Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

По закону – привет почтальону

Мориц Юнна Петровна

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

По закону – привет почтальону - Мориц Юнна Петровна - Страница 37

Изменить размер шрифта:

* * *

Художница, моя подруга

Купила дом в Европе юга

И вся мимозой заросла.

Ей утром ноги лижет море

В купальне, в спальне, в коридоре

И ножки в комнате стола.

И так сверкально там, зеркально,

Так ярко, так маниакально

Там торжествует вещество

Сияющих небес и плоти!..

А здесь у нас – пожар в болоте

И дым отечества его.

Лети, хоть завтра, к тем мимозам!

Но я живу, как под наркозом, —

Огромный плавает альбом

Такого дыма, где двуокий

Белеет парус одинокий

В тумане Мориц голубом.

ИЗ ЦИКЛА «УХО ВАН ГОГА»

Не занимайся тем, за что не платят,

Труды задаром станут лютым злом,

Ты будешь клянчить хлеб, ночлег и платье,

Тебя отправят в сумасшедший дом.

И в день твоей погибели животной

Брезгливо закопают – до поры,

Когда цена на труд твой безработный

Взовьётся, как воздушные шары,

И станет знаменит невыносимо

Торгующий знаток твоих чудес,

И будет денег у него – что дыма

В той нищете, где ты на стенку лез.

Уймись, талант, не будь столь щедрым, гений,

Не трать на краски свой последний грош!

Твоё безделье будет сокровенней

И праведней, чем сдача на грабёж.

Забей косяк, напейся, будь бездельник

И, на худой конец, в трактире пой,

Где ты получишь и вина, и денег,

И славы, и любви не столь скупой.

НА СЛУЧАЙ ОТРАВЛЕНИЯ НАДЕЖДОЙ

Как только дух бунтарства

Добьётся своего,

Он духом станет барства —

И больше ничего!..

И самый жуткий барин

Выходит из того,

Кто жутко был бунтарен —

И больше ничего!..

И наглым духом барства

Он будет нагло смел, —

Ведь пухом был бунтарства,

Пока не поимел…

О барынях бунтарских

Молчу, молчу, молчу!..

В стране кошмаров барских —

Раздолье психврачу.

ТЁМНЫЙ ЗАЛ

Конечно, я – пристрастное лицо,

мои оценки крайне субъективны

и примитивны думанья о пользе

и о вреде, о доблести и чести,

о поклонении таким головорезам,

как Македонский с дикою ордой,

которые сработали на славу,

развешивая трупы вдоль дорог

на солнцепёках, чтоб гудела вонь

и подавляла дух сопротивленья, —

не хуже кадра номер двадцать пять!..

Опять же – феномен Наполеона,

который взял бы запросто в Европу

и нас, когда бы не мороз, Кутузов,

пожары, партизанщина, глубинка

и русский дух, болтавший по-французски, —

сейчас бы все мы были европейцы.

Сдаваться надо, а не побеждать,

тогда и нас навеки окультурят.

Ну что она с издёвкой тут молотит?!.

– Ах, Боже, до чего же он красив!

Пожалуйста, верните нам Дантеса! —

Механику сказала виконтесса,

В виду имея диапозитив.

Механик возвратил Дантеса профиль,

И тёмный зал, где это шло кино,

Дышал, как будто варится давно

И выкипает на плите картофель.

– Медальное лицо! Порода! Блеск!

Очарованье благородной силы!..

– Такого любованья дикий всплеск

Убийцей Пушкина?.. Да никогда в России!.. —

Я молвила с улыбкой ледяной,

Когда меня спросили по-французски,

Проходят ли воистину по-русски

Дни Пушкина… Он был невыездной,

В стране их не был, где классические блузки.

И кстати, – я шепнула им, – Дантес

Плюгав и слабоват для русской плоти,

А Пушкин – он большой деликатес!..

(Ну что она с издёвкой тут молотит?!.)

За это Питер Норманн[2] подарил

Мне плёнку, где Ахматова вздохнула,

Читая «Реквием»… От Этны до Курил —

Нет глубже вздоха этого и гула.

* * *

Осенняя ночь дождлива,

жидкие звёзды кротки,

на берегу залива

цепь напрягают лодки.

Мокрый вбегает мышь,

выглядит он омегой.

– Ну что? – говорит. – Не спишь?

То-то же, больше бегай!

Свечу задуваю, в шторах

бабочка засыпает,

считая слонов, которых

за шторами дождь купает.

На слонах поют украшения

о том, что после крушения

утопленники на рынках

торгуют силой внушения.

СТИРАЯ ПЫЛЬ

Вот ожерелье из зубов акулы, —

До тридцати я в нём гуляю лет,

Куда и нынче ухожу в загулы

На радость тем, кого уж больше нет.

Их больше нет, но меньше их не стало.

Они моложе всех, кто как бы есть.

Игра лучей идёт внутри кристалла,

Где я блистать ещё имею честь.

Там грани переливчаты и звонки,

И там такой прозрачности туман,

Что музыка видна и слов заслонки,

Сквозящие, как в лирике роман.

Скажи мне, где ты руки потеряла,

Любви богиня в платье никаком?

И зубки из какого матерьяла

Любовник твой целует языком?

Живёшь ты у меня над головою,

На книжной полке цвета янтаря.

Твой мир не сдавлен травмой родовою,

Клещами смерти, проще говоря.

Ты к юбилею не румянишь скулы, —

Бессмертных юбилеить не дано.

И ожерелье из зубов акулы

С тобой мы носим на двоих одно.