Ключ - Алданов Марк Александрович - Страница 31

Внутри тоже было как бы министерство: в залах сложного устройства за полированными, красного дерева столами работали десятки людей; другие люди в шубах и калошах, дожидаясь, сидели на скамьях вокруг мраморных колонн; трещали телефоны, стучали пишущие машинки, мальчики пробегали из одного отделения в другое. Слева из-за решетки, на которой была надпись «Касса № 2», мимо Семена Исидоровича быстро куда-то проскользнула по длинной проволоке корзинка с бумагами. Кассир сбоку сердито выкрикнул номер, так что Семен Исидорович вздрогнул. Какая-то дама сорвалась со скамейки у колонны, взглянув на металлическую пластинку в руке, и поспешно направилась к кассе. «А тот говорит: ни гроша за душою!» — подумал благодушно Кременецкий. Он спросил у служителя в ливрее, как пройти в кабинет Аркадия Николаевича, и узнал, что Нещеретов принимает у себя наверху.

— Только ежели вам не назначено, то принять не могут — сказал швейцар, в тоне которого также чувствовалось могущество фирмы. Седые бобры Кременецкого, видимо, не произвели на него впечатления.

В это время один из главных служащих, немного знакомый с Семеном Исидоровичем, увидев его, вышел из стеклянной камеры, любезно с ним поздоровался и, узнав, что он по личному делу к Нещеретову, посоветовал послать наверх визитную карточку.

— Вас, вероятно, Аркадий Николаевич примет, — сказал он. Мальчик взял карточку, которую не без тревоги вручил ему Кременецкий, побежал с ней из залы. Знакомый Кременецкого, как оказалось, состоял вице-директором в одном из предприятий, помещавшихся в этом здании.

— Да, у вас настоящее министерство, — сказал, улыбаясь, Семен Исидорович.

— В нынешней атмосфере лучше работать здесь, чем в министерстве, — сказал вице-директор, пользуясь случаем для того, чтобы поговорить о политическом положении с известным адвокатом. Слегка понизив голос, он рассказал, что на днях собственными глазами видел записку Распутина, адресованную через просителя одному из министров: «Милай сделай Григорий». — Вот как нынче дела делают! Хорошо, правда?

— Да, недурственно, — ответил, пожимая плечами, Кременецкий.

Он вспомнил ходившие по городу слухи, будто сам Нещеретов не то завязал, не то хочет завязать связи с Распутиным.

— Положительно надо удивляться слепоте этих людей, — сказал он. — Ведь дошутятся… Шутил Мартын и свалился под тын…

— Именно, — подхватил вице-директор. — Лично я вижу выход только в ответственном министерстве.

— Во всяком случае, без устранения всей этой камарильи, без привлечения живых сил страны… — начал Семен Исидорович, но к ним как раз подбежал мальчик, относивший карточку.

— Пожалуйте, — сказал он.

Семен Исидорович вздохнул с облегчением: ему было бы неловко и перед вице-директором, и перед самим собой, если б Нещеретов его не принял.

— Да, как бы не свалились под тын, ушибиться можно, — сказал он и, пожав руку своему собеседнику, пошел вслед за мальчиком. Они поднялись во второй этаж по ярко освещенной лестнице, по сторонам которой стояли огромные фигуры закованных в латы рыцарей.

XXVII

Лакей саженного роста по звонку встретил с поклоном Кременецкого на верху лестницы, проводил его в гостиную, зажег огромную хрустальную люстру и попросил гостя немного подождать. Эта большая комната была обставлена старинной мебелью. Семен Исидорович кивнул головой. Он твердо отстаивал свое право на style moderne, но знал, что старинная мебель все же считается выше, и догадывался, в какие деньги влетели Нещеретову эти ободранные кресла и диваны. В доме небогатого человека рваный шелк, засаленные обюссоны[30] показались бы Кременецкому просто рваными, засаленными; но у такого богача, как Нещеретов, не могло быть ненастоящей мебели, как не могло быть у него дешевых, то есть дурных картин на стенах. Семен Исидорович старательно залюбовался одной «бержерой»[31], которую без большой уверенности отнес к стилю Louis XVI. Эту «бержеру» он предполагал особенно выделить и похвалить, если б с хозяином зашел разговор о мебели. Кременецкий прошелся раза два по комнате, осмотрел все картины, под которыми можно было кое-как разобрать подпись, и затем сел в менее ободранное кресло.

Настроение у Семена Исидоровича ухудшилось. Его заставляли ждать, от чего он несколько отвык. Визит внезапно показался ему глупым, ненужным, даже несколько унизительным и для него самого, и для Муси — Кременецкий нежно любил дочь. «Ну, догадаться он, правда, не может, — морщась, подумал Семен Исидорович. — Да и не о чем ему догадываться, какой вздор! Понравятся они с Мусей друг другу — хорошо, а не понравятся — слава Богу, и без Нещеретова проживем. В конце концов, это все-таки разбогатевший спекулянт, и только. Торгует Россией оптом и в розницу…» — сказал себе Кременецкий, думая с раздражением, что ждет не менее пяти минут (на самом деле он ждал минут десять). Дверь наконец отворилась, и на пороге появился хозяин, странно одетый не то в белый костюм, не то в белье необычного вида.

— Очень рад, прошу меня извинить, — сказал он, чрезвычайно крепко пожимая руку гостю. — Я в эти часы всегда занимаюсь гимнастикой… Пожалуйте сюда.

Они вошли в ярко освещенную комнату. Семену Исидоровичу бросились в глаза гири, шары, какие-то странные сооружения и у одного из них дон Педро, с приятной улыбкой протягивавший Кременецкому обе руки. «Этот что здесь делает?» — с усилившимся чувством раздражения подумал Семен Исидорович. Вид дон Педро был ему неприятен — оттого ли, что его заставили ждать ради такого незначительного человека, или потому, что Альфред Исаевич был этому свидетелем. Кременецкий сухо поздоровался с журналистом, ничего не ответив на его слова: вот так приятная встреча!

— Всегда в эти часы занимаюсь гимнастикой, — повторил Нещеретов, показывая гостю на стул и садясь в странное сооружение: это была лодочка, поставленная на рельсы, которые наклонно шли от пола почти до потолка комнаты. — Рекомендую и вам… Р-раз! — Он налег на весла, лодочка высоко взлетела вверх по рельсам и затем плавно спустилась. Кременецкий смотрел на хозяина с изумлением. — Два, — с удовольствием сказал Нещеретов. — И три!..

Дон Педро даже крякнул от удовольствия. Гимнастика сама по себе мало его соблазняла, но ему все нравилось в том, как живут богачи.

— Это, должно быть, очень здорово, — сказал он. — Ну, не буду вам мешать, — добавил он, вопросительно глядя на хозяина и, видимо, ожидая, что его пригласят остаться.

— Я ему интервью дал об англо-русских. отношениях, — сказал с усмешкой Нещеретов. — Пусть подработает малость.

Неприятное чувство у Семена Исидоровича все росло. Ему было досадно, что дон Педро обратился за интервью к Нещеретову: богатые люди без общественно-политического ценза не должны были вторгаться в ту область, которая составляет достояние верхов интеллигенции.

— И чрезвычайно интересное интервью, — подтвердил Альфред Исаевич. — В высшей степени конкретное, с цифрами и выкладками, ввоз, вывоз… Просто удивительно, как вы все это помните… Это будет интереснейшее интервью в моей коллекции… Вместе с вашим, Семен Исидорович, — любезно добавил он.

— А, у него уже были, — сказал Нещеретов и снова взлетел на лодочке. «Однако довольно неотесанный человек! Нет, я не допущу, чтобы Муся за него вышла, — подумал Семен Исидорович, точно кто-то другой убеждал его согласиться на этот брак. — Надо оставаться в своем кругу… Он мог бы, кстати, гимнастику свою отложить и переодеться. Невоспитанный человек!»

— Так я не буду вам мешать, господа, — повторил дон Педро. Он повернулся боком, откинул назад голову и, слегка прищурившись, слабо толкнул кулаком черный резиновый шар для бокса, стоявший на гибком металлическом пруте. Шар отскочил, отскочил и Альфред Исаевич. — Очень здорово. Ну, мне пора в редакцию. Еще раз спасибо от имени нашей газеты.