Спящее золото. Книга 1: Сокровища Севера - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 38

– Что там? – закричала ему вслед Эльдис, но Вигмар отмахнулся. Сестра была еще слишком мала, чтобы знать много.

– Куда ты собрался? – спросил Хамаль, заметив, с каким нетерпением Вигмар седлает коня. Его лицо с закушенной губой показалось странным – то ли он сдерживает гнев, то ли улыбку. Его не поймешь.

– Проедусь, – коротко бросил Вигмар. Посвящать в свои дела Хамаля он тоже не собирался.

Но тот и сам был неглуп, наблюдателен и догадлив.

– Ты уже сегодня наездился, – с нажимом произнес он. – Хватит золота для одного раза.

Вигмар не ответил, поглощенный затягиванием ремней, и хирдман упрямо продолжал:

– Сейчас не такое время, чтобы ездить по пустым долинам в одиночку. Ты едешь к Гриму Опушке?

Вигмар кивнул.

– Если бы дело касалось самого Грима, ты не стал бы скрывать, – рассуждал Хамаль. Многие годы жизни на усадьбе давали ему право беспокоиться о судьбе хозяев. – А ты молчишь. Значит, дело касается твоих стихов… о дочери Кольбьерна.

Вигмар затянул последнюю пряжку, повернулся к Хамалю и оперся спиной о лошадиный бок.

– Ну и что? – вызывающе спросил он, прямо глядя в глаза хирдману и стремясь разом пресечь бесполезный спор. – Не надо мне рассказывать, что я ей не пара, – это я уже слышал. А раз мое упрямство крепче драконьей шкуры, то и не трать слов попусту.

– Я не берусь рассуждать, кто из вас кому не пара, но тебе не следует ездить одному. Безрассудство и доблесть – разные вещи.

– А разве Один завещал ездить на встречу с девушкой целой дружиной? Не помню такого совета.

– Если там действительно девушка. Ты ведь и свое знаменитое копье возьмешь с собой, а Стролинги страшно злы на тебя из-за него. Ты отнял у них лучшую добычу, не говоря уж о славе. Возьми хотя бы нас с Бьярни, да и Свейна неплохо бы прихватить. Вон он, от безделья мается.

Вигмар вздохнул, потрепал конскую гриву.

– Если Стролинги задумали обман, то уж они позаботятся иметь больше людей, чем у меня, – сказал он. – Я не конунг и мне незачем тащить с собой в Хель вас с Бьярни и Свейном. Но ты не грусти! – Вигмар ободряюще хлопнул хирдмана по плечу. – Я не думаю, что там обман. Меня действительно зовет Рагна-Гейда.

– Может быть, – хмуро согласился Хамаль, понимая, что его слова ни к чему не приведут. – Она может не знать. Если тебя ждут по дороге, в пустынной долине…

– Всего не предусмотришь! Когда-нибудь каждому придется умереть. Если я не вернусь, то я тебе поручаю найти для Элле достойного мужа. И через двадцать лет расскажи ее сыну, кому он должен за меня мстить.

Хамаль не ответил. Вигмар повел коня из конюшни и через несколько мгновений уже мчался прочь от усадьбы.

Рагна-Гейда сидела прямо, сложив руки на коленях, глядя перед собой. Ничего любопытного там не было – бревенчатая стена с торчащими из щелей клочьями мха, но она смотрела так пристально, как будто там висел ковер с вытканными сагами о Сигурде и Брюнхильд. Она сама себе приказала сидеть неподвижно после того, как десять раз обошла тесный дом Грима Опушки, повертела в руках каждый ковшик из небогатой хозяйской утвари, пересчитала ячейки в недоплетенной сети и наконец села, поймав насмешливый взгляд Боргтруд. Эта старуха смотрит так, как будто видит насквозь. Но делать нечего – мать, фру Арнхильд, ни за что не согласится выполнить то, что задумала Рагна-Гейда. С того пира, на котором Вигмар показал копье из кургана, Рагне-Гейде не давали покоя слова Скъельда. «Это копье принесло смерть прежнему хозяину! – как-то так сказал он. – Смотри, как бы того же не случилось и с тобой!»

«Нам было бы неплохо как-нибудь наградить Вигмара за то, что он избавил всю округу от мертвеца! – говорила Рагна-Гейда родичам на другой день после пира. – Только Один и Фригг знают, сколько еще бед он натворил бы!» – «Не напоминай мне об этом рыжем тролле! – со злобой отвечал Эггбранд. – Он отнял у меня такой подвиг! И такое копье! Пусть теперь засунет его себе в… в глотку! Такой награды ему более чем достаточно!»

Родичи согласно кивали и бранили Вигмара. Только Гейр молчал: он, быть может, единственный из Стролингов признавал в глубине души, что мог бы и не справиться с Гаммаль-Хьертом и Вигмар не отнял чужого подвига, а только сделал то, что ему было предназначено сделать.

Рагна-Гейда не стала спорить с родичами – напрасный труд! – но не смирилась. Сделанное Вигмаром – настоящий подвиг, а подвиг заслуживает награды. Слава после смерти – это важно, но лучше пусть посмертная слава придет как можно позже. Ради этого она и явилась сегодня утром к старой Боргтруд.

– Ты можешь так заклясть оружие, чтобы оно не могло причинить вреда своему владельцу? – спросила она старуху, с замершим сердцем ожидая ответа.

Если Боргтруд откажется, то все пропало. Рагна-Гейда не знала в округе другого человека, которому пришлись бы по силам такие чары. Только дядька Хальм… Но это тот случай, когда чужому доверишься охотнее, чем своему.

– Смотря какое оружие, – ответила старуха, сначала смерив девушку оценивающим взглядом, как будто сама Рагна-Гейда и была тем оружием. – Если на него не наложено другого заклятья.

– Какого другого?

– В горах Медного Леса есть один меч – он заклят так, что владелец его всегда одерживает победы, пока срок службы меча не кончится, а когда это случится – знает только сам меч. Он несет в себе разом победу и смерть. Впрочем, они слишком часто ходят вместе… Если и здесь так же…

– Нет, я ничего такого не слышала! Так ты сможешь? – нетерпеливо воскликнула Рагна-Гейда. – Я дам тебе вот это кольцо!

Она торопливо сдернула с пальца золотой перстень из могильной добычи – нарочно выбрала в ларце какой потяжелее – и вложила его в загрубелую ладонь старухи.

Склонив голову и сощурив глаза в коричневые щелочки, Боргтруд осмотрела подарок, потом подняла взгляд на девушку.

– А что я скажу твоим родичам, девушка, если они спросят, почему такой дорогой перстень пропал у тебя и нашелся у меня?

– Я скажу, что ты предсказала мне добрую судьбу и за это я подарила его тебе! – быстро ответила Рагна-Гейда. Об этом она подумала заранее.

– И ты не боишься обесчестить себя ложью?

Рагна-Гейда опустила глаза: такого дерзкого вопроса она не ждала. Но старухе и так предстоит узнать о ней слишком много, а без помощи Боргтруд не обойтись, как ни старайся.

– Мой род будет обесчещен еще больше, если покажет себя неблагодарным, – тихо ответила она. – Пусть лучше я…

Боргтруд мелко закивала головой:

– Это тоже жертва. Ты жертвуешь своей честью ради чести рода, я верно тебя поняла?

– Может, никакой жертвы и не будет.

Рагна-Гейда через силу улыбнулась: она не любила высоких слов.

– Будет! – вдруг со странно твердым убеждением сказала Боргтруд. Удивленная Рагна-Гейда подняла взгляд – блекло-голубоватые, выцветшие глаза старухи смотрели на нее строго, словно спрашивали, действительно ли она готова совершить задуманное. – Будет! Может, тебе не стоит идти по этой дороге?

Рагна-Гейда молча помотала головой. Она не поняла, о чем говорит старуха, но и острое чувство тревоги не могло заставить ее повернуть назад. Наоборот – ей еще сильнее захотелось скорее увидеть Вигмара.

И вот теперь сидела и ждала. Пока Гюда доберется до Серого Кабана, пока… если Вигмар вообще дома… пока она ему все расскажет, пока он соберется и поедет… если у него есть время. Если он поверит. Если он захочет… Поверит, что ей есть что ему сказать…

Не успела Боргтруд напрясть половину веретена, как Рагна-Гейда не выдержала – вскочила со скамьи и вышла из дома. Дворик был невелик: раскрытые ворота, казалось, принимали в объятия прямо из дверей. Впрочем, после Оленьей Рощи любая усадьба покажется маленькой. Тщательно обойдя лужи, Рагна-Гейда встала в воротах и посмотрела в долину. Сейчас она уже не помнила о копье, об обидах родичей, о заклятиях. Она просто хотела увидеть его. Его желтые глаза, смотрящие резко и остро, высокий упрямый лоб, жесткий подбородок с вечным налетом рыжеватой щетины как наяву стояли перед ее глазами. Кажется, протяни руку – коснешься. Они выросли в одной округе, и Рагна-Гейда не могла вспомнить, когда впервые услышала о сыне Хроара-С-Границы (тогда его еще не звали Безногим), когда впервые увидела Вигмара. Она знала его всегда, но сейчас почему-то не верилось, что он действительно живет на свете, что она не выдумала его. Он был слишком ярким и резким, слишком живым, словно чей-то острый резец уверенной рукой вырезал его на ровном сером камне бытия. Дорогая сердцу мечта, выдумка нередко кажется более настоящей, чем все живые люди. Потому что она внутри, а все остальное – снаружи.