Перстень альвов. Книга 1: Кубок в источнике - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 70

Дней через семь или восемь Асольв рано утром вошел в девичью, когда там только начали подниматься. Эйра сидела на лежанке в одной рубахе, расчесывая волосы; она нарочно медлила с выходом, наслаждаясь ожиданием того мгновения, когда увидит его. Ей доставляла живое блаженство та мысль, что он здесь, в доме, что она сможет видеть его целый день – как вчера, как и завтра. При виде отца она невольно привстала, ее рука с гребнем замерла. Отец пришел не просто так, его приход что-то предвещает. От волнения ее лицо побледнело и стало казаться совсем некрасивым. В сероватой простой рубахе, окутанная густым облаком пушистых темных волос, она сейчас походила на лесную ведьму. Но отец слишком к ней привык и не обращал внимания на перемены ее духа и внешности, зависимой от духа и столь же переменчивой.

– Послушай, дочь моя, что я тебе скажу, – начал Асольв, сев на край ее лежанки и положив ладони обеих рук на колени. Служанки, зевающие и протирающие глаза, утихли, замерли и настороженно ловили каждое слово. – Вчера вечером Бергвид конунг говорил со мной. Он хочет взять тебя в жены. Сегодня мы должны дать ему ответ. Что ты скажешь?

– Я… – Сердце Эйры снова оборвалось куда-то в пропасть, как будто сейчас, при произнесении этих слов, какая-то злая сила могла помешать назначенному судьбой. – Он обручился со мной, когда прислал перстень. Я полюбила его прежде, чем встретила. Он назначен мне… Я должна…

– Ты должна или ты хочешь? – размеренно уточнил Асольв, привыкший к тому, что понять ее бывает нелегко. – Ты говоришь, что полюбила его?

– Да. – Эйра кивнула.

– Но только… Ты должна понять. Бергвид конунг – тяжелый человек, – осторожно подбирая слова, предостерег Асольв. – Когда человек приезжает свататься, он всегда ведет себя учтиво. Потом все будет иначе. У него тяжелый нрав, об этом мы так много слышали, что сомневаться не приходится.

Асольв намеревался до конца выполнить свой отцовский долг, но этот разговор давался ему тяжело. Отказать Бергвиду он не решался и согласию дочери обрадовался; но радости мешали предчувствия множества сложностей и бед, и он предпочел бы, чтобы конунг не затевал этого сватовства.

– Неважно, – шептала в ответ Эйра, почти не слушая отца и зная одно: пришел час судьбы. – Пусть… Я люблю его… Какой он есть… Мне все равно.

– И еще одно я должен тебе сказать. Правда, это больше волнует нас с матерью, но и тебе надо об этом помнить. Если мы обручим тебя с Бергвидом конунгом, Вигмар Лисица станет нашим врагом. Ведь он думал женить на тебе Бьёрна.

– Пусть, – так же отвечала Эйра. Отец мог бы сказать вместо «Вигмар Лисица» хоть «Фенрир Волк» – все это уже было далеко и безразлично ей.

– Ты не забыла, что на Золотом озере живет твой брат? Если все выйдет так, как я опасаюсь, может статься, мы больше никогда не увидим Лейкнира.

Эйра молчала, и Асольв видел, что имя брата для нее сейчас ничего не значит. Впрочем, как сказала фру Эйвильда, за благополучие самого Лейкнира можно не бояться. В Каменном Кабане у него есть защитник, перед которым бессилен даже сам грозный Вигмар Лисица, как сам Асольв бессилен перед желаниями Эйры.

– Ну, хорошо. – Хёвдинг с трудом поднялся, как будто за время этого недолгого разговора на плечах его вырос тяжелый мешок. – Конунг – не тот человек, которому можно легко отказать хоть в чем-то. И уж если ты сама этого хочешь… Будь что будет, и да хранят нас силы Стоячих Камней!

В тот же день Асольв Непризнанный позвал в усадьбу кое-кого из ближайших соседей и объявил им об обручении своей дочери Эйры и Бергвида конунга. Свадьбу назначили на время осенних жертвоприношений – осторожный Асольв не хотел торопиться. Ждать было еще долго, но Эйру отсрочка не огорчила. Ее любовь принадлежит вечности, и месяц-другой не имеют значения.

После объявления о сговоре Бергвид взял ее за руку и посадил рядом с собой, и она повиновалась с мыслью, что отныне ее место в жизни – рядом с этим человеком.

– Ты будешь меня любить? – спрашивал Бергвид, горячо сжимая ее руку и настойчиво заглядывая в глаза.

– Я люблю тебя, конунг, – отвечала Эйра, и ее голос дрожал от переполнявшей сердце нежности. Ей хотелось говорить ему о своей любви много-много, но все приходившие на ум слова казались плоскими, затасканными, пустыми, недостойными ее живого, искреннего, неповторимого чувства к нему. – Я люблю тебя… Ты – солнце мира… Я всегда любила тебя, даже когда еще не видела. Я всегда знала – тебе нет равного. Я счастлива… Я всегда буду с тобой.

– Ты всегда будешь меня так любить? – тревожно и требовательно шептал Бергвид, близко склоняясь к ее лицу, и она чувствовала на своей щеке жар от его дыхания. – Всегда? Что бы ни случилось? Тот, кого мы любим, может обидеть… Ты выдержишь это?

– Ах, конунг! – Эйра вздыхала, эти опасения казались ей смешными. – Ты ошибаешься. Ты не можешь меня обидеть, именно потому не можешь, что я люблю тебя. Я все прощу тебе, я на все соглашусь, только бы ты был… Просто на свете. Что бы ты ни сделал… Возьми мою жизнь – я буду счастлива. Ты – мой бог, я живу на свете только для тебя.

Таких слов Бергвид сын Стюрмира не слышал никогда и ни от кого, но его неутолимо страдающая душа жаждала именно этого. Столько лет он провел в борьбе, и вот чья-то жизнь сама предавалась ему, словно судьба, с которой он всю свою жизнь боролся, наконец уступила и позволила вырвать награду. Бергвид порывисто обнял Эйру и поцеловал так крепко, точно хотел навсегда запечатать на ее губах эти слова, эти клятвы, чтобы она навек сохранила их и никогда не переменилась к нему. Это была та любовь, в которой он нуждался, – та, что не рассуждает и не судит, та, что отдает все, не требуя взамен ничего.

Когда несколько дней спустя он уехал, Эйра осталась как в тумане. Ее невероятные мечты стали явью: на ее пальце сверкал его перстень, ее руки помнили пожатия его горячих загрубелых рук, на ее губах горели его поцелуи, в ушах звучал его голос, его настойчивый шепот – его образ окружал ее и держал в плену, не давал даже подумать о чем-то другом. Он околдовал ее, он вытеснил из ее сердца весь мир и властвовал там, как хотел бы властвовать в мире. Она дышала горячим чувством любви, любовь была ее кровью, ее воздухом и хлебом. Для нее существовал только Бергвид, а весь зримый мир растаял и исчез. Как безумная, с горящим и отстраненным взором, Эйра бродила по долине и по склонам гор, точно искала место, где могла бы сложить свою любовь. Но как его найти – вся Вселенная не могла бы вместить ее.

Известие о том, что Бергвид конунг обручился с Эйрой дочерью Асольва, на Золотое озеро привез Бьёрн. Асольв ясно осознавал, что грозный сосед будет весьма недоволен, страшился в душе, но решил не затягивать неведение Вигмара и свое мучительное ожидание: чему суждено случиться, пусть оно случится поскорее!

Сам Бьёрн сильно сомневался, что будет наилучшим вестником. После свершенных «подвигов» мысль о встрече с отцом приводила его в ужас, который он не мог побороть.

– Это для тебя прекрасный случай вернуться домой! – уговаривала его фру Эйвильда, а сама думала с тоской, вернется ли домой когда-нибудь ее собственный сын Лейкнир. – Не навек же ты покинул отца! А сейчас подходящий случай: он будет слишком занят нашими новостями, чтобы еще думать о твоих провинностях!

Бьёрн изобразил «жабью морду» – с поднятыми бровями и по-дурацки растянутыми губами – в знак недоверия к ее словам и насмешливой покорности судьбе. У его отца хватает ума думать о совсем разных вещах одновременно, иначе он не был бы грозным и могущественным Вигмаром Лисицей!

– Ну, не убьет же он тебя, в самом деле! – вздохнула фру Эйвильда и снова подумала о своем сыне.

Когда Бьёрн, встреченный недоверчивыми и насмешливыми взглядами, появился в гриднице Каменного Кабана, сам Вигмар только что вернулся с поля, где присматривал за убирающими рожь работниками, и едва успел положить пыльный плащ на скамью.

– Не верю своим глазам! – воскликнул он, увидев в дверях знакомую светловолосую голову. – Ты ли это, великий герой? Что же ты покинул своего вождя? Или тебя обделили добычей? Ты, как мы слышали, очень храбро бился против будущих родичей твоей сестры! Уж не твоей ли могучей рукой был сражен Рагневальд Наковальня? Ведь ты получил его пояс, наверное, не без заслуг? Ибо получать незаслуженное так же стыдно, как упускать принадлежащее по праву.