Загадка театральной премьеры - Иванов Антон Давидович - Страница 4

— Только можно я сперва ему один раз врежу? — взмолился Ахметов.

— Нельзя! — отрезал учитель. — Кому сказано: сядь на место.

Марат нехотя вернулся за парту.

— Надо было не спрашивать, а сразу бить, — сказал ему сосед по парте и соратник по секции бокса Боря Савушкин.

— Конечно, надо было, — вздохнул Марат. — Но теперь уже поздно.

Тут Школьникова, состроив глазки любимому учителю, проворковала:

— В какой же мы театр идем, Андрей Станиславович?

— В Центральный российский театр современного концептуального авангарда, — отозвался учитель.

— Улет! — воскликнула Машка. — Туда ведь билетов не достанешь. Это самая крутая тусовка в Москве.

— Именно, — усмехнулся классный руководитель десятого «Б». — Благодарите папу Олега. Это он нам устроил.

— И ты молчал? — ткнул Пашков локтем в бок Олега.

— Почему молчал? — перегнулся к ним сидевший позади Женька.

— Да я сам в первый раз слышу, — искренне изумился Олег.

Беляев-старший ходил в школу чрезвычайно редко. Он был целиком и полностью занят делами собственной фирмы, которую они совместно с женой, Ниной Ивановной, неимоверными усилиями держали на плаву. Когда Борис Олегович успел организовать поход в театр, для Олега оставалось совершенной загадкой. И еще Олегу было неясно, почему отец ничего ему не рассказал.

— А на какой мы идем спектакль? — полюбопытствовала Катя.

— «Нет повестей печальнее на свете», — ответил Андрей Станиславович.

— Что за такие печальные повести? — с кокетливым видом спросила Школьникова.

— Кажется, это что-то из Шекспира, — не слишком уверенно произнес Марат Ахметов.

— Ну и ну! — воскликнул Вадик Богданов. — Шекспир входит в массы!

— Вот сейчас я кому-то массу испорчу! — взвился на ноги здоровяк Ахметов.

— Сядь! — коротко распорядился Андрей Станиславович. — Спектакль действительно по мотивам произведений Шекспира.

Марат, так и не достигнув Богданова, уныло опустился за парту. Впрочем, при этом он не преминул заметить, что «печальная повесть Богданову будет в самом скором времени обеспечена». Вадик невольно поежился. Встреча один на один с Ахметовым могла достичь поистине шекспировского драматизма.

Тут Дуська Смирнова воскликнула:

— А кто видел новый фильм «Ромео и Джульетта»? Там Леонардо ди Каприо такой лапочка!

— Дурак твой Леонардо ди Каприо! — отрезала Школьникова. — И фильм совершенно левый. Надо же, испохабить такую любовь!

— Много ты понимаешь в любви, — не осталась в долгу Смирнова.

— Уж как-нибудь не меньше других, — повела мощными плечами Школьникова.

— Кажется, назревают серьезные боевые действия, — шепнула Катя на ухо Тане.

Светловолосая девочка молча кивнула.

— Леонардо ди Каприо обсудите на перемене, — крайне вовремя вмешался классный руководитель. — А сейчас речь о другом. Борис Олегович просил меня сегодня вечером сообщить, сколько человек реально пойдет на спектакль. Так что вам надо до конца уроков определиться.

— Ах, Андрей Станиславович, — состроила ему глазки Школьникова. — Мы уже определились. Все пойдем.

— Я не пойду, — тут же сказал Вадик Богданов. — Решай, Школьникова, за себя, а не за других.

— Я тоже пас, — немедленно подхватил Вовка Бочкарев, которого в десятом «Б» чаще всего именовали «богдановской шестеркой».

Дуська, взглянув на Богданова, тяжело вздохнула и с явной неохотою произнесла:

— И я не пойду. Чего я там, в этом авангарде, забыла.

— Смотри своего ди Каприо с пулеметами и базуками, — процедила сквозь зубы Школьникова.

— Без тебя разберусь, что смотреть, — огрызнулась Дуська.

— Теперь начнем урок, — торопливо проговорил Андрей Станиславович.

Школьникова, сидевшая за первой партой, раскрыла конспект, одновременно стараясь, чтобы от взора любимого учителя не укрылся ее новый костюм из розовой кожи, приобретенный в бутике «Гуччи».

— Сядь нормально, Школьникова, — сказал Андрей Станиславович. — Иначе у тебя будет искривление позвоночника.

И он принялся диктовать новую тему.

Все последующие перемены Олег тщетно пытался довести до конца начатый утром разговор с Пашковым. Отделаться от друзей не удавалось. Во всяком случае настолько, чтобы не вызвать их подозрений. Лешка же, в свою очередь, категорически не желал ставить в известность никого, кроме Олега, по поводу странного происшествия, случившегося позавчера. Он боялся, как бы его не подняли на смех.

Однако Лешка сейчас, похоже, мало кого интересовал. И Компания с Большой Спасской, и остальной десятый «Б» бурно интересовались предстоящим походом в театр. Особенно этот вопрос волновал Школьникову. Ей приспичило выяснить, каким образом Беляев-старший «затесался в такую крутую тусовку»?

— Да просто эти Прошечкины — старые друзья предков, — безо всякого почтения к деятелям авангардного концептуального театра проговорил Олег. — Кстати, еще большой вопрос, как вам это понравится, — выразительно глянул он на друзей.

— Обязательно понравится, — воскликнула Школьникова. — В этом театре такая крутая публика! И цена на билеты в партер до ста баксов доходит.

— Ну и дерут! — мрачно изрек экономный Темыч.

— Молчи, микроспора, — никогда не воспринимала его всерьез Школьникова. — Раз платят, значит, стоит того. Закон рынка.

— Может, конечно, и закон, — пожал плечами Олег. — Но прошлый спектакль Прошечкиных ста долларов за билет явно не стоил. Правда, мы с предками ходили по приглашениям. Но отец и за бесплатно заснул.

— Именно потому и заснул, что бесплатно, — сказала Школьникова. — А вот если бы выложил за всех вас триста баксов, то и сам бы не спал и вам бы не позволил.

— Кто же спит за свои кровные триста баксов, — на сей раз согласился с ней Темыч.

— Нет, — покачал головой Олег, — мой предок и за триста баксов на этом спектакле заснул бы. Там актеры всю дорогу в аквариуме плавали, а другие, снаружи, за них текст произносили. В общем, жуткая чушь.

— Ну, «Ромео и Джульетту» они, положим, так не испортят, — сказала Катя. — Шекспир есть Шекспир.

— Не зарекайся, — ответил Олег. — Генрих Прошечкин способен на все. К тому же я не уверен, что там будет именно «Ромео и Джульетта».

— Слова названия, во всяком случае, оттуда, — заметил Темыч.

— Не совсем, — заспорила Катя. — В «Ромео и Джульетте» слово «повесть» в единственном числе. «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте!» — с драматическим пафосом продекламировала она. — А у Прошечкиных спектакль почему-то называется «Нет повестей печальнее на свете». А это, как говорят в Одессе, «две большие разницы».

— Действительно, настораживает, — тихо проговорила Таня. — Неужели они снова в аквариуме будут плавать?

— Сомневаюсь, — отозвался Олег. — При всем занудстве, Генрих Прошечкин любит оригинальные решения и никогда не повторяется. Кстати, — вспомнилось мальчику, — мать про этот спектакль что-то нам с отцом говорила. Ну, да. Вроде там действительно будут Ромео и Джульетта. Только в очень современной трактовке.

— Ну, твой предок гигант! — восхитилась Школьникова. — Чтобы на такую крутую премьеру обеспечить места для всего нашего класса, да еще на полную халяву… Это надо уметь.

— Если моему предку что-нибудь придет в голову, то он своего добьется, — заверил Олег.

— Отлично! — воскликнула Женька. — Наверное, весело будет.

— Я бы на твоем месте не загадывал, — был куда осторожней Олег.

В конце учебного дня выяснилось, что практически вся группировка Богданова решила культурное мероприятие проигнорировать. Другая половина класса, включая Компанию с Большой Спасской, пожелала ознакомиться с концептуальным авангардом. Сообщив об этом Андрею Станиславовичу, ребята покинули школу.

Пашков, объяснив остальным, что ему нужна какая-то книга для реферата по истории, увязался за Олегом, у которого якобы эта книга была.

— Фу-у, — выдохнул Лешка уже в лифте. — Я думал, нам с тобой уже никогда поговорить не удастся.