Светорада Янтарная - Вилар Симона - Страница 52

– Испугалась?

Светорада даже слегка шлепнула его по руке, а он подхватил ее на руки, закружил.

– Великая радость, моя Янтарная! Скоро весь Константинополь будет на ногах, когда узнает новость.

Оказалось, друнгарий византийского флота Имерий в морском бою одержал замечательную победу над арабами.

– Давно уже Византия не знала таких побед! – ликовал Александр. От него слегка пахло вином, он увлекал за собой Светораду, и к ним уже присоединились его приятели, Василица, Гаврилопул, а также несколько молодых патрикиев из окружения кесаря, среди которых Светорада знала только Иоанна Куркуаса. – Мы отправляемся кутить в город, – весело говорил Александр. – Будем пить в кабаках и всем рассказывать о великом событии. Лев еще ничего не знает, я проведал это первым, и, пока трепетные евнухи охраняют сон наисветлейшего, мы разнесем эту весть по всему городу! Льву же сообщат обо всем в последнюю очередь.

Светорада даже не знала, как ей на все это реагировать. Когда они подошли к охранявшим проход Скилы[111] на ипподром веститорам, закованным в броню, Александр привлек ее к себе и зашептал на ушко:

– Представляешь, им на каждую ночь сообщают новый пароль. И сегодня они должны повиноваться, только если услышат… Знаешь, какой пароль я придумал на эту ночь? «Стема», то есть самый лучший! Это для тебя!

У Светорады от неожиданности пересохло во рту. Ей было не по себе, оттого что Александр запомнил это слово и время от времени просил ее называть его Стемой. Ей это было неприятно.

И вот эскувиторы стали передавать по цепочке имя ее некогда погибшего мужа, лязгали замки, открывались мощные низкие двери. На освещенном ясной луной ипподроме было очень тихо. Однако эта тишина была нарушена, как только кесарь и его свита вышли на залитое призрачным светом огромное пространство. Разгоряченные вином мужчины стали шуметь, кричать, кто– то уже распечатывал новый мех, который тут же пустили по кругу, а потом принялись скакать по скамьям для зрителей, орали, хохотали, вновь пили.

Александр потребовал, чтобы выпила и Светорада.

– Вино веселит, а сегодня у нас есть повод, чтобы напиться.

Она пила, чтобы снять некоторое напряжение, и вскоре ей тоже стало весело. Даже казавшиеся сперва призрачными и жутковатыми скульптурные изваяния уже не пугали. На трибунах стали появляться какие– то силуэты: служители ипподрома, жившие в его недрах, смотрители животных, лекари, уборщики – все они вышли на неожиданный шум. Александр и им велел принести вина, пил с ними, обнимался с простыми конюхами и метельщиками, рассказывал о победе византийцев над арабами, требовал, чтобы все эти люди несли весть далее и ликовали.

Ему действительно удалось завести всех, Светорада тоже смеялась, охмелевшая, удивленная необычностью их ночной прогулки, радостная, оттого что Александр так весел. А он уже тянул княжну к себе, скинул с ее головы капюшон, растрепал волосы.

– Поглядите, какая она у меня! Какие волосы! Они словно волнистая пряжа в лунном свете.

Подхватив визжавшую Светораду на руки, он почти вскинул ее на плечо, усадил под приветственные крики. И так, неся княжну во главе развеселившейся толпы, двинулся в сторону главных ворот, чтобы выйти в город.

В лунном свете Константинополь был великолепен. Черные тени подчеркивали белизну мраморных колоннад, поблескивала позолота статуй, благодаря чему темные улицы казались светлыми. И очень тихими. Поэтому, когда веселая гурьба сопровождавших кесаря людей ворвалась в эту тишину, голоса и смех звучали особенно громко. Александр приказал орать и бить в ворота знатных патрикиев, сообщать всем о победе и ликовать. Его друзья размахивали факелами, гомонили, шумели. Попавшаяся на пути ночная стража не посмела вмешаться, сообразив, кто затеял все это безобразие. Стражи вообще старались не мешать «золотой» молодежи, однако услужливо подсказали, где находятся ближайшие кабачки. Уж там– то всегда есть с кем выпить и поделиться новостью.

– Пусть не скупятся на вино, – приказывал Александр, и кабатчики не скупились, понимая, что вся эта выпивка завтра же будет оплачена императорской казной. – Пусть все радуются, пусть выходят на улицы и празднуют нашу победу!

Светорада находила все это не слишком разумным, однако Александру и впрямь удалось расшевелить сонный город. То там, то тут в домах загорались огни, слышались голоса, все больше людей выходили из домов, собираясь на перекрестках. Даже разожгли костры – к неудовольствию стражей правопорядка, которые не очень– то радовались выходкам молодого кесаря. Да и со стороны иных патрикиев, разбуженных среди ночи, то и дело слышалось ворчание, что, мол, для неугомонного кесаря Александра даже победа флота – повод для бесчинств.

– Вы не радуетесь торжеству ромейского оружия? – грозно наступал на недовольных самбазилевс. От такой угрозы предпочитали смолкнуть и пытавшиеся утихомирить смутьяна важные сановники, послушно выносили на улицу вино, пили по приказу лихорадочно веселого Александра.

Он собрал вокруг себя довольно внушительную толпу, среди которой, впрочем, было больше всякого сброда, чем достойных людей. Сам кесарь был уже сильно пьян и почти висел на Василице. А тот вел пошатывавшегося Александра, весело смеялся и не забывал указывать, где они еще не пили. Светорада, чтобы не потеряться в толпе, старалась не отстать от Александра. Ей даже удалось усмирить его, когда он велел ломиться в ворота монастырей, желая, чтобы монахи уже сейчас принялись звонить в колокола, оповещая столицу о радостном событии.

– Ну чего она все время вмешивается? – ныл подле Александра Василица. – Может, твоя Янтарная тоже решила стать святой? Кесарь, прикажи своей девке еще выпить за победу друнгария Имерия.

И Александр послушался капризного мальчишку.

– Налейте моей милой! – махнул он рукой.

Светорада уже не могла пить, ее и так пошатывало. А тут еще Гаврилопул повел себя совершенно недопустимо: воспользовавшись общей сумятицей, он просто схватил молодую женщину, стал тискать ее грудь, сопеть в лицо, лез целоваться. Хорошо еще, что Варда оттащил его от Светорады. Варда? Княжна даже не поверила своим глазам. Может, она и впрямь слишком много выпила, чтобы удумать такое? Однако вскоре княжна поняла, что Варда был единственным среди этой толпы, кто не пил. Он все время был настороже, не убирал руки с рукояти меча и внимательно вглядывался во всякого, кто приближался к кесарю, многих решительно отстранял.

– Кесарь, не пора ли нам возвращаться?

Александр пьяно поднимал голову, обнимал Варду.

– Варда, славный мой Ахиллес воинский! Ты так мне нравишься. Ну вот, опять у тебя унылая физиономия. Ты не хочешь порадовать своего кесаря?

– Хочу. Однако еще больше я хочу, чтобы вы вернулись в Дафну. Вы и так уже всполошили полгорода.

– Полгорода? Всего половину? Я желаю, чтобы веселье было во всей столице!

И требовал еще вина.

Собравшиеся вокруг кесаря бражники, бродяги, шлюхи тут же стали его славить, лезли плотной толпой к пьяно улыбавшемуся Александру, и Варде приходилось их отпихивать. А тут еще к Светораде привалился хмельной Иоанн Куркуас, стал читать ей стихи о великой любви, едва не плакал. Княжне было странно видеть пьяным этого обычно достойного юношу, она старалась его поддержать, но поняла, что не справится, когда молодой патрикий просто упал на мостовую. Опять же помог Варда, велев кому– то тащить Иоанна, а Светораде на всякий случай наказал держаться подле него. Может, опять задумал что– то недоброе или… и впрямь заботится?

Она предпочла пробраться к Александру, обняла его, прижалась, чтобы он не потерял равновесие, ибо кесарь едва держался на ногах.

– Моя наяда… – шептал он, зарываясь лицом в ее волосы. – Моя красавица! – И тут же кричал: – Выпьем за красоту моей возлюбленной!

– Пьем за шлюху кесаря! – вопили в толпе.

Светораде с трудом удавалось увлекать его за собой. Сама еле шла, ее шатало, один раз они чуть не упали под визгливый хохот Василицы и гоготание Гаврилопула. Наконец, к облегчению княжны, им навстречу выехал отряд стражи во главе с Евстафием Агиром. Проэдр потребовал прекратить беспорядки, а самого кесаря усадить на круп за одним из стражей. Александр при появлении Агира несколько успокоился, стал повиноваться, а всадники, воспользовавшись моментом, принялись разгонять толпу.