Малавита - Бенаквиста Тонино - Страница 47

Некоторые все же захотели вмешаться и попросили объяснить, что это за «осадное положение». Мэтт предложил Гектору и Грегу показать, насколько далеко они готовы зайти: вооружившись девятимиллиметровыми МП5, они попросили покупателей отойти как можно быстрее и разрядили обоймы в киоск местных художников. Вазы и керамические горшки, глиняные скульптуры и стеклянные абажуры разлетелись на кусочки. Морские пейзажи и портреты были прошиты очередями под бессильными взглядами художников. Стенд добровольных обществ, за который отвечала Магги, разнесен вдребезги. Площадь опустела под яростный ропот и шарканье ног, карусели остановились, и веселая музыка смолкла, ее сменили крики паники, которые тоже затихли через несколько долгих минут. Вскоре слышался только металлический скрежет люлек колеса обозрения.

Никогда, даже в самые жестокие времена войны банд, Джованни Манцони не терпел такого урона.

Его детище убито, еще не успев родиться, — его мертворожденная книга.

Многочасовой труд, взвешивание каждой запятой, обдумывание каждого глагола, прежде чем сделать выбор. Он даже в словарь заглядывал. Вся эта любовь, полная самоотдача, плод его чресел, зеркало души, песнь сердца. Яростное стремление ухватить собственную правду, ничего не скрывая, подарок, который он готовил своим читателям. Собственная жизнь и ничего меньше. За несколько минут разнесена в клочья. Пыль и руины.

Хуже, чем если б он увидел свою смерть в лицо, — Фред испытал страшное ощущение, что он никогда не существовал. Только что, слушая, как жена выносит ему приговор, он думал, что коснулся дна. И только теперь он понял, что всякая боль относительна: тому, кто думает, что все потерял, предстоит еще много терять. Менее чем час назад он простился с будущим и в следующее мгновение — со своим прошлым.

По мере того как силы покидали его, он чувствовал, как его охватывают странные галлюцинации.

По комнате маршировала когорта живых мертвецов — там были люди всех возрастов, с пробитыми черепами, с телами, изрешеченными пулями, были и утопленники с выпученными глазами, — большой хоровод жертв Джованни Манцони и его банды, прямых или косвенных. Склоняясь к Фреду, подползая к нему, призраки похлопывали его по плечу и наслаждались божественным моментом собственного отмщения. Они, готовые восстать в худший момент, столько лет безмолвно ожидали его, кто в лимбах, кто под землей. Они пришли сказать Фреду, что, нападая на невинных, Джанни Манцони нарушил всемирный порядок, который сегодня потребовал восстановления. Если ничто не возникает из ничего, если все только видоизменяется, то это относится и к ненависти, и к несправедливости, которые обращаются в судьбу и в удары рока. Гармония не терпит пустоты.

У Квинтильяни, изначально обладавшего довольно туманными представлениями о расплате, не хватило духу упрекать Фреда: То, что вы чувствуете, — ничто по сравнению с тем, что вы столько раз устраивали незнакомым людям, которые не подчинялись вашей тирании. Как оно вам, самому ощутить это чувство печенками, Дон Манцони?

— Скажите хоть что-нибудь, Фред. Одно слово, хоть одно слово.

— Вендетта.

— Что вы имеете в виду?

— Пошли, Квинт. Вместе.

— ?

— Вдвоем мы их сделаем. Их наверняка не больше десяти.

— Вы с ума сошли, Манцони?

— Не ждите подкрепления. Если мы их не найдем, они найдут нас. А тем временем они такого наворотят.

— …

— Не думайте, это шанс, который не выпадет больше никогда. Никакого суда, никаких доказательств, которые надо собирать годами, чтобы их потом развалили, — никаких адвокатов, которые их разваливают. Сейчас или никогда, у вас есть шанс избавиться от сливок преступного сообщества. Вы поработаете от души, и в конце концов вам дадут нашивку. Форс-мажорные обстоятельства — это всех устроит.

— Их много, Фред, и они здорово вооружены.

— Двадцать лет вы изучали, как работают эти типы, а я натаскивал их и руководил ими, кто знает их лучше, чем мы?

Квинтильяни сделал вид, что размышляет, возмущается — для формы, но решение он принял еще в тот момент, когда по телефону попросил подкрепление: ему ясно дали понять, что спецподразделения не будут пущены в дело, пока заложники крутятся в воздухе с дулами пистолетов у виска. Как офицера ФБР, его даже пригласили действовать по обстоятельствам. В совершенной безнаказанности сыщику предоставлялась возможность вести себя, как эти подонки мафиози: как упустить такой случай? Он, Томазо Квинтильяни, ухватится за этот шанс действовать по собственным правилам, быть одновременно присяжным и палачом, спускать курок, не задавая себе ни малейшего этического вопроса. Подростком, как все мальчишки-итальянцы, шлявшиеся по Малбери-стрит, он испытал огромный соблазн войти в банду. Там были его герои, а не эти типы в синем, патрулировавшие улицы с дубинкой в руке. И даже если, став взрослым, он в конце концов выбрал свой лагерь, ему все равно не забыть той притягательной силы, которой обладали в его глазах бандиты. Сегодня судьба предоставила ему уникальную возможность изжить демона, иногда еще являвшегося ему в самых постыдных снах.

Фред же, снова вступая в строй, утолял давнишнюю мечту: вскидывать пушку на полном основании, стоя на стороне закона, по благословению дяди Сэма. Немного удачи — и может, его наградят. Кто умеет ждать, свое получит.

Одни побежали просить помощи в окрестных городках, другие собрались в центре, пытаясь найти ответ на это осадное положение, но большинство жителей попросту разошлись по домам, включили там телевизоры и радио и принялись звонить по всем номерам. Вскоре стало совершенно ясно, что, несмотря на существующие структуры и средства сообщения, жителям Шолона нечего особенно ждать от властей, и они почувствовали себя, по-видимому впервые, предоставленными самим себе.

Собравшись в кафе квартала Часовен, три десятка человек пытались подвести итог создавшейся ситуации и найти способы реагировать на угрозу. Одни пытались понять, другие призывали начать действовать немедленно, пока ситуация не приняла необратимый характер. В актовом зале мэрии сотня других людей слушала, как им читают вслух перевод статьи из «Таймс», излагавшей прошлое Блейка-Манцони, и все чувствовали себя преданными. Мафиозо! Они приняли в свое общество бандита, распахнули двери школы перед его отродьем. Все произошло не иначе как при пособничестве французского правительства. А также ФБР, Интерпола, Пентагона и ООН — надо же, чтоб они выбрали именно Шолон-на-Авре! И вдобавок испортили им праздник, поставили под угрозу их жизни из-за этой проклятой семьи. И, охваченная негодованием, горстка мужчин образовала милицию, чтобы обнаружить этого подонка и выдать как можно скорее тем, кто его требует.

Несколько отдельных личностей предпочли действовать в одиночку, с тайной надеждой заполучить премию, способную надолго обеспечить им безбедную жизнь.

Кое-где наблюдались отдельные антиобщественные действия личного характера. Кто-то воспринял революционную обстановку как некую временную лазейку и быстро нашел способ воспользоваться ситуацией. Изоляция, страх и осада обострили застарелые распри, — личную жажду мести можно было утолить сейчас или никогда.

Страшное чувство беспомощности рядового жителя перед насилием пробудило у стариков самые мрачные воспоминания. Кое-кто произнес слово «война».

Война, немыслимая еще накануне, когда маленький населенный пункт под названием Шолон-на-Авре жил с вполне устойчивым представлением о тихой приятной жизни. Городок с населением в семь тысяч жителей, во всех отношениях похожий на соседний, затронутый превратностями истории — но не сильно, меняющийся со временем — но не быстро. Будучи ни лучше, ни хуже других, его жители одновременно не видели дальше собственного носа и поглядывали вдаль. Если верить статистике, они соответствовали всем демографическим параметрам, сезонным нормам, национальным среднестатистическим данным, — и социолог, рискуя умереть со скуки, мог использовать Шолон как базу данных для создания архетипа провинциального городка. И всё могло бы так и идти себе до скончания века, если бы жители Шолона не оказались втянуты в войну, которой они не начинали.