Золотой плен - Грэм Хизер - Страница 38

Мойра и Сигурд были обвенчаны христианским священником. Потом началось пиршество, и гулянье становилось слишком бурным. Олаф заметил, что его рыжий предводитель краснеет, как мальчишка, а ирландка сияет счастьем.

Олаф много выпил, и это раздражало его не меньше, чем жена, сидевшая гордо, по-королевски, не обращая на него никакого внимания. Когда он встретился с ней глазами, то увидел торжество победы в ее глазах, и несмотря на намерение остаться верным клятве о мире, ему захотелось вытрясти это превосходство из ее глаз и увидеть в них покорность.

Он внезапно улыбнулся ей, но его глаза оставались холодными. Он поднял кубок.

— Выпей со мной, жена, за твою победу и счастливый союз между норвежцем и ирландкой.

Как он и полагал, она повиновалась, подняв в ответ свой бокал, ее прекрасные губы изобразили подобие улыбки.

Потом ему опять вспомнились злобные слова Мэгин.» Феннен Мак-Кормак рядом… возможно, их тела переплетаются в любовном пылу… она хочет убить тебя… посмотри в эти зеленые глаза…»

Рассказы пьяного Сигурда отвлекли его от мыслей. Олаф засмеялся и с пожеланиями счастья отстранил его. Потом он снова обернулся к своей жене, но ее уже не было.

Он осмотрел задумчиво стол, потом поднялся. Он чувствовал боль в висках, потому что плохо спал и весь день наблюдал за тренировками.

Усталый и раздраженный мыслями об Эрин, он покинул залу, приказав Ригу принести чан для мытья в спальню.

Когда он вошел, Эрин была еще не в постели, но уже завязывала тесьму ночного платья над грудью. Он улыбнулся, так как она при виде его вздрогнула, пронеслась по комнате и забралась подальше на свою половину кровати; но он успел заметить колыхание ее груди под тонким льняным платьем и румянец на щеках.

Он ничего не сказал и равнодушно принялся скидывать одежду. В дверях появился Риг, приготовивший чан для мытья. Потом внесли воду. Олаф недоумевал, что случилось с Ригом, почему он чувствует себя так неловко в этой комнате.

Олаф залез в чан. Риг стоял над ним с последним сосудом с водой. Полуоткрыв глаза, Олаф посмотрел на него, усмехаясь.

— Воду, Риг. Ты что остолбенел!

Риг вылил воду прямо ему на грудь. Она была обжигающе горяча, и Олаф зарычал от боли.

— Ты рехнулся, Риг! Уходи, пока мы с тобой не пос…

Риг бросил взгляд на Эрин и выбежал из комнаты, прежде чем Олаф успел продолжить.

Горячая вода немного сняла напряжение. Но он не мог окончательно подавить свою раздраженность, к тому же он был утомлен. Олаф повернулся к жене, она лежала молча и неподвижно, но не спала — в этом он был уверен.

К черту и ее, и ее притворную покорность. А он еще сожалел, что мучил ее, выполнил ее просьбу, покончил с Мэгин, а она хоть бы выказала немного признательности.

Вдруг он улыбнулся.

— Эрин, — попросил он, прикрыв устало глаза, — я хочу, чтобы ты помыла мне спину.

Она не отвечала. Как раньше она притворялась покорной, теперь притворялась спящей.

Он снова заговорил:

— Я знаю, что ты не спишь, жена, у меня был тяжелый день. Я приказываю тебе подойти и помыть мне спину.

— Мой лорд Олаф, — сказала она холодно, не поворачиваясь к нему, — я подчиняюсь тебе во всем, что касается хозяйства, но что касается тебя лично, я ничего не собираюсь делать. Ты обещал моему отцу уважать меня, и ты все время говоришь о компромиссе, но прошлой ночью ты ударил меня, доказывая, что ты дикое животное. Сегодня, однако, ты сделал то, что приятно удивило меня, но все это не более чем твоя обязанность перед моим отцом и перед теми, кого ты завоевал и с кем хочешь жить в мире. Поэтому мы сохраним мир, как ты того желаешь. Я не буду беспокоить тебя, пока твои действия не затрагивают меня, и я так же не хочу, чтобы ты оскорблял меня. Будем жить в мире. Я буду держаться подальше от тебя и не досаждать, тогда у тебя не будет повода ударить меня.

Он поднялся из чана и подошел к кровати, роняя капли на пол, так тихо, что она ничего не услышала до тех пор, пока он не поднял ее одним легким движением. Он был вознагражден изумленным взглядом горящих зеленых глаз. Она перевела руки на его грудь, пытаясь освободиться.

— Жена, — сказал он резко, — ты называешь меня грубым животным, ты продолжаешь издеваться надо мной, и все тебе сходит с рук. По-моему я должен доказать тебе, что я воспитанный человек и желаю только лишь одного — наслаждаться твоим присутствием. Ты не хочешь мыть мне спину, значит, мне надо смириться и вымыть спину тебе.

Эрин не могла освободиться от него, синий огонь его глаз приводил ее в трепет. Вероятно, ей суждено познать и его ярость, и его мерзкие шутки. Едва она издала возглас протеста, как оказалась погруженной в чан, полный воды. Она отчаянно пыталась удержаться на перилах, но сильный супруг поборол ее.

— Как нехорошо! — пробормотал он, хватая ее за запястья одной рукой, согнувшись над чаном. — Я не могу потереть тебе спину, пока ты в одежде, не так ли?

— Будь ты проклят, викинг! Я не хочу, чтобы ты тер мне спину! — кричала Эрин, доведенная до отчаяния, когда он схватил ее одной рукой, другая его рука скользнула вниз, нащупала подол ее ночного платья и стянула мокрое белье через голову. Он освободил ее руки, только чтобы снять платье, и затем схватил их снова.

— Сиди спокойно, жена, — сказал он ласково, его глаза были мягкими и притворно простодушными.

Она боролась с ним, пытаясь подняться. Но от этого их обнаженные мокрые тела соприкасались, и она вздрагивала, как будто бы дотрагивалась до огня.

Она опустилась в чан.

— Оставь церемонии, принцесса, — прошептал он тихо, со скрытой издевкой в голосе, — я поступил с тобой как порядочный дикарь, и я должен искупить вину.

Эрин почувствовала, что он отодвинулся назад и, придерживая ее волосы, стал мыть ее плечи. Но сильнее его прикосновений она ощущала сам факт его присутствия, энергию, исходящую от его тела. Она ощущала каждое движение внутри него.

Она оперлась руками о края чана, как если бы стояла у края огромной расщелины и любое ее движение могло бы увлечь ее вниз.

« Что случилось?» — думала она мучительно. Он издевался над ней и до этого, но сейчас было что-то новое. Она была неспособна бороться, двигаться. Она не могла думать; как будто ее разум и чувства были подавлены движениями, прикосновениями мужчины, которого она поклялась презирать. Да, это было что-то новое.» Но этого не может быть «, — ужаснулась она. Она гораздо больше боялась его нежных прикосновений, нежели гнева. Между ними всегда царило напряжение, настороженность, предвещавшая вспышку, даже тогда, у ручья; напряжение, которое делало ее пленницей эротических ощущений.

Олаф не знал, под покровительством Бога или дьявола он находится, желал ли он любить ее или наказать. У него кружилась голова. В мыслях он возвращался к тому дню, когда она ударила его в пах, назвав норвежским псом; потом ему вспомнилась их первая брачная ночь, когда он понял, какую редкостную жемчужину получил, и с тех пор он страдал ночами от желания и гнева, которые она разжигала в нем сверкающими изумрудными глазами.

Эбеновые волосы в его руке создавали ощущение шелка. Шелковой была и кожа на длинной шее, похожей на колонну из слоновой кости. Он набрал в руку воды, чтобы ополоснуть ее плечи, затем опять намылил сукно, чтобы помыть ей спину. Ее спина красиво переходила в талию, а поверхность ягодиц под кромкой воды была покрыта гусиной кожей. Он молча смыл мыльную пену, чувствуя, как она дрожит под его нежными пальцами, затем наклонился ниже и коснулся губами ее затылка. Он видел, как подрагивают ее побелевшие длинные тонкие пальцы на перилах чана, и приблизил губы к ее уху, нежно дыша, что вызвало новый всплеск дрожи.

— Я варвар, принцесса, северный пес. Я поступаю так, как мне подобает.

Он взял ее под мышки и приподнял, опять намыливая спину. Выронил мыло, поглаживая кожу на плече, гладкую, как слоновая кость, затем спустился ниже, лаская ее ягодицы. Он почувствовал, что его охватило желание. Каждое его действие было продуманно и точно. Она содрогалась всем телом.