Светорада Янтарная - Вилар Симона - Страница 5

Признаться, для своего полувекового возраста Ипатий Малеил выглядел недурно. Он всегда держался с величием и достоинством, старался аккуратно и элегантно одеваться. Сейчас он был в легкой одежде – белой, чистой; одна пола собранного в красивые складки светлого плаща, расшитого темными узорами, закинута на левое плечо, правая рука голая. Худощавый (только в последнее время он стал немного сутулиться), с шапкой кучерявых волос, темных, хотя и обильно присыпанных сединой, с густыми, еще черными бровями, которые выделялись на тонком породистом лице, патрикий выглядел довольно привлекательно. Но под карими глазами стали набрякать мешки, резче обозначились морщины в уголках тонкогубого рта, заметнее проступили жилы на старческой шее, и все чаще ломят суставы и ощущается слабость. Однако Светорада никогда даже не намекала Ипатию, что ее что– то не устраивает, никогда не жаловалась на раздраженность или усталость. Всегда так заботлива, предупредительна, мила, всегда покорно предоставляет ему свое крепкое молодое тело… когда у него возникает желание. Правда, в последнее время это происходит не очень часто, ну да у проживших вместе пять лет супругов чувства не должны проявляться так же бурно, как ранее. Кроме того, в Византии излишние плотские желания считаются греховными. Но Светорада не была рождена христианкой, в ней живет неспокойный языческий дух, силы так и бурлят в ней, придавая его Янтарной госпоже столь пленительное очарование.

Ипатий никогда и ни в чем не ставил Светораде препоны. Хочется ей принимать гостей – на то ее воля. Не пожелала по жаре ехать на молебен в Пантелеймоновскую обитель – он тоже не едет. Не противится патрикий и в том случае, если бойкой Светораде вдруг вздумается устроить в имении Оливий танцы со здешними девушками или поехать кататься верхом на целый день. Ну а если ей желательно ранним утром покупаться в море – Ипатий и тут согласен отпускать ее. Хотя ни одна византийская матрона не решилась бы на подобные игры с волнами, а этой только дай поплавать. Наставница Дорофея всегда ворчит по поводу утренних купаний в одиночестве, боится чего– то. Но подле Светорады постоянно сильный раб-древлянин, на его преданность и смелость можно положиться – он позаботится о ней, если что.

Ипатий опять посмотрел в сторону подъездной аллеи, невольно прислушался, но вместо жены (храни Бог, но он все равно считал Светораду– Ксантию супругой) увидел своего старшего брата Зенона, идущего вдоль розария. Важный придворный, препозит[7] императорского двора, он редко покидал Священный Палатий,[8] но на этот раз все же приехал и теперь не дает Ипатию покоя, требуя его скорейшего возвращения в Константинополь.

Ипатий с молчаливой улыбкой взирал на своего сановитого брата– евнуха. В Византии был широко распространен обычай «посвящения» Богу одного (реже нескольких) из сыновей, выражавшийся в оскоплении. Хотя оскопляли нередко и пленных, внебрачных сыновей или лиц, провинившихся перед властями. Но благородные евнухи почитались особо, считались чистыми людьми, не подверженными мирским страстям, и у них было больше возможностей возвыситься как на духовной стезе, так и на светском поприще. Вот и Зенон Малеил подвергся оскоплению, как более здоровый ребенок в семье. Потом их отец смог устроить старшего сына– евнуха на службу в Священный Палатий, где Зенон дослужился до весьма высокого поста. Он не жалел, что когда– то с ним проделали подобную операцию, к тому же византийское общество в целом видело в безбородых евнухах ангельские черты, а дворцовые евнухи традиционно облачались в белые одежды.

Завидев Ипатия, Зенон направился к нему в беседку. Придерживая длинную полу своей светлой далматики,[9] он поднялся по округлым ступеням, сел, отдуваясь от жары. Как большинство евнухов, Зенон страдал от тучности, хотя и боролся с этим путем воздержания. Вот и сегодня он обошелся без трапезы и сейчас с грустью поглядел на опустошенную Ипатием тарелку из– под творога.

Братья Малеилы в чем– то были схожи – оба с выбеленными возрастом кучерявыми волосами и контрастировавшими с ними темными бровями, тонкими носами с горбинкой, кареглазые. Но насколько Ипатий с возрастом стал худощав, настолько Зенон сделался тучен, а его подрумяненные щеки обвисали, как у ожиревшей старухи.

– Тихо– то как, – первым начал разговор Зенон, перебирая в пухлых руках кипарисовые четки, которые свесил между колен. – Только пчелы жужжат.

– Они собирают для моей пасеки нектар с цветов, – чуть улыбнулся уголками рта Ипатий.

Зенон машинально кивнул и посмотрел на брата.

– Да, твоя пасека, твои виноградники, твои стада, твои оливковые рощи на склонах…

– Оливки – это идея Светорады. Она практичная женщина и считает, что персики и абрикосы быстро сходят, а правильно собранные и обработанные оливки хранятся весь год. К тому же цена на них никогда не падает.

– Она у тебя хорошая хозяйка, – согласно кивнув, заметил Зенон.

– Но все еще не жена мне.

В последних словах Ипатия слышался упрек, и Зенон чуть нахмурился. Он не лукавил, когда говорил, что делает все, чтобы помочь младшему брату развестись с Хионией, однако положение Ипатия, назначенного хлопотами Зенона при дворе на высокий пост миртаита,[10] требовало от него безупречности во всем. То, что он был женат на прокаженной, не считалось грехом, а вот развод воспринимался как дело позорное. К тому же Хиония, ранее много жертвовавшая на богоугодные дела, проявлявшая заботу о нуждающихся и ухаживавшая за хворыми, почиталась святой женщиной… пока не заразилась. До сих пор мнение о ней оставалось высоким, люди поговаривали, что патрикий Ипатий попросту хочет отделаться от больной жены ради молоденькой блудницы. Поначалу разводу мешал тот факт, что Светорада язычница, а принять христианство княжна решилась не сразу. Сыграло свою роль и предосудительное отношение к повторным бракам. А еще Ипатию не повезло в том, что брачные вопросы в Византии сейчас считались едва ли не скандальными, и о них нежелательно было говорить. Нынешний патриарх Николай Мистик был особо строг на этот счет. Особенно из– за того, что сам правитель, император Лев Мудрый, стремился вступить в очередной брак – уже четвертый по счету. Так вышло, что все три его императрицы умерли молодыми, не успев подарить Льву наследника. Ныне во дворце на правах жены Льва жила его четвертая избранница – Зоя Карбонопсина, которая еще полгода назад родила базилевсу долгожданного сына. Но патриарх Николай считал этого ребенка незаконнорожденным и даже долгое время отказывался его крестить. Наконец младенца все же окрестили, дав ему имя Константин. Но отношение к порфирородному царевичу,[11] как и к его матери, оставалось двояким, и венчать Зою со Львом отказывались, что стало поводом для страшного скандала. И как теперь, оправдывался Зенон, можно устроить семейную жизнь обычного патрикия, если даже божественный автократор[12] не в состоянии решить свои семейные дела?

– Но император сочувствует тебе, – сощурив глаза, сказал Зенон. Он взглянул на Ипатия и добавил: – Он даже расспрашивал меня о вас с княжной. Однако ты сам ведешь себя недопустимо, надолго покидая Константинополь и став в феме[13] Оптиматы едва ли не предводителем земельных магнатов. Сам знаешь, как строги императорские законы к тем, кто ищет возвышения на стороне. Это подозрительно.

– Но сельская жизнь в поместье дает мне неплохой доход, – заметил Ипатий.

– К тому же ты приумножаешь свое богатство торговлей, – презрительно скривив маленький рот, продолжил Зенон.

Ипатий промолчал. Да, он многие годы провел, занимаясь торговлей и разъезжая по стране, благодаря чему и разбогател. И теперь, когда, казалось бы, пора было успокоиться, он не хотел бросать столь успешно начатых дел. Некогда он был стратигом в Херсонесе в Таврике,[14] куда и поныне отправляет суда. Там его закупщики приобретают у кочевников огромное количество бычьих кож, которые Ипатий через подставных лиц сбывает на рынках Константинополя. Конечно, нехорошо, если об этом и в самом деле узнают при дворе. Торговля для человека его ранга и положения считается позорным делом.