100 великих разведчиков - Дамаскин Игорь Анатольевич - Страница 152

«Шведские друзья» организовали фрау Йенке поездку в Германию. Она получила разрешение покинуть Швецию и направиться в английскую зону оккупации Германии. Без труда разыскала в Гамбурге знакомого виноторговца. Тот радушно принял её, накормил, напоил и сообщил о местонахождении её брата — он в меблированных комнатах по соседству. Фрау Йенке незамедлительно отправилась по указанному адресу, и, сама не ведая того, привела туда за собой агентов полиции союзных войск, которые и арестовали бывшего министра иностранных дел гитлеровской Германии. Позднее Иоахим фон Риббентроп был приговорён Нюрнбергским трибуналом к смертной казни и повешен.

К числу заслуг Коркорана можно отнести и потопление нескольких германских судов в проливах Каттегат и Скагеррак. Немецкий консул в Норвегии был его агентом, и с его помощью Коркоран установил, где находятся нефтяные базы и завод тяжёлой воды, узнал маршруты и расписания движения судов.

Через знакомых моряков Коркоран также выявил нефтяные базы в тридцати милях от Пенемюнде, в устье реки Одер. Их тоже разбомбили.

Но самой большой своей заслугой Коркоран считал спасение жизней пяти тысяч беженцев из Германии. Почти всех ему удалось отправить в США, он не отказал никому.

В 1946 году Коркоран вышел в отставку и спокойно дожил свой век, окружённый детьми и внуками, в одном из американских городков неподалёку от Вашингтона.

Мы не знаем и, возможно, никогда не узнаем подлинного имени этого человека. Он просил секретную службу, с которой был связан, никогда не обнародовать о нём никаких данных. Однако его работа заслуживает того, чтобы рассказать о нём.

«Робин» был агентом британской военной разведки, одновременно сотрудничал с УСО — Управлением специальных операций в годы войны и участвовал в движении французского Сопротивления, что не очень приветствовалось его патронами.

Он родился в Берне, столице Швейцарии. Его мать была уроженкой Эльзаса, отец — швейцарец еврейского происхождения. В юношеском возрасте вместе с родителями переехал в Париж. Получив образование, занялся бизнесом и к началу Второй мировой войны уже являлся видным деятелем международного бизнеса и весьма состоятельным человеком. От матери он унаследовал голубые глаза и светлые волосы, от отца — высокий рост и атлетическую фигуру, в общем, имел внешность «настоящего арийца». Приятели, а потом и немцы, так и называли его — «настоящий ариец».

В июне 1940 года Франция капитулировала и была оккупирована немецкими войсками. Остатки английских войск из Дюнкерка отправились в Англию. «Робин» раздумывал о своём будущем: вернуться ли в Швейцарию и с помощью многочисленных друзей продолжить бизнес; перебраться ли в Великобританию, а может быть, и в Америку, где заняться тем же; или остаться во Франции и включиться в борьбу с оккупантами. Он выбрал третий путь. Ещё до отъезда британского посольства из Парижа (10 июня 1940 года) «Робин» установил контакт с британской разведкой, но предупредил: «Я буду работать вместе с вами, но не для вас».

Уходя, англичане оставили «Робину» радиопередатчик и связного-бакалейщика, содержавшего лавку в пригороде Парижа. Кроме того, они снабдили его документами на имя Жака Вальтера, эльзасского немца.

Оккупировав Париж, немцы, конечно, установили там свои порядки, но вели себя далеко не так, как на оккупированных советских территориях. Во французских городах продолжались торговля, нормальное денежное обращение, действовали театры, музеи, метро, бары и рестораны, проводились показы мод, на бензоколонках, пусть в ограниченном количестве, но можно было приобрести бензин, по расписанию ходили поезда (в том числе скорые и курьерские), существовал даже туризм — можно было выехать на отдых к морю.

Пользуясь этим, «Робин» несколько раз выезжал на побережье. Где-нибудь в укромном месте его брала рыбацкая лодка и доставляла на корабль Королевского военно-морского флота, где он встречался с офицерами английской разведки и передавал им информацию. Она почти всегда представляла для них немалый интерес, так как к этому времени «Робин» свёл знакомство со многими немцами, главным образом из числа офицеров-хозяйственников, которые принимали его за «своего».

На одной из встреч, в начале лета 1942 года, «Робин» сообщил, что познакомился с немецким капитаном Данекером, представлявшим в Париже Адольфа Эйхмана, который возглавлял нацистское ведомство по «окончательному решению еврейского вопроса», то есть уничтожению евреев не только в Германии, но и во всей Европе (впоследствии, 31 мая 1961 года, Эйхман будет повешен в Израиле). «Робин» сказал своим патронам, что хотя он и будет продолжать работать вместе с британской разведкой, но сейчас главную роль видит в спасении от уничтожения сефардской общины во Франции.

Сефарды были дальними потомками испанских и португальских евреев, которые перебрались во Францию ещё во времена испанской инквизиции. Они давно расстались с верой отцов, не следовали их обычаям, да и внешне не очень походили на евреев. Как правило, это были высокообразованные и часто очень богатые люди. У них существовала своя община, и её руководители, зная о контактах «Робина» с немцами, умоляли его что-то предпринять для их спасения.

«Робин» начал действовать.

Через капитана Данекера Жак познакомился с другими людьми из окружения Эйхмана. Встречался с ними в далеко не формальной обстановке, для чего располагал достаточными деньгами. Однажды, выбрав момент, намекнул, что «эти проклятые евреи» очень богаты и могут каждому из них «отстегнуть» неплохую сумму только за один росчерк пера, признающий их французами. «Если же их убьют, — добавлял он, — вы ничего не получите, так как их деньги запрятаны слишком далеко».

Немцы слушали, качали головами, говорили «я-я», но не соглашались с ним, ссылаясь не только на своё начальство, но и на авторитет Канта, Ницше и Гёте. Однако с увеличением предлагаемой суммы их убеждённость в правоте своей миссии ослабевала, и, наконец, была достигнута договорённость: за миллион долларов, положенных на секретный счёт в швейцарском банке, все сефарды во Франции будут считаться французами и получат документы, в которых не будет упомянуто их еврейское происхождение.

Но сделка удалась только частично: СД узнало о ней, и переговоры прервались. Однако лично Жака Вальтера этот провал не коснулся: ведь он оказался только посредником, оставаясь лояльным «арийцем», уважаемым в немецких кругах. К тому же его щедрость и общительность привлекла немецких офицеров, изголодавшихся по сытой и вольготной жизни.

Среди знакомых «Робина» было много представителей русской белой эмиграции, которые охотно сотрудничали с немцами и ждали того времени, когда они проложат путь в «белокаменную матушку Москву». «Робин» часто бывал у них в гостях.

На одном из вечеров он познакомился с солидным, элегантно одетым немцем, которого ему представили как «высокопоставленного представителя рейхсминистра Шпеера (министра экономики, промышленности и вооружения), профессора». Разговорились, выпили. Своей внешностью и манерами «Робин» вызывал к себе симпатию и доверие. Немец поделился тем, что в Париже он совсем недавно и не успел вкусить прелестей этого города, особенно ночных. Он признался, что любит приятно провести время, и особенно хорошо, когда есть что выпить и много милых девушек.

— А почему бы не начать прямо сейчас? Давайте сбежим от этих старушек, от которых пахнет нафталином, — предложил «Робин».

Сказано — сделано. Вскоре двое мужчин оказались на Елисейских полях. Уже в третьем баре немец сказал:

— Я уверен, герр Вальтер, что вы сумеете сделать моё пребывание в Париже очень увлекательным.

Немец оказался слаб на спиртное и попросил «Робина» проводить его домой. В шикарном «мерседесе», принадлежавшем немецкому штабу, шофёр-эсэсовец доставил новоиспечённых приятелей в гостиницу «Руаяль Монсо», где остановился немец.

Прощаясь, договорились встретиться через два дня. «Робин» понимал, что «герр профессор» может представить интерес для разведки, и раздумывал, как лучше действовать — самому или пристроить ему в «подружки» девушку-француженку, члена движения Сопротивления. Но от последней мысли он отказался, так как, во-первых, не хотел получать информацию через посредника, а во-вторых, не очень доверял женщинам-шпионкам.