НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 12 - Абрамов Александр Иванович - Страница 21

По распоряжению Ива Соича в Акватауне был введен жесткий режим, сильно смахивающий на военный.

Геологи, проходчики, инженеры, киберологи, ядерщики не имели права подниматься на поверхность и вообще удаляться за пределы Акватауна.

Ив Соич запретил даже обычные походы акватаунцев в рыбацкий поселок за свежей рыбой. И вообще Ив Соич решил свести к нулю непосредственные контакты акватаунцев с внешним миром - до тех пор, пока геологическая программа не будет полностью выполнена.

Ему удалось добиться разрешения президента на изоляцию Акватауна. Начальник Геологического центра внушил легковерному президенту, что глубинная скважина - дело, необходимое для страны, основа ее будущего благосостояния и могущества.

Ни одна душа теперь не сможет ни проникнуть в Акватаун, ни покинуть его.

Ив Соич свободно вздохнул, решив, что отныне здесь, на океанском дне, в глубоководной впадине он в такой же безопасности, как на спутнике Земли.

Работа в Акватауне шла день и ночь. Впрочем, понятия день и ночь были весьма условны под многомильной океанской толщей, в царстве вечного мрака. Суточный цикл регулировался службой времени. "Утром" тысячи реле одновременно включали наружные панели на домах-шарах, прожекторы выбрасывали вдоль улиц ослепительные пучки света, тотчас привлекающие глубоководных тварей, давно привыкших к возне под водой, ярче вспыхивали пунктирные лампочки, окаймлявшие дорогу к скважине.

Ровно через двенадцать часов все освещение, кроме дорожного, выключалось.

На ритм разработок смена дня и ночи никак не влияла, поскольку работы по проходке велись круглосуточно, в три смены.

Искусственную смену дня и ночи Ив Соич ввел для того, чтобы люди жили в привычном цикле, чтобы им легче было ориентироваться во времени. 24 часа в сутки на дне впадины полыхало зарево. Время от времени из него вырастал оранжевый гриб, и толщу воды насквозь пронизывала дрожь. Каждый направленный ядерный взрыв означал еще один шаг вперед, в глубь Земли.

Акватаунцы прозвали его "Железным Ивом". Беспокойных дел у Соича было невпроворот. Дело в том, что после того, как буровые машины прошли первые мили земной коры, в общем достаточно изученные, проходчики вступили в слои, полные загадок. Ситуации сменялись с калейдоскопической быстротой, и в каждой нужно было найти правильный выход - сменить режим, изменить направление и силу взрыва, воздвигнуть преграду бушующей лаве. Дело иногда решали секунды.

Ив Соич координировал работу проходчиков, знал поименно и в лицо чуть не каждого из трех тысяч акватаунцев.

Презирая опасность, он часто опускался на дно скважины, появлялся на самых трудных участках проходки. Толстый, отдувающийся, ежеминутно вытирающий пот, он мячиком выкатывался из манипулятора, проверял, как работают механизмы, часто оттеснял оператора и сам садился за пульт управления.

Для акватаунцев оставалось загадкой, когда спит Ив Соич. В любое время суток его можно было застать бодрствующим, обратиться к нему с любым делом.

С полной нагрузкой работала аналитическая лаборатория, исследуя образцы породы, непрерывным потоком поступающие из скважины.

Под огромным давлением даже обычные минералы, давно изученные вдоль и поперек, приобретали новые, неожиданные свойства.

Вскоре температура в стволе шахты повысилась настолько, что даже термостойкие комбинезоны перестали спасать проходчиков.

По распоряжению Ива Соича были смонтированы и пущены в ход криогенные установки. У проходчиков появился мощный союзник - жидкий сверхтекучий гелий, охлажденный почти до абсолютного нуля. Циркулируя по змеевику, пронизывающему стенки шахты, гелий гасил жар развороченных земных недр. Земля, рыча и огрызаясь, уступала людям милю за милей.

Оре Дерви как председателю правительственной комиссии по расследованию обстоятельств смерти Гуго Ленца много приходилось заниматься материалами, так или иначе связанными со знаменитым физиком.

В основном здесь были официальные документы, переписка доктора Ленца с дюжиной университетов и крупнейшими физическими лабораториями, копии заказов различным фирмам на оборудование и приборы, рекламации на них и многое другое. Ленц переписывался со многими выдающимися физиками других стран. По их письмам Ора Дерви могла заключить, что Ленц пользовался среди них большим авторитетом.

О, как казнила себя Ора Дерви, что не настояла в свое время на том, чтобы Гуго Ленц лег в клинику святого Варфоломея! Он был бы жив. Она не допустила бы его смерти.

А теперь в память о Гуго Ленце ей только и осталось, что тоненькая пачка писем, да еще голос Гуго, записанный на пленку - повесть о том, как шведский король вручал ему Нобелевскую премию. Когда Гуго рассказывал об этом, нельзя было удержаться от смеха, и Ора с разрешения Ленца включила магнитофон.

Странный он был, Гуго Ленц.

Теперь, разбирая архивы, Ора Дерви все больше утверждалась в мысли, что тот Гуго Ленц, которого она знала, и тот, который вырисовывался в документах, с ним связанных, и в обширной научной переписке, - два совершенно разных человека.

Письма, адресованные Гуго Ленцем лично ей, Ора Дерви никому не показывала. Кому их читать? Друзьям? Разве могут они быть у полуробота? Прихлебателей тьма, приятелей пруд пруди, а друга нет…

Гуго несколько раз рассказывал ей о шефе полиции Арно Кампе, с которым ему пришлось ближе познакомиться после получения злополучного письма.

– Арно Камп - неглупый человек, - говорил Гуго Ленц. - С ним можно толковать. Представьте себе, даже стихи любит. …Поставив полуувядшую фиалку в стакан с водой, Ора Дерви еще раз внимательно перечитала только что полученное с утренней почтой письмо. По стилю оно, на ее взгляд, не отличалось от того, которое три с небольшим месяца назад получил Гуго Ленц.

Гуго, обладавший феноменальной памятью, несколько раз цитировал ей наизусть большие куски из письма, и Ора Дерви в конце концов тоже запомнила их.

Анонимный автор хотел от Оры Дерви, чтобы она "навела порядок" на своем участке общественной жизни - в медицине. Автор требовал, чтобы Ора Дерви своей властью запретила пересадку органов. "Такие пересадки чудовищны, недостойны человека, наконец - неэтичны, - негодовал автор. - Человек - не машина, у которой можно по произволу заменять детали".

Особое негодование вызывало у автора то, что в клинике святого Варфоломея проводятся опыты по вживлению кибернетических механизмов в тело человека.

"Вы бросаете вызов природе вместо того, чтобы слиться с ней", возмущался автор письма.

Она некоторое время перебирала четыре листка, отпечатанных на машинке, всматривалась а цифру "1", вписанную от руки. Ровно один год отмерил ей автор письма для выполнения обширной программы, изложенной на листках: повсюду закрыть пункты пересадки органов, уничтожить фабрики, выпускающие хирургические инструменты для трансплантации, закрыть в медицинских колледжах факультеты кибернетической медицины, предать огню всю литературу по проблемам киборгизации.

Ора Дерви закрыла глаза. Она сидела одна в пустой ординаторской клиники святого Варфоломея, Покачиваясь а кресле, размышляла.

Кто бы ни был автор письма, он наивен в высшей степени. Он хочет, чтобы она, Ора Дерви, своей волей сделала то, и другое, и третье. Как будто в ее власти закрыть, например, фабрики, производящие хирургическое оборудование. Да ее сместят на следующий же день.

Конечно, Ора Дерви могла бы, скажем, наложить временное вето на производство хирургического оборудования, объявив его малопригодным для операций. Но что скажут фабриканты? Каждый шаг Оры Дерви встречал бы бешеное сопротивление тех, кто заинтересован в существующем порядке вещей.

Разбирая документы Гуго Ленца, Ора Дерви рассчитывала, что, возможно, какие-нибудь записи смогут пролить свет на обстоятельства дела, которое она расследует. Нелегкая и кропотливая была эта работа.

"…Итак, мне остается жить три месяца. Всего три. Нелепо все и неожиданно. А жизнь вчера еще казалась бесконечной.