развился в среднеанглийском в прилагательное helle, hellene (‘адский’), применимое к обычным людям, например, к ростовщикам; даже выражение feond on helle могло так использоваться. Уиклиф [76] называет fend on helle [адский дьявол] монаха, бродящего по Англии, как Грендель по Дании.) Но символизм тьмы является настолько основополагающим, что бесполезно пытаться отделить ?ystru [тьму] за пределами чертога Хродгара, в которой рыскал Грендель, от тени Смерти или ада, следовавшего за Смертью или тождественного ей.

Несмотря на происходящие перед нашими глазами сдвиги (настолько же сложные и запутанные, насколько интересные и важные для исследователя), Грендель остается в первую очередь троллем, чудовищем из плоти и крови, чье главное свойство — враждебность роду человеческому (и его жалким попыткам привнести в мир — порядок и красоту). Он — из fifelcyn [рода чудищ], он — ?yrs или eoten [турс, великан];древнее слово eoten сохранилось в древнеанглийском только в применении к нему. Чаще всего он именуется просто врагом: feond [враг], la? [ненавистный], scea?a [вредитель], feorhgeni?la [враг жизни, смертный враг], la?geteona [злобный вредитель] — все эти слова приложимы к любым врагам. И хотя он, будучи троллем, состоит в родстве с бесами и после смерти неизбежно причисляется к роду злых духов, во время борьбы с Беовульфом он не является воплощением губящего душу зла. Так что будет справедливо заметить, что Грендель — пока еще не настоящий средневековый дьявол, хотя средневековые чудища часто тоже до настоящих чертей не дотягивали. Но не стоит забывать о разнице между дьявольским троллем и дьяволом, явившимся в обличье тролля, — между чудовищем, одержимым проклятым духом, что пожирает тело и несет временную смерть, и духом зла, что посягает в конечном счете на душу, стремясь привести ее к вечной погибели (даже если он принимает ужасную зримую форму, которая может причинять и чувствовать физическую боль). Эта разница реальна и важна, хотя оба вида встречаются как до, так и после 1066 года. В «Беовульфе» подчеркивается физический план: схваченный Беовульфом Грендель не проваливается в преисподнюю. Его необходимо убить с помощью обыкновенного мужества, и поэтому он  — настоящий аналог дракона в истории Беовульфа.