Волшебное слово (сборник) - Осеева Валентина Александровна - Страница 22

Мама долго не спала. Она тоже думала: «Почему мой сын не сказал мне правду сразу, а разбудил меня ночью?»

И я тоже думал, лежа в своей кровати: «Почему мама нисколько не бранила меня, почему она даже обрадовалась, что чашку разбил я, а не Бум?»

В эту ночь мы долго не спали и у каждого из нас троих было свое «почему».

Новички

Я была больна и целые дни проводила на балконе. Наверху синело небо с мягкими разорванными облачками; в полинявшей осенней зелени деревьев кричали воробьи. А внизу прыгали, смеялись и играли дети... Я не прислушивалась к их голосам, не запоминала их лиц и имен.

Но однажды мое внимание привлекла маленькая девочка с большой сумкой. Она вышла из нижней квартиры и остановилась под моим балконом, пересчитывая зажатые в руке деньги. Сначала я увидела только ровную полоску пробора на аккуратно причесанной голове, две косички, длинные ресницы и пухлые губы. Потом она подняла голову и, глядя куда-то вверх, стала перечислять вслух то, что ей нужно было купить:

– Щавель... картошка... лук... – При этом она все время высовывала кончик языка, озабоченно смотрела на свою ладошку со смятыми деньгами и тихонько соображала: – Можно без луку...

Она была в большом затруднении, а когда из дому вылез пухлый мальчуган и протянул ей пустую бутылку, она совсем растерялась.

– Ах, бабушка...

Малыш посмотрел на нее круглыми карими глазами:

– Мише молока...

– Ну вот... – растерянно сказала девочка и, оглянувшись, крикнула: – Бабушка, возьми Мишу!

Потом присела на корточки, вытащила из кармана чистую тряпочку и вытерла малышу нос.

– Я сегодня куплю щавель... зелененький... – нараспев сказала она.

– И молока, – обхватив ее шею толстыми ручками, добавил малыш.

– А луку куплю тебе свежего-пресвежего...

– Нет, молока, нет, молока... – запротестовал малыш, оттопыривая нижнюю губу и обиженно, исподлобья глядя на девочку.

– Бабушка, возьми Мишу! Бабушка!

Нижнее окно раскрылось, и оттуда выглянула старушка.

– Батюшки мои, да как же это он вылез-то? – сказала она, протягивая руки.

Девочка с трудом подняла брата и посадила его на подоконник, потом она отдала старушке пустую бутылку и побежала к калитке.

Вернулась она скоро. Сумка, из которой торчала всякая зелень, перевешивала набок ее тонкую фигурку. Но лицо было довольное, глаза блестели.

Старушка, шлепая туфлями, семенила ей навстречу.

– Бабушка, я все-все купила. А тетенька одна такая добрая попалась, все спрашивала, как я хозяйничаю. Я ей сказала, что мама у нас в больнице, а папы давно нет – умер... Смотри, что я купила Мише... – Она вынула из корзинки красного петушка на длинной палочке. – Его сосать нужно! Сладкий, прозрачненький!

Она сглотнула слюнку и счастливо улыбнулась.

– Ну и себе бы купила, – с сожалением сказала старушка.

– Ну, себе! Дома есть печенье!

Дверь захлопнулась, и на дворе стало тихо.

А под вечер на асфальтовую площадку собрались ребята со всего двора. И почему-то теперь я стала различать их голоса, имена и лица. Моя знакомая, которую звали Лелей, играла с девочками в мяч, прыгала через веревочку. Прыгая, она все время поглядывала на своего толстого братишку, который вертелся около старших ребят. Они охотно сажали его на плечи, тискали в объятиях и смеялись каждому его слову.

– Медвежонок! Медвежонок!

– Мишка-топтыжка!

Малышу это надоело.

– Я к Леле хочу!

Леля бросила игру.

– Ну иди, иди ко мне... Ребята, не надо трогать его руками... Он похудеет от этого, – озабоченно сказала она, поправляя на братишке съехавший фартук.

Я слышала во дворе разные имена: Боря, Витя, Катя, Леша, но одно имя заставило меня прислушаться. Мальчика звали Анатолий. Не Толя, не Толька, а Анатолий! На мальчике был шелковый красный галстук. Приходил он под вечер и собирал около себя всю детвору: старшие и младшие ребята шумно встречали его приход. Он заводил какие-то игры, читал вслух и командовал малышами. В этот вечер он уселся под моим балконом на каменном выступе:

– Малыши, вперед! Равняйся! По росту!.. Живо!..

Малыши, толкая друг дружку, выстроились в одну шеренгу. Леля стала второй, а Миша, держась за чью-то курточку, – последним.

– Семилетки, два шага вперед!

Девочки и мальчики постарше заволновались, стали переглядываться.

Анатолий повторил команду:

– Кто в школу скоро пойдет, два шага ко мне!

Тогда они поняли и, раздвинув маленьких, торжественно выстроились перед Анатолием. Их было шесть. И среди них была Леля. Ее глаза сияли, голова держалась прямо, косички с черными бантиками торчали в разные стороны. И тут я хорошо рассмотрела Анатолия. Ему было лет двенадцать, но выглядел он старше. Может быть, от густой пряди волос, которая все время спускалась ему на лоб, или от черных глубоко сидящих глаз, всегда серьезных, даже когда он улыбался. Сейчас он прошелся перед новичками и важно сказал:

– Протяните руки. Так. Руки у вас грязные... С такими руками в школу не принимают!

– Мы вымоем!

– Не вымоете, а отмоете. Вот... Через неделю пойдете в школу! Платья должны быть чистые, носы чистые, сумки или портфели вам матери купят...

– Мне уже купили! – крикнула одна девочка.

Новички зашевелились.

– И мне!.. Пенальчик синенький! И карандаши разные!

– А мне портфель купили! И тетрадки!

– А мне ручку и карандаш мама купила и шапку новую...

Я посмотрела на Лелю. Она молчала, и лицо у нее было такое же, как в тот раз, когда она считала на ладони деньги...

Улыбка медленно сбегала с ее губ, она сразу как-то осунулась и, тревожно оглядываясь по сторонам, пряталась за спины ребят. Мне казалось, что я слышу, как испуганно и быстро стучит ее сердечко.

– Завтра, – сказал Анатолий, – сделаем репетицию! Приходите все в чистых платьях, с чистыми руками – абсолютно!

Слово «абсолютно», видимо, доставило ему самому большое удовольствие, а малышей даже испугало.

– Абсолютно! – тихо повторяли они. И, вырвавшись из строя, окружили Анатолия: – Можно с подарками? Можно с портфелями?

И, получив согласие, весело запрыгали:

– Завтра, завтра!.. Все с подарками!

Леля незаметно исчезла...

Утром я услышала легкие шажки. Леля шла с покупками: в руках у нее была та же сумка, из нее был виден хлеб, молоко и какой-то белый продолговатый предмет.

Потом она вышла из дому с Мишей, посадила его на травку и, держа перед ним кружку с молоком, тихо ему сказала:

– Я конфетку тебе завтра куплю... Ладно, Мишенька? А? Ладно?

Малыш вертел головой, тянулся к ней мокрыми губами:

– И завтра купишь, и вчера купишь. А я сегодня хочу...

...А вечером состоялся праздник новичков. Анатолий прохаживался перед ними, как настоящий командир. Я заметила, что галстук его был тщательно разглажен, а на груди появились какие-то значки. Гладенькие, отмытые до блеска, румяные, с подарками в руках, новички стояли как вкопанные. И Леля стояла в новом клетчатом платьице, прижимая к груди белый продолговатый предмет. Анатолий вызывал каждого новичка, рассматривал его тетрадки, карандаши, портфели...

– С такими подарками, брат, отличником надо быть! А тетрадочки-то у тебя чистенькие, новенькие! Смотри, чтоб ни пятнышка не было!.. А это что? Краски? Таких красок у меня у самого нет! А портфель-то, портфель!..

Счастливый малыш отходил на свое место. Каждая вещь от похвалы Анатолия приобретала еще большую ценность.

– Семь лет!.. Ведь это все равно что сорок! Взрослый человек! Школьник! Во как учиться надо!.. Я вас до самой школы с барабаном провожу! С треском!

Ребята смеялись.

У Лели Анатолий взял из рук пенал:

– Вот это пенал так пенал!

Он украдкой посмотрел на опущенные руки девочки: у нее больше ничего не было...

– Вот это пенал так пенал! И с крышкой! Будешь отличницей! Обязательно!

Потом он посмотрел подписи на всех подарках: от папы, от тети, от брата, от мамы... А у Лели было написано: «От Лели Колосковой – на память Леле».