Светорада Янтарная - Вилар Симона - Страница 32

«Вот и хорошо, что соблазнительной, – подумала княжна. – Патриарх будет доволен. А там… Получится задуманное или нет, мне все равно».

Ее даже дивило это невесть откуда нахлынувшее безразличие к собственной судьбе. Словно там, в лепрозории, столкнувшись с прокаженными, она перенесла такое потрясение, что все ее чувства притупились. Если она привлечет внимание базилевса, то сможет отомстить, возвыситься, стать богатой и независимой, выйти замуж за Ипатия… Если, разумеется, он пожелает того, как ранее. Какие– то перемены все равно произойдут, но Светораду это не волновало. В душе было пусто и тихо. И только мысли о сыне дарили некий отсвет радости. И еще… Она стыдилась этих воспоминаний, но ничего не могла поделать. Порой она мечтала вновь оказаться на пустынном морском берегу и броситься в объятия своего Тритона. Может, им еще суждено будет встретиться?

Однако всеобщее оживление, ясный теплый день и азарт состязаний постепенно вывели ее из апатии. Уже в первом заезде они с Ипатием болели за «зеленых», так как за «зеленых» болела и императорская семья. Причем в первых бегах одной из квадриг правил сам кесарь Александр. Его четвертка пришла первой, народ ликовал, Светорада и Ипатий радостно расцеловались, так как ставили на «зеленых» немало и были рады выигрышу.

– То, что я снял ложу недалеко от кафизмы, окупится, – заметил Ипатий.

Он всегда был очень расчетлив и аккуратен в тратах. Но не скуп. Ипатия, несмотря на занимаемый им пост миртаита, не пригласили в числе иных сановников в кафизму, и это вынудило его раскошелиться на личную ложу с удобными сиденьями и навесом. Зато у него появился повод не расставаться со Светорадой и поразить своей щедростью игумена Анастасия.

Пока перед подготовкой к следующему заезду народ тешился выступлениями мимов и борцов, к ним в ложу явился Зенон. Он имел возможность на время отлучиться от особы императора и решил зайти поболтать с братом и его спутниками. Попивая прохладный сок и отдуваясь в своей парчовой хламиде, он сообщил, что именинник, в честь которого устроены нынешние ристания, недоволен своей победой, ибо уверен, что ему поддались. Кесарь же хочет чистой победы.

– Что ж, его можно понять, – усмехнулся Ипатий. – Александр – прекрасный возничий квадриг, он способен добиться победы своими силами и умением. А то, что ему уступили в день именин… Его соперников тоже можно понять, однако Александр, отодвинутый на вторые роли в управлении державой, стремится хоть как– то проявить себя, даже в столь сложном и опасном деле, как гонки квадриг.

– Отодвинут на вторые роли? – вскинул подкрашенные брови Зенон. – Это счастье империи, что не легкомысленный Александр, а Лев Мудрый стоит у кормила власти империи. Александр и сам свыкся со своим положением и не жалуется. Что касается ристаний, то ему не дает покоя это. – И препозит указал на одну из украшавших разделительную «спину» бронзовых статуй. – Некий возничий Константин, живший пять столетий тому назад, удостоившийся еще при жизни изваяния на ипподроме. Он одержал сорок шесть побед в один день, причем некоторые на уже участвовавших в соревновании квадригах. И теперь Александр, возмущенный тем, что ему поддались в прошлом заезде, упрашивает базилевса позволить ему вновь скакать, причем тоже на ранее участвовавших в забегах лошадях.

– Но разве участники состязаний не выбираются по жребию? – подала голос Светорада.

– Думаю, августейший ему не откажет, – лукаво усмехнулся Ипатий и подмигнул ей. – Александра всегда баловали, потакая ему во всем. Лев поступает правильно, разрешая брату все, что угодно, кроме возможности править. К тому же единственная на сегодняшний день победа «зеленых» была одержана тогда, когда квадригой правил кесарь. Так что, думаю, он позволит неугомонному Александру проявить себя.

Зенон вскоре ушел, а Ипатий сделал знак слуге, чтобы тот достал из корзины заранее припасенные угощения.

Обычно состязания квадриг длились несколько часов. И хотя между скамьями зрителей сновали продавцы напитков и снеди, многие присутствующие приносили с собой провизию, так как обычно здесь все стоило втридорога. Они перекусывали в перерывах между скачками, наблюдая за выступлениями акробатов, которые выстраивали на арене из своих сильных тел живые пирамиды, смотрели, как силачи поднимают гири, а гимнасты ходят по натянутой над беговой дорожкой ипподрома проволоке. Милое зрелище, но после азартных бегов оно не особо волновало вкушающую пищу публику. В дальний конец ипподрома даже заторопились стражи порядка, так как там между болельщиками «голубых» и «зеленых» возникла потасовка с оскорблениями и дракой.

Светорада как раз подала Ипатию принесенную служанкой корзину с сырными лепешками с изюмом, когда в их ложе опять возник Зенон. Теперь он выглядел строго и официально, с поблескивающей золотом скиадией[84] на голове, а рядом стояли сопровождавшие его служители– евнухи, облаченные в богатые светлые хламиды.

– Мир вам во Христе, – снова поздоровался Зенон, словно не замечая озадаченного взгляда брата. – Светлейшая госпожа, – он повернулся к Светораде, – по наивысшему повелению ты должна предстать пред очи нашего наивеличайшего правителя Льва Македонянина.

Светорада лишь мельком посмотрела на растерявшегося Ипатия и, глядя в зеркало на длинной ручке, стала поправлять янтарные подвески да оглаживать темные брови. Чуть подвела кармином губы и встала. Ипатий тоже начал подниматься, однако Зенон непререкаемым тоном произнес, что ему приказано пригласить в кафизму только госпожу Ксантию.

Императорская кафизма располагалась на восточной трибуне большого ипподрома и представляла собой нечто вроде просторного квадратного балкона с богатым навесом, который выступал далеко вперед, чтобы обеспечить обзор происходящих ристаний. В кафизму вел ход из самого Палатия, так что император появлялся на ипподроме прямо из дворца. Светораде же, чтобы попасть в кафизму с ипподрома, пришлось проследовать за Зеноном через ряд запутанных переходов под трибунами, пройти несколько лестниц, пока они не оказались в коридоре, который охраняла вооруженная до зубов стража – солдаты дворцовой гвардии.

В одном из одетых в золоченые панцири стражей Светорада неожиданно узнала Варду. Она немного задержалась, взглянув в его замкнутое лицо, полузакрытое нащечниками шлема, и недобро усмехнулась. Что ж, по крайней мере, если она глянется Льву, то этот напыщенный ублюдок не раз пожалеет о том, как он поступил с ней. Эта мысль придала княжне решимости. Глаза ее заблестели, щеки окрасил румянец, и, когда Зенон откинул богато расшитый занавес и Светорада вошла в кафизму, она выглядела просто лучезарно. Роскошная красавица с ярким ртом и темными бровями под янтарной диадемой.

Зенон предупредительно пояснил, как вести себя перед божественным базилевсом согласно обряду. И, появившись среди высокого собрания в кафизме, Светорада мельком оглядела присутствующих, заметила несколько блистающих украшениями женщин, увидела испытующе взиравшего на нее патриарха Николая, а затем, когда Зенон подвел ее к восседавшему на высоком троне правителю, одетому в пурпур, пала ниц, коснувшись губами его узконосых пурпурных башмаков.

С ее появлением в кафизме воцарилась тишина. Потом негромкий властный голос произнес:

– Встаньте, подданная наша. Мы позволяем вам.

Как подняться из положения ниц, чтобы она выглядела грациозно и соблазнительно? Светораде это удалось. Изящный упор на кисть руки, поворот бедра, так что златотканый аксамит натянулся на изогнутом колене, а потом гордая осанка и опущенный взгляд. Скромность и достоинство. Однако Светорада помнила, что сама была рождена княжной, и это придало ей уверенности. «В конце концов, этот наивеличайший тоже мужчина, – подумала она, – мужчина, которого мне надо очаровать».

Ах, когда– то это так легко удавалось юной княжне, не боявшейся ничего на свете и стремившейся пополнить ряды своих поклонников приветливой игривостью и манящими взорами. «Я все та же», – постаралась войти в роль Светорада. Взмахнула длинными ресницами, посмотрела на базилевса блестящими глазами, восхищенно и заманчиво, а потом, вопреки всем протоколам и церемониальным правилам, улыбнулась ему – лучезарно, ослепительно, влюбленно…