Ведьмы из Эсткарпа - Нортон Андрэ - Страница 31

Саймон и Бриант последовали за ними в соседнюю комнату, увешанную шпалерами, они были столь древними, что об изображенных на них сюжетах можно было только догадываться. Скользнув за одну из шпалер, она очутилась перед резной деревянной панелью, на ней скалили зубы и огрызались фигурки сказочных зверей. Она потянула за ручку, за дверцей оказался шкаф, и Корис поставил топор к задней стенке.

И словно тягучий прибой времени от древних стен Эсткарпа, словно благоговейный ужас перед чуждой сущностью Волта в полумраке и пыли, Саймон и здесь почувствовал какое-то странное излучение, исходящее от стен комнаты, что-то ощутимо присутствующее в воздухе, от чего по коже побежали мурашки.

Но Корис спешил упрятать свое сокровище, и ведьма, будто домашняя хозяйка, закрыла шкаф на крючок. Как обычно невозмутимый, Бриант застрял в дверях. Откуда возникло это ощущение? Саймон был так озадачен, что остался в комнате, даже когда остальные уже покинули ее, и медленно вышел на середину.

Мебели почти не было. Только кресло черного дерева с высокой спинкой, словно из приемного зала властителя, и такой же стул. А на полу между ними — странный набор вещей, которые Саймон принялся изучать, будто пытаясь что-то отыскать среди них.

Во-первых, там была маленькая глиняная жаровня, в которую можно было бы насыпать лишь горстку углей, не более. Она помешалась на короткой полированной доске. Рядом с нею стоял грубый горшок с какой-то бело-серой кашей. Тут же была приземистая бутыль. Два сиденья и странные предметы… Но кроме них в комнате присутствовало нечто еще.

Он даже не заметил, когда ведьма вернулась, и его раздумья прервал ее голос:

— Кто ты, Саймон?

Его глаза встретили ее взгляд:

— Вы знаете, в Эсткарпе я говорил правду. А истину вы, без сомнения, умеете видеть.

— Умею, и ты говорил правду. Но я снова спрашиваю тебя, Саймон: кто ты… На приморской дороге ты почувствовал засаду раньше, чем Сила предупредила меня. Но ты же мужчина! — впервые ей отказало самообладание. — Ты знаешь, что здесь делалось… Ты чувствуешь это!

— Нет. Я просто ощущаю, что здесь что-то есть. Я не вижу, что это, но знаю — оно существует. — Он не стал скрывать от нее ничего.

— Так и есть! — она стукнула кулаком о ладонь. — Ты не должен бы чувствовать такие вещи, однако чувствуешь. Я здесь занималась кое-чем. Я не всегда использую Силу, то есть нечто большее, чем собственное мое понимание мужчин и женщин, того, что кроется в их сердцах и душах. Три четверти моего дара — владение иллюзиями, ты видел это. Я не призываю ни демонов, ни существ из иного мира, просто мои заклинания действуют на разум тех, кто ждет чудес. Но Сила существует, и иногда она приходит на мой зов. Тогда я действительно могу творить чудеса. Я могу предчувствовать несчастья, хотя не всегда знаю форму, которую примет опасность. Это я могу… это правда! Клянусь своей жизнью.

— Верю, — согласился Саймон. — Ив моем мире есть вещи, которые не объяснишь одной логикой.

— И ваши женщины тоже способны на подобное?

— Нет, у нас эта способность дается обоим полам. Мужчины, которыми я командовал, иногда предвидели несчастье, смерть, свою или чужую. Знавал я и дома, где обитало нечто, о чем было неприятно думать, чего нельзя было увидеть или почувствовать… как здесь.

Она следила за ним, не скрывая удивления. А потом рука ее начертала в воздухе между ними какой-то знак, на мгновение вспыхнувший огнем.

— Ты видел?! — то ли обвинение, то ли радость слышалась в этом восклицании. Впрочем, разбираться не было времени, тишину нарушил удар гонга.

— Олдис! А с ней охрана! — ведьма пересекла комнату и открыла панель, за которой Корис укрыл топор. Полезай, — приказала она. — Они обыщут весь дом, и лучше, если не увидят тебя.

Она не позволила ему протестовать, и Саймон обнаружил, что его втиснули в слишком тесное пространство. Потом панель захлопнулась. Тут он понял, что это не шкаф, а место для подслушивания. В резьбе были отверстия, их хватало и чтобы дышать, и чтобы видеть всю комнату.

Она втолкнула его слишком быстро.

Теперь он возмутился и стал шарить руками по панели, чтобы выйти. Однако с его стороны ручки не было — значит, вместе с топором Волта его упрятали в сейф до тех пор, пока ведьма не сочтет нужным выпустить его на свободу.

Раздражение Саймона росло; упершись о стенку лбом, он попытался по возможности рассмотреть комнату. И вдруг застыл: дева Эсткарпа вернулась с двумя солдатами, они быстро оглядели всю комнату, заглянув и за ковры. Ведьма, посмеивалась, наблюдала за ними. А потом бросила через плечо кому-то за порогом:

— Похоже, что чужому слову в Карее не верят. Ну, когда же в этом доме творилось зло? Ваши ищейки найдут здесь немного пыли да паутины — увы, я плохая хозяйка, — однако ничего более, госпожа. Зря они тратят время на обыск.

В ее словах слышалась насмешка, легкая, но, впрочем, способная задеть. Со словами она обходилась очень ловко. Говорила, словно взрослый с детьми: с усмешкой, беспокоясь о более важном, однако тактично пригласила ту, что была за дверью — взрослую ко взрослой.

— Халсфрик! Доннар!

Люди с вниманием остановились.

— Проверяйте прочие части этого логова, но нас оставьте наедине!

Они почтительно расступились, пропуская вперед женщину. Ведьма закрыла за нею портьеру и обернулась к пришедшей, скинувшей плащ с капюшоном прямо на пол, где он растекся шафранной лужицей.

— Приветствую вас, госпожа Олдис.

— Время уходит, женщина, ты сама это сказала, — слова были грубы, но бархатные тона в голосе смягчали их резкость. Один этот голос может сразить мужчину, особенно с глазу на глаз.

И фигурой любовница герцога вовсе не походила на пышную перезрелую девицу из трактира, как представлялось ведьме. Это была молодая девушка, еще не осознавшая своих возможностей… Небольшая высокая грудь была скромно прикрыта, однако ткань великолепно обрисовывала ее. Противоречивая женщина — и тщеславная и холодная. Теперь Саймон прекрасно понимал, как удавалось ей столь долго держать в руках опытного развратника.

— Ты говорила Фирте… — вновь прозвучала укутанная в бархат резкая нота.

— Вашей Фирте я все объяснила, и что я могу сделать, и что для этого необходимо, — ведьма тоже не была многословной. — Условия вас устраивают?

— Они устроят меня, когда все кончится удачно. Обеспечь мою безопасность в Карее, и потом получишь свою плату.

— Странный способ торговаться, госпожа, все преимущества на вашей стороне.

Олдис улыбнулась.

— Ах, ведь если у тебя есть эта Сила, Мудрая, ты можешь и спасти и погубить, и я окажусь для тебя легкой добычей. Говори, что делать, да поживей. Этим двоим я могу верить, они обязаны мне, но в этом городе есть и иные глаза и уши.

— Давай руку. — Женщина из Эсткарпа взяла маленький горшок с кашей. Олдис протянула руку, унизанную кольцами, одна—две капли из уколотого иглой пальца упали в горшок, ведьма добавила туда жидкости из бутылки и взболтала. А потом раздула угли в крошечной жаровне.

— Садись, — указала она на стул, а когда Олдис уселась, положила ей поперек колен доску и поставила на нее жаровню.

— Думай о том, кого хочешь, только о нем думай, госпожа.

Держа горшок над огоньком, женщина из Эсткарпа запела. Странно, то, что своим присутствием так озадачило Саймона совсем недавно, то, что клубилось и охватывало их, когда она чертила между ними огненный знак, теперь потихоньку истекало из комнаты.

Но ее пение имело свою силу, меняло мысли, вызывало иную реакцию. И поняв, что она делает, к чему это способно привести, Саймон после мгновенного шока прикусил нижнюю губу. Услышать такое… от женщины, которую, казалось, он начинал понимать. Магия эта предназначалась для Олдис и ей подобных, не для холодной чистоты Эсткарпа, нет! Но на него она уже начинала действовать. Заткнув пальцами уши, Саймон попытался не слышать, не воспринимать этот знойный жар, истекавший из воздуха в пульсирующую в его теле кровь.