Дочь кузнеца - Сергеева Ольга И. - Страница 15

- И тебе поздорову, Булан! - ответил мужчина, спокойным голосом, привыкшим, что его слышат и слушают, и похлопал старшину по плечу, как старого боевого товарища. - Наконец-то и вы вернулись!

Старшина, ободренный дружеским приветствием, снова подобрался, услышав последние слова. Занила, не пропускавшая мимо ушей ни одного слова, усмехнулась про себя: она впервые слышала имя старшины, но как же оно ему подходило! Мощный и сильный, словно тяжелый меч, висевший у старшины за плечом! Впрочем, может быть, это и было прозвище. В дружине у многих они были: на поле сражения, в разгар жаркой битвы, окликая товарища, дерущегося с тобой спина к спине, нельзя выдать врагу его истинного, нареченного родителями имени: отвернется удача, осерчают предки, оберегающие воина!

- Не серчай, Мирослав! Сам знаю, что еще восемь дней назад должны были здесь быть. Не по своей воле задержались! - старшина нахмурился. - Скажи, сильно ли гневается князь?

Тот, кого называли Мирославом, усмехнулся в седую аккуратную бородку, только подчеркивавшую сильный волевой подбородок, и даже не подумал убрать руку с плеча старшины.

- Князь наш сам знает, когда ему гневаться. А уж с чего ему гневаться на свою верную дружину, даже я сказать не могу, хоть и был советником еще у его отца! - старшина хотел было еще что-то сказать, но Мирослав не позволил ему. - А то я от старости совсем ослеп и не вижу, что у тебя одна телега на трех колесах идет, а половина лошадей без подков? Или я не знаю, что ты со своими ребятами с севера Махейна вернулся, где зима уж месяц как стоит и снегу по колено?

- И то, правда, - кивнул старшина, успокаиваясь, а Мирослав, который, несмотря на все свои прожитые года, только в шутку и мог называть себя стариком, продолжил.

- И уж тем более не привык наш князь гневаться на тех, кто привозит ему богатую дань. Ну и что, что твой отряд вернулся из похода последним, зато по добыче вы далеко не последние! - Мирослав повел старшину вдоль телег. - Много добра прибавится сегодня в кладовых князя. А как все сосчитаем, можно будет и свою долю каждому выделить.

Двое мужчин остановились напротив Занилы. Мирослав внимательно посмотрел на нее и удивленно качнул головой.

- Редкую дань ты привез нашему князю, а еще боишься, что он будет не доволен! - усмехнулся он. Старшина улыбнулся, довольный похвалой, а советник князя продолжил. - Где ты ее взял? Какая деревня обеднела настолько, что не смогла собрать ни одной звериной шкурки, ни одного бочонка меда, ни хотя бы шерсти со своих овец?! Я ведь сам с севера княжества. Я знаю, что там просто так своих детей в рабство не отдают!

Двое мужчин разговаривали так, словно девочки и не было вовсе рядом. Как обсуждали бы любую другую вещь из собранной для князя дани. Мирослав пытливо посмотрел на старшину, и тому пришлось рассказывать:

- Она была чужой в той деревне, где мы ее забрали. Она вышла к ним из леса, и они подобрали ее. Старейшина той деревни утверждал, что всю ее семью загрызли дикие звери. Я не знаю, правда это или нет, они мне сказки всякие пытались рассказывать!

Мирослав подошел ближе к телеге и впервые посмотрел прямо в глаза Заниле:

- Как тебя зовут?

Девочка продолжала разглядывать мужчин, не произнося ни слова. Мирослав подождал минуту, потом оглянулся к старшине.

- Она что немая? Язык должна понимать. Почему она молчит?

- Она все время молчит, - пожал плечами тот и нахмурился: кажется, он начинал понимать, что с данью, которую он привез князю, могут быть проблемы. - Она может говорить. Я слышал. Она произнесла всего пару слов, когда мы ее забирали из деревни. А так все время молчит, сколько ее ни спрашивай!

Мирослав еще раз внимательно посмотрел на девочку:

- Значит, ты так и будешь молчать? - казалось, Занила не слышит его. Советник князя кивнул головой, словно отмечая ход собственных мыслей. - Скрытная, хитрая и упрямая. Хорошую же дань, Булан, ты привез своему князю! - он усмехнулся, скорее искренне веселясь над незадачей своего старого товарища, чем отчитывая его, но старшина опустил голову, чувствуя себя виноватым. - Ладно тебе! - Мирослав, подбадривая, так хлопнул его по плечу, что далеко не хилый дружинник покачнулся. - Надеюсь, она хотя бы послушная?

- Да! - поспешил заверить его старшина. - Очень послушная и очень тихая!

- Тихая, это да! Ни единого звука! - советник князя весело рассмеялся и направился прочь от телег, предоставив сбежавшимся холопам разгружать княжескую дань под присмотром суетливого плешивого писца. Он был искренне рад, что наконец-то из похода вернулся последний отряд. И даже странная рабыня не могла испортить ему настроение: мягкие пушистые шкурки, янтарный густой мед, тюки с шерстью, связки жирной вяленой рыбы, редкий речной жемчуг - кладовая князя и так будет ломиться от всех этих богатств!

- Отведите ее в клеть и не забудьте покормить! - крикнул он, обернувшись, старшине, оставшемуся стоять возле телег, озадаченно почесывая бороду.

Все дружинники из отряда уже разошлись, увели своих лошадей в конюшню, только старшина еще какое-то время стоял посреди двора, наблюдая, бережно ли холопы разбирают княжескую дань, не пропускает ли чего внимательный писец, но вскоре и он ушел. Занила внимательно наблюдала за всем, что происходит вокруг. Какое-то время назад один из холопов согнал ее с телеги: она мешала ему выгружать тяжелые тюки с пушистыми шкурками, и теперь она просто стояла недалеко от телеги. Никто не говорил ей, что она должна делать, куда идти, на нее просто не обращали внимания. Впрочем, к этому Занила уже начала привыкать, наверное, ей даже это нравилось. Вот только была уже глубокая ночь. В походе дружинники в это время уже всегда устраивали привал, готовили сытную жирную похлебку, не забывая налить миску и маленькой рабыне, а после выставляли сторожей и укладывались спать. И теперь Занила хотела есть. Вблизи от ярко пылающих факелов, воткнутых в землю вокруг телег, было не холодно, но она уже устала стоять возле колеса, в животе глухо урчало, а глаза помаленьку закрывались сами - собой. Поэтому, когда щуплый лысоватый писец остановился возле нее, Занила даже обрадовалась.

Писец был уже не молод, под сдвинутой на затылок шапкой были видны глубокие залысины, да и русая бородка казалась какой-то облезлой, торчащей в разные стороны. Светлые глаза, привыкшие щуриться, разбирая или выводя хитрые буквы, сверху вниз посмотрели на Занилу. Посмотрели изучающее, но как-то равнодушно. Мужчина поднял к груди деревянную дощечку, натертую воском, на которой тщательно подсчитывал привезенную дань, и длинным металлическим писалом стал что-то старательно на ней выводить, очевидно, записывая и эту княжескую дань. Потом еще раз, уже мельком, взглянул на девочку, словно убеждаясь в правильности сделанных выводов, и кивнул ей головой:

- Иди за мной!

Он бережно прижал драгоценную дощечку к груди, развернулся и стремительно пошел прочь от телег, которые холопы уже торопились укатить под навес. Занила пошла за ним или, точнее, почти побежала. От долгого стояния на одном месте ее ноги совсем замерзли и онемели и теперь не хотели слушаться ее, а мужчина шел вперед размашистым шагом, ничуть не заботясь, поспевает ли за ним маленькая рабыня. Они пересекли двор, вошли под навес, слабо освещенный дымным факелом, и остановились перед деревянной дверью. Писец приподнял засов и толкнул ее. Внутри оказалась крошечная клеть с устланным соломой полом. Ни мебели, даже самой убогой, ни какого-либо источника света. Занила в нерешительности остановилась на пороге.