Чуждое тепло - Муркок Майкл Джон - Страница 3

Вспоминая, они смеялись от всей души.

– Неужели это было триста лет назад? – задумчиво произнес Джерек. Он сорвал лист с фикуса и задумчиво сунул в рот. На загорелый подбородок закапал голубой сок.

– Я иногда сожалею, – продолжил он, – что не в нашей власти менять ход вещей. И жизнь поэтому продолжается сама собой: одно событие приводит к другому без нашего ведома. Ад Монгрова, если ты помнишь, уничтожил весь мой зверинец, за исключением одного существа, которое сбежало и поломало добрую половину его дьяволов. А весь мой питомник погиб! По сути дела, из-за Гимидера. Или из-за Миледи Шарлотины. Ведь неизвестно, как все в мире связано между собой…

Он отбросил в сторону лист.

– Странно. С тех пор я не завожу питомника. А ведь все остальные имеют каких-нибудь зверюшек, даже ты, Железная Орхидея.

– Мой питомник скуден по сравнению с коллекцией Неистощимой Наложницы.

– У тебя есть три Наполеона, а у нее – ни одного.

– Верно, но, если честно, я совсем не уверена, что хотя бы один из них настоящий.

– Кто их разберет, – пожал плечами Джерек.

– А она имеет абсолютно подлинного Атиллу-Хана. Но он такой скучный.

– Я думаю, что именно поэтому перестал собирать коллекцию, – сказал Джерек. – Подлинные образцы зачастую менее интересны, чем подделки.

– Обычно так и бывает, о плод моего лона, – она снова опустилась на траву под фикусом.

Последние слова были некоторым преувеличением. На самом-то деле в момент рождения Джерека мать его была мужчиной и совсем забыла про «плод своего лона», пока случайно, шесть месяцев спустя, не обнаружила младенца в инкубаторе. Естественное рождение почти не встречалось в те дни.

Возможно, поэтому Джерек чувствовал такой интерес к прошлому. Он знал, что многие из скитальцев во времени, и даже некоторые из космических путешественников, тоже когда-то были детьми. И вот почему он и ладил со всеми странными существами, жившими в разбросанных по планете питомниках.

Перег Трало, например, правил миром в тридцатом столетии лишь оттого, что являлся последним человеком, рожденным из чрева женщины! А Клер Цирато, певица из пятисотого столетия, появилась на свет благодаря какому-то эксперименту, проведенному над ее матерью.

Джерек не жалел, что был ребенком. Его любили и баловали все друзья матери, которые с восхищением наблюдали как он растет! Каждый завидовал ему, каждый завидовал Орхидее, хотя через некоторое время она явно устала от своей материнской роли и удалилась жить в горы.

Да, каждый завидовал ему, кроме Монгрова, который был лишен чувства зависти, и Вертера де Гете, который тоже родился естественным путем, хотя и в результате эксперимента, отчего первоначально имел шесть рук. Лишние руки ему удалили, но Вертер с тех пор стал испытывать отвращение к изменению своего тела, хотя и не отказывал себе в новых членах или модной голове.

Джерек заметил, что его мать снова задремала. Она засыпала всякий раз, стоило ей только прилечь на минуту. Это была привычка, которую она сама в себе воспитала, ведь только во сне к ней приходили самые лучшие идеи. Джереку же почти не снились сны. По крайней мере, он так думал, иначе ему не пришлось бы искать древние документы, чтобы читать, смотреть или слушать их.

Несмотря на это, он был творцом творцов прошлого, даже если оригиналы, им сотворенные, не могли сравниться с шедеврами его матери или Герцога Квинского. Хотя Герцог Квинский, по мнению Джерека, не мог служить примером для подражания.

Джерек вспомнил, что они с Железной Орхидеей приглашены к Герцогу сегодня вечером. Он не бывал на приемах довольно давно и решил подумать о своем наряде.

Джерек не знал, что выбрать. Конечно, что-то из девятнадцатого столетия, чтобы сохранять постоянство стиля. И никаких изысков!

«Все должно быть в меру прекрасным, – рассуждал он про себя, – и душа, и одежда и мысли. Стоит подумать и о чистых руках, горячем сердце, холодном разуме. Держи ноги в тепле, а голову в холоде», – вспомнил он древний афоризм и остановил свой выбор на фраке и цилиндре.

С довольной улыбкой он решил, что выдержит весь костюм в уверенной комбинации светло-оранжевого и темно-голубого. С алой гвоздикой на горле.

Глава вторая

ЖУРФИКС ГЕРЦОГА КВИНСКОГО

Несколько миллионов лет назад, а может и меньше (ведь время так трудно отсчитывать правильно) в легендарном Нью-Йорке процветал удивительный район под названием Квинс. Именно там супруга нью-йорского короля основала свою летнюю резиденцию. Построив обширный дворец с садами, она пригласила со всего мира самых талантливых и удивительных людей разделить с ней летние месяцы. Ко двору королевы съезжались великие дизайнеры, трубадуры, ваятели, шансонье и прочие мастера-искусники, чтобы показать свежие полотна, разыграть представления, исполнить пляски, спеть ариозы, а также обменяться сплетнями и развлечь свою королеву-покровительницу, которая, вероятно, и была мифической королевой Элеонорой из Красного Вельдта.

Хотя за прошедшие века часть континентов затонула, а на их месте возникли новые, некоторые участки суши соединились вместе, а другие раздробились на архипелаги, в уме Лиама Тай Пама $12.51 Цезаря Ллойд-Джорджа Затопека Финсбери Ронни Микеланджело Юрио Иопа 4578 Соединенных не было сомнений, что он установил свою резиденцию в подлинном месте, что, конечно, давало ему право величаться с тех пор Герцогом Квинским. Уходящая в небо статуя королевы Красного Вельдта занимала площадь без малого в шесть миль и изображала доблестную владычицу в кадиллаке-колеснице, запряженной шестеркой драконов, с необычно изогнутым копьем в одной длани и квадратным щитом в другой, в причудливом шлеме на голове, и была едва ли не единственной неприкасаемой и неизменяемой реликвией.

Когда Джерек и Орхидея приблизились к владениям Герцога, первое, что они увидели была, естественно, статуя, но почти сразу же их внимание приковал дворец, который хозяин, должно быть, специально воздвиг только для этого вечера.

– О! – выдохнула Железная Орхидея, выглядывая из кабины локомотива, и заслонила глаза от света. – Какой он умный! Как это восхитительно!

Джерек в своем развевающемся плаще с напускным безразличием присоединился к ней на подножке лестницы.

– Красиво, – хмыкнул он, – и впечатляюще, как всегда у Герцога Квинского.

Лепестки ее платья, сплетенного из маков, вьюнков и васильков, затрепетали, когда Железная Орхидея повернулась к Джереку и, улыбнувшись, погрозила пальцем.

– Перестань иронизировать, мой дорогой. Согласись – это великолепно!

– Я уже сказал, что это впечатляет. Она топнула ножкой:

– Не «впечатляет», а великолепно!

Неудовольствие сына растаяло при виде ее восторга, и Джерек рассмеялся.

– Хорошо, желаннейший из цветков, – великолепно! Несравненно! Превосходно! Захватывает дух! Творение гения!

– И ты скажешь это ему, мой призрак, – ее глаза иронически сузились. – Обещай мне это.

Он поклонился.

– Пожалуй.

– И тогда, ты сам увидишь – вечер принесет больше радости и удовольствия.

Никто не сомневался в изобретательности Герцога, но здесь он явно перегнул палку – в пурпурно-коричневом небе тяжело вращались все тридцать оставшихся планет Солнечной системы: Марс в виде огромного рубина, Венера – изумруда, Герод – бриллианта и так далее.

Резиденция Герцога являла собой копию Великого Пожара Африки. Она состояла из ряда отдельных зданий, в форме какого-нибудь знаменитого города того времени, весело полыхающего огнем. Дурбан, Килва-Кивинье, Иола, Тимбукту – все они горели, хотя каждое отдельное строение, воспроизведенное в точном масштабе, было сделано из воды, которая была ярко (излишне ярко, по мнению Джерека) окрашена в цвета невообразимых оттенков в тон языкам пламени. Среди воды и огня уже бродили прибывшие гости. Естественно, пожар не давал тепла – или почти не давал – Герцог Квинский пока не намеревался опалить до смерти своих гостей. Может быть, поэтому резиденция казалась Джереку движимой какой-то реальной разумной силой. Хотя многие считали, что он грешит излишней серьезностью по отношению к подобным вещам.