Кавказская война. Том 1. От древнейших времен до Ермолова - Потто Василий Александрович - Страница 79

Еще резче выражается Цицианов в послании одному из старшин аварского племени, которого подозревал в сношениях с мятежными джарцами.

«Вам известно, – говорит он, – постель ли я люблю, или боевое поле, где кровь льется реками, а головы валятся, как яблоки. Следовательно, не слабой мухе, каков аварский хан, против непобедимого русского оружия брать гордый голос и думать устрашить меня, поседевшего под ружьем».

Вероломные поступки джарцев заставили наконец Цицианова предписать Гулякову вторично наказать их оружием. Но в то время, как войска собирались в поход, получено было известие, что хан Казикумыкский с шеститысячным войском сам перешел на правый берег Алазани и занял крепкую позицию, прикрытую с флангов топкими болотами, а с фронта дремучим лесом и чрезвычайно густым терновым кустарником, через который невозможно провести артиллерию. Несмотря на то, Гуляков двинулся навстречу хану и 1 января 1804 года атаковал его. Пока орудия, выдвинутые влево, громили казикумыкцев продольным огнем, охотники под командой опытного в Кавказской войне подполковника Эристова[39] пробрались через лес и кинулись с фронта. Шесть знамен, развевавшихся на гребне завала, сразу перешли в руки русских, и неприятель, прижатый к реке, вынужден был спасаться вплавь, осыпаемый с берега картечью и ружейными пулями.

Гуляков решился тогда перейти за Алазань и двинулся для наказания мятежников в Джаро-Белоканскую область. Многочисленные толпы лезгин, встретившие его на пути, были разбиты и бежали, оставив на месте более сотни трупов; Джары снова были взяты и на этот раз преданы пламени.

Цицианов не находил достаточно слов благодарить Гулякова. «Я только что узнал о вашей новой победе, – писал он ему из Тифлиса, – и столь часто имел удовольствие отдавать справедливость вашим высоким военным достоинствам, что мне не остается иного вам сказать, как то, что вашему превосходительству суждено, как видно, увековечить славу российского оружия в сей новоприобретенной земле, а мне соучаствовать вам в радости…»

К сожалению, письмо это уже не застало в живых храброго генерала. Увлекшись успехом, Гуляков решил преследовать лезгин в самые недра Дагестанских гор и 15 января 1804 года вступил с отрядом в тесное Закатальское ущелье, куда до него не проникал еще ни один завоеватель. Войска двигались в боевом порядке; впереди шел авангард из конной и пешей грузинской милиции, за ним рота егерей с одним орудием, а далее густой колонной кабардинцы, Тифлисский батальон и пятнадцатый егерский полк. Нелишне сказать, что в этом походе одной из кабардинских рот командовал флигель-адъютант граф Бенкендорф – позднее, в царствование императора Николая Павловича, известный шеф корпуса жандармов, а другой – поручик Преображенского полка граф Михаил Воронцов, впоследствии фельдмаршал и наместник Кавказа.

Как только весь отряд втянулся в ущелье, замкнутое с обеих сторон лесистыми горами, неприятель открыл перекрестный огонь и, воспользовавшись минутным замешательством грузин, бросился в шашки. Генерал находился в это время впереди, у самого орудия, и пал одним из первых, пораженный в упор ружейным выстрелом. Тело его несколько минут находилось даже в руках неприятеля, но подоспевший резерв Кабардинского полка немедленно выручил останки любимого командира.

Смерть храброго и опытного начальника, к которому солдаты питали слепую доверенность, расстроила порядок в авангарде. Грузины бросились назад, смешали колонну и многих столкнули в стремнину. Генерал-майоры князь Орбелиани, шеф Тифлисского полка Леонтьев, молодой Воронцов в числе других жестоко расшиблись при падении и только с трудом выбрались из пропасти. Генерал Орбелиани, впрочем, все-таки принял на себя командование, но, не зная в точности предположений Гулякова, отступил и, после восьмичасового боя выведя отряд обратно на долину к урочищу Пейкаро, расположил его на возывышенной площадке, где теперь стоит Закатальская крепость. Общая потеря русских была значительна и простиралась до пятисот человек, но лезгинам так дорого досталась смерть Гулякова, что через несколько дней многие селения прислали депутатов с просьбой о пощаде. Замечательно, что все дагестанские общества указывали на джарцев как на виновников возмущения, а джарцы говорили, что «случившееся дело произошло от воли Божьей».

Молодой Воронцов в частном письме князю Цицианову так описывает несчастное происшествие в Закатальском ущелье. «Из рапорта князя Дмитрия Захаровича (Орбелиани) вы изволите усмотреть, какое у нас сегодня было несчастное дело с лезгинами. Василий Семенович (Гуляков), будучи руководим одной своей храбростью, пустился со всем отрядом в такое неприступное место, что ежели бы оно нам было и знакомо, то и тогда никак не следовало бы идти туда. Он, по обыкновению своему, опередил всех и шел впереди, не открыв места, без фланкеров и без всего. Одни грузины были еще больше впереди, и это была главная его ошибка, ибо, как только лезгины бросились с саблями на грузин, они все побежали назад и кинулись на нас; место не позволяло выстроиться, так что и нас сначала было опрокинули. Василия Семеновича убили у первого орудия; я возле него был, и со мной то же бы случилось, если бы бежавшая толпа не столкнула меня с прекрутого яра, куда я летел и разбился бы до смерти, ежели бы не случилось упасть на других, которые уже прежде меня той же толпой были столкнуты. Как можно скорее я вылез опять наверх и нашел, что наши опять стали собираться, и в скором времени лезгин оттуда сбили. Как князь Дмитрий Захарович, так и Алексей Алексеевич (Леонтьев) все возможное примером и просьбами делали, чтобы солдаты не унывали. Идти вперед было нельзя, ретироваться назад тоже казалось невозможным, однако же с большим трудом мы отошли, не оставя ничего позади себя. Вчера и третьего дня все отсоветовали Василию Семеновичу туда идти; он почти согласился и говорил, что хочет только открыть место. Но как открывать место со всем отрядом, не оставляя никакого резерва в случае несчастья? Бог знает, как мы оттуда вышли; никто из нас не думал пережить этот день. Теперь мы пришли на место лагеря и находимся в совершенной безопасности. Грузины обескуражены; наши жалеют о потере генерала, но ничего не боятся. «Лезгин, – говорят, – более семи тысяч, но на чистом месте и двадцати тысяч не боимся». Снарядов и патронов у нас очень мало; провианта не более, как на девять дней; отступить же не хочется, да и стыдно».

Смерть Гулякова глубоко огорчила князя Цицианова.

«Потеря сего генерала, отличившегося в крае столькими подвигами, есть наинесчастнейшее следствие сего сражения, – писал он государю. – Отчаяние войск, уныние друзей его, офицеров Кабардинского полка, и сожаление всей Грузии, которая была ограждаема от всякой опасности его неусыпным бдением и мужеством, налагают на меня священную обязанность отдать памяти сего генерала должную справедливость. Я лишился в нем усердного помощника, а войска – начальника отличного, друга верного и воина неустрашимого».

Тело Гулякова сначала предано было земле в бедной деревушке Вакир, так как бодбийский митрополит[40] не согласился дать места для погребения покойного в Сигнахском монастыре, где покоятся священные мощи просветительницы Грузии Нины. Кабардинские офицеры жаловались на это Цицианову. И вот что последний писал по этому поводу митрополиту Бодбийскому: «К крайнему удивлению узнал я, что ваше высокопреосвященство не позволили похоронить в Сигнахском монастыре тело покойного генерал-майора Гулякова, который убит в сражении за защиту Грузии; который целый год, стоя в лагерях, лишен был совершенно спокойствия для того только, чтобы охранить от неприятеля Кахетию и ваши жилища; который, наконец, на удивление всем одержал столь много знаменитых и славных побед, что прославил себя и оставил память свою навеки, а целой Картли и Кахетии доставил спокойствие и тишину. Вся Грузия, питаясь плодами его подвигов, обязана вечной благодарностью столь храброму генералу. Я не могу поверить, чтобы вы употребили таковой поступок против покойного, мученически подвизавшегося за Грузию генерала. Но если это правда, то прошу незамедлительно уведомить меня, какое вы имели на то право и что могло воспрепятствовать вам похоронить тело генерала, увенчавшего всю Грузию, что за подобный поступок весьма можете быть лишены епархии и сана».