Золотой плен - Грэм Хизер - Страница 34

— Только если ты меня принудишь силой. В зале есть ирландцы, которые защитят мои права. И я уверена, что даже среди твоих людей найдутся те, кто считает, что жену следует уважать.

Он положил руки на бедра, наклонив слегка голову. Его синие глаза сверкали предостерегающе.

— Я думаю, жена, — рявкнул он, — ты забываешь, кто здесь победитель.

— Нет, Олаф, — сказала холодно Эрин, — этого я никогда не забываю.

Олаф посмотрел на нее тяжелым взглядом.» Что это случилось с сучкой?» — думал он. После всего, что произошло, он приложил все усилия, чтобы дать ей возможность приспособиться к новой жизни. Он заставлял себя игнорировать ее колкости, и он так мало требовал от нее.» Почему?» — не мог понять он. Она очень красива. Чем больше он смотрел на нее, тем больше убеждался в этом. Эрин была совершенна. Ее глаза были как бесконечные зеленые поляны, когда солнце высвечивает росу на траве; ее лицо было такое правильное; а ее тело, такое гладкое, словно слоновая кость, такое мягкое и тугое было будто создано для любви. И все-таки, он оставался к ней равнодушен, хотя она была более привлекательной, чем все женщины, которых он знал. Ответ пришел быстро. Она презирает его. Она была его женой, а он всегда мечтал, что ею будет только Гренилде.

Теперь она надменно бросала ему вызов, сверкая глазами, с гордо поднятой головой. Она все еще не понимала, что была всего лишь игрушкой, без права голоса, и что он был не только королем норвежского города, который он снова завоевал, но и человеком, пытающимся установить мир между норвежцами и ирландцами.

Его челюсти сжались, полные чувственные губы изобразили усмешку.

— Если ты хочешь, чтобы тебя притащили, — проговорил он мертвенно-спокойным голосом, — значит, я так и сделаю.

Он шагнул к ней, она перепрыгнула кровать и посмотрела на него; царственный холод исчез из се глаз.

— Ты можешь пороть меня, бить до потери сознания, но я не буду заботиться о твоем доме, пока ты не усмиришь свою шлюху.

Не обращая внимания на ее слова, он приблизился, обойдя кровать, и прижал ее к стене.

— Нет! — завопила Эрин, вцепившись ему в волосы с невероятной силой. Она укусила его в плечо так сильно, что он вздрогнул от неожиданности и отпустил ее, на его лице было написано, что он разъярен.

— Обращайся со мной, как с принцессой Тары, — кричала Эрин, не осознавая, что просит, — по крайней мере так, как ты обращаешься со своей любовницей.

Олаф был недвижим. Как только Эрин выпалила эти слова, она тут же пожалела о них. Она никогда ни у кого не видела такого разъяренного лица; в совокупности с его громадным ростом и страшной силой оно вызывало паническую дрожь.

Олаф больно ударил ее, едва сдерживая силу. Секунду она еще стояла. В следующее мгновение он схватил ее за лицо и швырнул через кровать. У Эрин закружилась голова, глаза наполнились слезами. Она с трудом сохраняла равновесие. У нее не было сил парировать следующий удар.

Но он не последовал. Олаф вышел из комнаты. Этой ночью он не пришел.

Утром Риг принес ей поднос со свежим хлебом, копченой семгой и сыром. Он увидел ее бледное лицо и красные следы побоев. Он возмутился, он негодовал на господина, которому прислуживал много лет. Как мог Олаф, милосердный ко всем, так дурно обращаться с этой нежной девушкой? Он обязательно скажет Волку, что он думает по этому поводу, даже если это разозлит его.

Риг заметил, что Эрин пытается закрыть щеки волосами и улыбнуться. Он поставил поднос на кровать, взглянув на Эрин. Ничего страшного. Днем все пройдет.

— Я вижу, что ты не совсем хорошо себя чувствуешь, моя леди, — прошептал Риг, покачиваясь, как всегда, — я позабочусь, чтобы тебя не беспокоили.

Ее прозрачные изумрудные глаза излучали благодарность.

— Спасибо, Риг. Я останусь в своей комнате. Риг налил ей бокал свежего коровьего молока из рога. Ему не хотелось покидать ее.

— Я останусь с тобой ненадолго и расскажу немного о том, откуда все пошло. — Он не дал ей возможности возразить. — Вначале не было ничего, кроме огромной бездны, называемой Гиннунгагап. Спустя много веков по обеим сторонам выросли два мира. Нифльхейм — на темной стороне и Муспелль — на жаркой и светлой. В месте, где они сходились, появился гигант Имир. Имир сотворил себе корову изо льда и назвал ее Аудумла, и у него появилась пища. Она лизала соленый лед, чтобы изваять первого человека. Бури. Имир породил злых темноволосых гигантов; Бури родил Бора, Бор родил Одина, нашего Верховного Бога. Сыны Бора убили Имира, и Один начал творить землю. Из крови Имира он создал реки, из плоти — землю, из костей — горы. Свет, чтобы освещать землю, был взят из Муспелля. Потом сыны Бора сотворили первого мужчину и первую женщину — они вдохнули жизнь в два дерева, и те превратились в Аска и Эмблу. Люди начали населять землю, жили они в крепости, сделанной из бровей Имира, и называлась она Мидгард. Эрин засмеялась.

— Люди из деревьев?

— Да, конечно! — Риг улыбнулся в ответ, приводя в порядок и без того чистую комнату. — Но не все гиганты были убиты, и когда-нибудь они должны померяться силами с богами. Сурт охраняет Муспелль с огненными мечами, и он сам вступит в схватку с богами в последний день мира — Рагнарек.

Эрин взглянула на него, подняв эбеновые брови.

— Боги и целый мир погибнут?

— И да, — сказал Риг насмешливо, — и нет. Я расскажу тебе о Рагнареке в другой раз. Теперь запомни три имени: Один, он бог мудрости и бог смерти, со своими валькириями он выбирает тех, кто должен умереть на полях сражений; Тюр — бог воинов и битвы; и… Фрейр-бог земли и растительности. Амулет, вырезанный из даров Фрейра, говорят, приносит много детей супругам.

— О! — Эрин выпрямилась и протянула поднос Ригу. — Большое спасибо, Риг, я наелась и хочу еще вздремнуть.

Риг жалел о том, что она его прогоняет. На несколько минут он рассмешил ее. Что он такого сказал? Он покачал головой, с сожалением покидая ее и проклиная глупого Олафа, который получил красивейшую жемчужину Ирландии и так плохо с ней обращается.

Эрин заснула. Она не спала всю ночь, но когда Риг пообещал объяснить ее отсутствие, она легла в изнеможении на подушку и погрузилась в сон. Она так сильно хотела спать.

Когда она очнулась, то почувствовала, что набралась сил. Она коснулась щек и с облегчением обнаружила, что следы побоев полностью исчезли.

На нее опять накатил приступ отчаяния, и она чуть не разрыдалась. Она могла только угрожать законами Брегона, которые, она знала, ничем ей не помогут. В Ирландии мелкий слуга или раб, мужчина или женщина могли завоевать свободу. Крестьянка могла нанять брегона и привести мужа к судье. Чем выше положение человека, тем к более влиятельному судье он мог обращаться в поисках справедливости. Она бы предстала перед королем провинции — своим собственным мужем-и, если она попросит более авторитетного судью-допустим, что Олаф согласится! — она предстанет перед Ард-Ригом. Своим собственным отцом. Человеком, который, скрепя сердце, передал ее Волку на серебряной тарелочке.

Олаф мог заставить ее сделать все что угодно. Но он ни к чему ее не принуждал. Он ударил ее, оставил и не возвратился.

Эрин ничего плохого не хотела сказать и тем обидеть его. Несмотря на это, Гренилде была единственной из викингов, которой Эрин невольно восхищалась и которую уважала все эти годы. С ее уходом Олаф потерял всякий интерес к женщинам. Исключая Мэгин, которая выставляла напоказ свое влиятельное положение.

Эрин снова подумала, как хорошо было бы увидеть мать и рассказать ей обо всем. Она не могла говорить с Беде, потому что, несмотря на веселость сестры, она строго придерживалась своих обязанностей и христианской морали, согласно которой каждый с честью должен нести свой крест.

В отчаянии она громко прошептала:

— Отец, как мог ты так поступить со мной?

Она закрыла глаза. Как ей хотелось снова оказаться в Таре, стать снова ребенком, забраться к отцу на колени, чтобы получить игрушку из цветного стекла или какой-нибудь подарок после его долгого отсутствия.» Я уже не ребенок, — напомнила она себе, — и помощи ждать неоткуда. Я должна учиться жить по-новому, или я сойду с ума «.