Полдень, XXII век (Возвращение) - Стругацкие Аркадий и Борис - Страница 27

— И нашли вы что-нибудь? — спросил Кондратьев.

— А как же? Фобос и Деймос — ну, это вы, конечно, знаете, подземный город на Марсе, искусственные спутники у Владиславы… Очень интересные спутники. Да… Вот чем мы, в общем, занимаемся, Сергей Иванович.

— Интересно, — сказал Кондратьев. — Только я выбрал бы все-таки исследование Д-принципа.

— Ну, это зависит от вкусов и наклонностей. А сейчас все мы возим добровольцев. Даже гордые исследователи Д-принципа. Мы сейчас — как в ваше время кучера трамваев…

— В наше время уже не было трамваев, — сказал со вздохом Кондратьев. — И трамваи водили не кучера, а… м-м-м… Это как-то по-другому называлось… Слушайте, Леонид Андреевич, вы обедали?

Горбовский чихнул, сказал: «Извините» — и сел.

— Постойте, Сергей Иванович, — сказал он, доставая из кармана огромный цветастый носовой платок. — Постойте… Я вам сказал, для чего я к вам пришел?

— Чтобы поговорить как звездолетчик с звездолетчиком.

— Правда. А больше ничего не сказал? Нет?

— Нет. Вас сразу очень заинтересовала кушетка.

— Ага. — Горбовский задумчиво высморкался. — Вы, случайно, не знаете океанолога Званцева?

— Я знаю только врача Протоса, — печально сказал Кондратьев. — И вот с вами познакомился.

— Отлично. Вы знаете Протоса, Протос хорошо знает Званцева, а я хорошо знаю Протоса и Званцева… В общем, Званцев сейчас придет. Его зовут Николай Евгеньевич.

— Прекрасно, — медленно сказал Кондратьев. Он понял, что все это неспроста.

Послышалось пение сигнала.

— Это он, — сказал Горбовский и снова улегся.

Океанолог Званцев был громадного роста и чрезвычайно широк в плечах. У него было широкое, медного цвета лицо, густые темные, коротко остриженные волосы, большие, стального оттенка глаза и прямой маленький рот. Он молча пожал Кондратьеву руку, покосился на Горбовского и сел.

— Прошу прощения, — сказал Кондратьев, — я пойду закажу обед. Вы что любите, Николай Евгеньевич?

— Я все люблю, — сказал Званцев. — И он тоже все любит.

— Да, я все люблю, — сказал Горбовский. — Только, пожалуйста, не надо овсяного киселя.

— Хорошо, — сказал Кондратьев и пошел в столовую.

— И цветной капусты не надо! — крикнул Горбовский вслед.

Набирая шифры у окна Линии Доставки, Кондратьев думал: «Они пришли неспроста. Они умные люди, значит, они пришли не из пустого любопытства, они пришли мне помочь. Они люди энергичные и деятельные, значит, вряд ли они пришли утешать. Но как они думают помочь? Мне нужно только одно…» Кондратьев зажмурился и немного постоял неподвижно, упираясь рукой в крышку Окна Доставки. Из гостиной доносилось:

— Ты опять валяешься, Леонид. Есть в тебе что-то от мимикродона.

— Валяться нужно, — с глубокой убежденностью отвечал Горбовский. — Это философски необходимо. Бессмысленные движения руками и ногами неуклонно увеличивают энтропию Вселенной. Я хотел бы сказать миру: «Люди! Больше лежите! Бойтесь тепловой смерти!»

— Удивляюсь, как ты еще не перешел на ползанье, — язвительно заметил Званцев.

— Я думал об этом. Слишком велико трение. С энтропийной точки зрения выгоднее перемещаться в вертикальном положении.

— Словоблуд, — сказал Званцев. — А ну вставай!

Кондратьев отодвинул крышку и накрыл на стол.

— Кушать подано! — крикнул он насильственно-веселым голосом. Он чувствовал себя как перед экзаменом.

В гостиной завозились, и Горбовский откликнулся:

— Сейчас меня принесут!

Впрочем, в столовой он появился в вертикальном положении.

— Вы его извините, Сергей Иванович, — сказал Званцев, появляясь следом. — Он везде валяется. Причем сначала валяется в траве, а потом, не почистившись, лезет на кушетку.

— Где в траве? Где? — закричал Горбовский и принялся себя осматривать.

Кондратьев с трудом улыбался.

— Ну вот что, — сказал Званцев, усаживаясь за стол. — По вашему лицу, Сергей Иванович, я вижу, что преамбулы не нужны. Мы с Горбовским пришли вербовать вас на работу.

— Спасибо, — тихо сказал Кондратьев.

— Я океанолог и давно работаю в организации, которая называется Океанская Охрана. Мы выращиваем планктон — это протеин, и пасем китов — это мясо, жир, шкуры, химия. Врач Протос сказал нам, что вам категорически запрещено покидать Планету. А нам всегда нужны люди. Особенно сейчас, когда многие уходят от нас в проект «Венера». Я приглашаю вас к нам.

Наступило молчание. Горбовский, ни на кого не глядя, истово хлебал суп. Званцев тоже начал есть. Кондратьев крошил хлеб.

— Вы уверены, что я справлюсь? — спросил он.

— Уверен, — сказал Званцев. — У нас много бывших межпланетников.

— Я в высшей степени бывший, — сказал Кондратьев. — Таких у вас нет.

— Изъяснись подробнее, — сказал Горбовский, — чем Сергей Иванович может у вас там заниматься.

— Можно смотрителем на плантации ламинарий, — сказал Званцев. — Можно в охрану на планктонные плантации. Можно в патруль, но там нужна очень высокая квалификация, это со временем. А лучше всего — китовым пастухом. Идите-ка вы, Сергей Иванович, в китовые пастухи. — Он положил нож и вилку. — Вы представить себе не можете, как это хорошо, Сергей Иванович!

Горбовский с любопытством на него посмотрел.

— Рано-рано утром… Океан тихий… Розовое небо на востоке… Всплывешь на поверхность, распахнешь люк, выберешься на башенку и сидишь, сидишь, сидишь… Вода под ногами зеленая, чистая, из глубины поднимется медуза, перевернется и уйдет под субмарину… Рыба большая лениво так это проплывет… Хорошо!..

Кондратьев взглянул в его лицо, мечтательно-ублаготворенное, и вдруг ему так нестерпимо захотелось немедленно, сейчас же на океан, на соленый воздух, что он даже дышать перестал.

— А когда киты переходят на новые пастбища! — продолжал Званцев. — Знаете, как это выглядит? Впереди и сзади идут старые самцы, по два, по три в стаде, огромные, иссиня-черные, мчатся плавно, будто и не они мчатся, а вода несется мимо них… Идут по прямой, а молодняк и щенные самки за ними… Старики у нас ручные, ведут, куда мы хотим, но им помогать надо. Особенно когда в стаде подрастают молодые самцы — те всегда норовят стадо расколоть и увести часть с собой. Вот тут-то нам и работа. Вот тут и начинается настоящее дело. Или вдруг косатки нападут…

Он внезапно очнулся и посмотрел на Кондратьева совершенно трезвым взглядом.

— Одним словом, здесь все есть. И просторы, и глубины, и большая польза для людей, и добрые товарищи… и приключения… если захотите особенно.

— Да, — с чувством сказал Кондратьев.

Званцев улыбнулся.

— Готов, — сказал Горбовский. — Ну их, эти звездолеты. Хочу, как ты, на башенке… и чтобы медузы…

— Теперь так, — деловито сказал Званцев. — Я отвезу вас во Владивосток. Занятия в школе переподготовки начинаются через два дня. Вы уже пообедали?

— Пообедал, — сказал Кондратьев. «Работа, — думал он. — Вот она, настоящая работа!»

— Тогда поедем, — сказал Званцев, поднимаясь.

— Куда?

— На аэродром.

— Прямо сейчас?

— Ну конечно, прямо сейчас. А чего ждать?

— Ждать, конечно, нечего, — растерянно сказал Кондратьев. — Только…

Он спохватился и принялся быстро убирать посуду. Горбовский, доедая банан, помогал ему.

— Вы езжайте, — сказал он, — а я тут останусь. Полежу, почитаю. У меня рейс в двадцать один тридцать.

Они вышли в гостиную, и штурман оглядел комнату. Он с отчетливостью подумал, что, куда бы он ни приехал на этой Планете, всюду в его распоряжении будет такой вот прекрасный тихий домик, и добрые соседи, и книги, и сад за окном…

— Поедем, — сказал он. — До свидания, Леонид Андреевич. Спасибо вам за ласку.

Горбовский уже умащивался на кушетке.

— До свидания, Сергей Иванович, — сказал он. — Мы еще много раз увидимся.