Золотой плен - Грэм Хизер - Страница 7

Глупо размышлять так, когда предчувствуешь что-то страшное. Пока он не владел ничем. Он был просто воин и принц, как и многие другие вожди, которые поведут норвежцев в бой на рассвете. Да, сейчас его мысли казались глупыми. Он захватил много городов, обогатился сам и щедро одарил своих воинов. Но Эйре по-прежнему была полем брани, и он подсознательно чувствовал, что никогда пришедшие из-за моря не смогут покорить ирландцев. Жить вместе…» Норвежец выживет, если станет ирландцем «, — нашло на него странное озарение. Он передернул плечами, взволнованный своими мыслями. Он сын короля, только без королевства, а ему страшно хотелось быть королем.

Кто-то коснулся его плеча. Он не вздрогнул и не схватился за меч. Он узнал это прикосновение и, положив сверху свою руку, нежно притянул к себе, желая взглянуть в лицо. Его милая Гренилде! Она была так высока, что их глаза встретились на одном уровне, так смела, что носила такую же эмблему, что и мужчины, и так необыкновенно красива, что сумела завоевать его сердце.

Сейчас она подняла золотистые брови и улыбнулась:

— Ты не будешь спать, мой Волк? Я бы не хотела видеть тебя завтра еле держащимся в седле от усталости.

Он засмеялся и крепко прижал ее, передразнивая:

— Ты хочешь, чтобы я лег спать, мой варвар? Или у тебя что-то другое на уме.

Раздавшийся вместо ответа смех был похож на журчание реки. Олафа поражало, как много она умела. Он встретил ее во время одного из набегов, она руководила группой викингов. Когда деревня была захвачена, они столкнулись неожиданно. Готовые к нападению, они пристально посмотрели друг другу в глаза и уронили свои мечи со смехом. С тех пор они были вместе, влюбленные искатели приключений. Она знала и других мужчин, она была не королевской крови, и если другие женились на принцессах и держали их дома, как добычу, Олаф сделал ее хранительницей очага, и теперь другие женщины померкли в сравнении с ее красотой и храбростью.

Она заставила его отказаться от намерения лишать невинности своих пленниц. Кричащая женщина больше не соблазняла его, когда это божественное создание радовало, получая удовольствие от его прикосновений. Он не мог запретить мужчинам насладиться женщинами, которые были частью их добычи, но в сражении установил строгие правила — и благодаря им их тела были разгоряченные и возбужденные, и они горели желанием. Некоторые воины полюбили ирландских девушек, сделав их женами, а не рабынями.

Он нежно поцеловал Гренилде. Ее рот в наслаждении приоткрылся, и их языки сплелись в мягкой борьбе, желание в нем росло. Он опрокинул ее, придавив ее нежную оголившуюся грудь своей кольчугой так сильно, что оставил след.

— Пойдем, — прошептал он.

Оставшись наедине, в палатке, она начала снимать с него плащ, кольчугу, пояс, затем рубаху и краги из грубой кожи. Она получала от этого огромное удовольствие, а он возбуждался так сильно, что страсть трудно было сдерживать.

Когда он встал перед ней обнаженный, она отступила, как делала много раз, ее взгляд ласкал его могучее тело. Она облизывала нижнюю губу, дыхание стало прерывистым. Затем подошла, коснулась губами шрама, пересекавшего его бронзовую с золотистыми волосками грудь, пробежалась языком по упругим соскам. Он грубо схватил ее, тонкая рубаха разорвалась на части. Он прижал ее на мгновение к сердцу, потом опрокинул, не в силах больше терпеть. Олаф жадно смотрел на нее, впивался взглядом в голубые вены, пролегавшие среди молочной белизны груди, в ее напряженные соски, которые вздымались, жаждая его ласковых прикосновений. Он опять встретился с Гренилде взглядом. Ее рот был приоткрыт, язык скользил по губам, высохшим от учащенного прерывистого дыхания. Олаф и Гренилде снова слились в жадном поцелуе, и рожденный страстный порыв заставил их страстно обнимать и целовать друг друга. Он пожирал глазами ее тело от головы до ног; вихрь, закружившийся в его голове, становился все сильнее, когда он добрался до ее потайных мест, и с ее губ сорвался крик, умоляющий взять ее.

В ее стонах, приглушенных его телом, было обещание наслаждения, которое она даст ему, и сладостной муки, которую она претерпит вместе с ним. Ее золотистые волосы окутали: его. Она целовала его, и он зарылся лицом в эти прелестные волосы. Она была сильная, возлюбленная викинга. Настоящая женщина. Бесстрашная, несдержанная, страстная, она все же» уступала его превосходящей силе, а он терял над собой власть, когда был с ней. Он положил на нее руку и раздвинул ее бедра, нашептывая ласковые слова.

Она изогнулась навстречу его пальцам в пылу возбуждения, которое так и звало его. Ее длинные ноги окружили его тело, и он поднялся, чтобы отдаться ей, как она того хотела. Нежные и дикие, они слились в едином порыве страсти.

Когда они утомились, он лег и стал ласкать ее блестящее тело. Как он любил ее! Она была так совершенна — такая же бронзовая, как и он, такая же крепкая и стройная, с прекрасной фигурой. Она была его единственным другом, ненасытной любовницей, бесстрашным бойцом, ей можно было поведать о своих грезах.

Опутанный ее золотистыми волосами, Олаф заснул.

Во тьме сна он увидел, как за ним приходят змеи. Подняв свой головы, они ползли, извиваясь, одна за другой, и яд стекал с их зубов. Он пытался убить их мечом, но их становилось все больше и больше. Их отвратительные жала не могли достать его, но они впивались в других, и вокруг раздавались ужасающие крики.

Он очнулся в поту и на мгновение застыл, охваченный тревогой. Его трясло, зубы стучали. Но в палатке все было тихо. Около него лежала его женщина, биения их сердец! сливались.

Олаф сильно зажмурился. Когда он вновь открыл глаза, Гренилде стояла над ним.

— Что с тобой, любимый? — спросила она, нахмурившись, пытаясь понять, в чем дело. — Волк, который не дрогнул никогда в бою, дрожит во сне? Расскажи мне, любимый, и я развею страхи.

Он взглянул в ее сапфировые глаза, такие прекрасные в лунном свете, и его снова охватила тревога.

— Я не хочу, чтобы ты принимала участие в завтрашнем сражении.

Она помрачнела. Ее золотые волосы спускались на грудь.

— Я сражаюсь лучше, чем многие твои люди, — фыркнула она презрительно. — И я сама собой распоряжусь. Я буду сражаться с врагами, как решила.

— Нет, ты не будешь сама решать! — крикнул он взволнованно. — Я твой господин. Да, ты почти что не уступаешь мне в ловкости, но ты-моя женщина. Ты будешь делать так, как я скажу.

Гренилде поколебалась, с удивлением заметив гневный блеск его глаз. Она могла бы поспорить с ним, напомнить, что, даже будучи женщиной, она завоевала уважение и преданность своих воинов, но она любила его. Он был ее господином, поэтому она должна обещать ему повиноваться, поступая в то же время как сама сочтет нужным.

Гренилде обернулась.

— Как скажешь, мой господин, — прошептала она, — как скажешь. — Она протянула к нему руку, стараясь успокоить его.

Гренилде лежала без сна, когда усталость взяла верх Она как бы хранила его покой от демонов ночи и молилась богу Тюру, чтобы тот оставил Олафа в живых.

Битва у Карлингфордского озера была самой кровопролитной из всех, что знали изумрудные поля. К середине дня Олаф уже понял, что сражение проиграно. Повсюду лежали тела убитых, нельзя было сделать и шага, чтобы не оказаться в море крови.

Он тоже был весь в крови; смешавшаяся на лице с потом, она затекала в глаза, мешая смотреть. Он спасся от неминуемой смерти только потому, что нападавший выдал себя ужасным криком.

Его руки, привыкшие к могучему мечу, ослабли, и разум, привыкший к победам, протестовал. Запах смерти, распространившийся вокруг, был ужасен. Да, они проиграли. Короли и принцы викингов лежали мертвые по всему полю. Олаф еще не осознал, что он один из немногих вождей королевской крови остался в живых. Он понимал только, что если кто-то из норвежцев уцелел, самое время отступать. Конечно, отступление будет беспорядочным. Выжившие просочатся в глубь страны и поищут убежища, пока не соберутся с силами для возобновления борьбы. Подняв руки над головой, Олаф посылал сигнал к отступлению тем викингам, которые могли его видеть. Когда он устало, опустил руки, то понял, что датчане сейчас берут Дублин. Но он и его люди поднимутся снова из своих укрытий и отомстят. Отомстят за этот день. Его решимость усилилась. Олаф уклонился от удара боевого топора датчанина, и тяжелое оружие врезалось в землю. Олаф воспользовался моментом и мгновенно сразил мечом врага. Затем, посмотрев вокруг, он увидел остатки своего войска; воины пытались скрыться в лесах Эйре. Теперь он мог уходить сам. Он зашагал по полю, глядя вперед на свод толстых стволов и могучие кроны деревьев.