100 Великих Книг - Демин Валерий Никитич - Страница 26

Мысль — крамольна даже по современным меркам. И все же в ней не может не быть известной доли истины. Это хорошо видно из диалога, который состоялся спустя более чем два столетия после смерти голландского философа. В разговоре участвовали молодой русский революционер Плеханов и его, идейный вождь Энгельс. «Так, по-вашему, — спросил Плеханов, — старик Спиноза был прав, говоря, что мысль и протяжение не что иное, как два атрибута одной и той же субстанции?» — «Конечно, — ответил Энгельс, — старик Спиноза был вполне прав».

То, что главный труд Спинозы назван «Этикой», означает: в первую очередь он обращен к человеку и имеет явственно выраженную гуманистическую направленность. На абстрактном языке XVII века, идеалом которого служили «Начала» Евклида, Спиноза сумел дать развернутую картину духовной жизни людей и психологии индивида, а также разносторонне обосновать тезис о единстве Макро- и Микрокосма, то есть Природы и Человека. Никто из философов Нового времени не сделал для осмысления проблемы свободы человеческой личности столько, сколько Спиноза. Ему принадлежит одно из самых взвешенных и выстраданных определений: свобода — это познанная необходимость. Выводы, касающиеся этого аспекта социального бытия, отточены и афористичны:

Человек свободный ни о чем так мало не думает, как о смерти, и его мудрость состоит в размышлении не о смерти, а о жизни.

Душевная сила и добродетель свободного человека одинаково усматривается как в избежании опасностей, так и в преодолении их.

Одни только люди свободные бывают наиболее благодарными по отношению друг к другу.

Человек свободный никогда не действует лживо, но всегда честно.

Человек, руководствующийся разумом, является более свободным в государстве, где он живет сообразно с общими постановлениями, чем в одиночестве, где он повинуется только самому себе.

Прав был Генрих Гейне, который с поэтическим мастерством и чутьем так охарактеризовал язык философской прозы голландского мыслителя: «При чтении Спинозы нас охватывает то же чувство, что и при созерцании великой природы в ее пронизанном жизнью покое. Лес возносящихся к небу мыслей, цветущие вершины которых волнуются в движении, меж тем как неколебимые стволы уходят корнями в вечную землю. Некое дуновение носится в творениях Спинозы, поистине неизяснимое. Это как бы веяние грядущего». Приведенную характеристику творчества Спинозы хорошо дополняют слова Герцена: «Можно с ним ни в чем не соглашаться, но нельзя не остановиться с уважением перед этой мужественной и открытой речью, и вот разгадка, почему его вдесятеро более ненавидели, чем других мыслителей, говоривших то же, что и он».

Мы, современные читатели Спинозы, и спустя четверть тысячелетия после его смерти не остаемся равнодушными от его страстной доктрины. Так было — так будет. Никакой общественный строй или формация не изменит глубинной природы людей, обусловленной законами Вселенной. И всегда человека будут обуревать аффекты и страсти, которые как будто с помощью точнейшего оптического прибора, смонтированного на основе линз, самим же философом и отшлифованных, так скрупулезно исследовал голландский еврей из Амстердама с блестящими, как маслины, глазами.

27. НЬЮТОН

«МАТЕМАТИЧЕСКИЕ НАЧАЛА НАТУРАЛЬНОЙ ФИЛОСОФИИ»

Книга Ньютона — беспримерная и недосягаемая вершина теоретической мысли. В истории развития науки до сих пор не было ничего подобного. Сформулированные в ней выводы явились фундаментальной базой и для промышленной революции, и для последовавшими за ней — научно-технической и космической. «По Ньютону» работают станки и механизмы, Движется транспорт, летают самолеты и ракеты. Сама Вселенная — и та устроена по Ньютону: законы тяготения обусловливают хорошо предсказуемое движение небесных тел и объектов — планет, звезд, метеоров, комет.

Собственно, комета, как ни странно, и явилась поводом для написания «Начал» (точнее — для оформления в целостную книгу тех идей, которые давно занимали ученого). Комета Галлея, получившая название по имени автора, глубже других исследовавшего и досконально объяснившего ее движение, как раз и заставила Ньютона превратить ворох (нет, целую гору) валявшихся повсюду в его кабинете листков в один из непревзойдённых шедевров научной мысли. Воспоминания современников чудом сохранили свидетельство, как это случилось.

Эдмонд Галлей — известный и дотошный астроном — никак не мог понять, по какой траектории перемещается наблюдаемая им комета (не говоря уже о законах, обусловливающих данное движение). Своими сомнениями он поделился с Ньютоном. Тот, как громом, поразил его своим ответом: «Мне давно это известно. Траектория — эллипс. Вычисления где-то среди моих бумаг». Нужный листок в кипах черновиков отыскать не удалось. И Ньютону пришлось писать все заново. Его рассеянность не знала предела: однажды в глубокой задумчивости он опустил в кипящую воду свои часы вместо яйца, которое намеревался сварить.

Зато после разговора с Галлеем Ньютон бросил все и засел за книгу. Полтора года напряженного труда — и человечество обогатилось творением, совершенство и доказательность которого сравнимы только с другим научным трактатом под аналогичным названием — с «Началами» Евклида. Случилось это чуть больше трех столетий назад — в 1687 году. Колоссальное умственное напряжение привело автора к нервному расстройству; к счастью, оно вскоре прошло. В названии Ньютонова труда слово «философия» не пустой звук: Мироздание не просто описывалось, но также и осмысливалось. Хотя девизом великого ученого явился знаменитый лозунг «Гипотез не измышляю!», его главный труд — образец того, как следует подходить к объяснению известных и неизвестных явлений природы:

Вся трудность физики, как будет видно, состоит в том, чтобы по явлениям движения распознать силы природы, а затем по этим силам объяснить остальные явления. Для этой цели предназначены общие предложения, изложенные в книгах первой и второй. В третьей же книге мы даем пример вышеупомянутого приложения, объясняя систему мира, ибо здесь из небесных явлений, при помощи предложений, доказанных в предыдущих книгах, математически выводятся силы тяготения тел к Солнцу и отдельным планетам. Затем по этим силам, также при помощи математических предложений, выводятся движения планет, комет, Луны и моря. Было бы желательно вывести из начал механики и остальные явления природы, рассуждая подобным же образом, ибо многое заставляет меня предполагать, что все эти явления обусловливаются некоторыми силами, с которыми частицы тел, вследствие причин покуда неизвестных, или стремятся друг к другу и сцепляются в правильные фигуры, или же взаимно отталкиваются друг от друга. Так как эти силы неизвестны, то до сих пор попытки философов объяснить явления природы остались бесплодными. Я надеюсь, однако, что или этому способу рассуждения, или другому, более правильному, изложенные здесь основания доставят некоторое освещение.

Ньютон выражается предельно деликатно и скромно, хотя знал истинную цену своим открытиям. Для ученого вряд ли являлось секретом, что его «Начала» опередили эпоху и одновременно задали направление движения науки на много столетий вперед. Вскоре это стало понятным любому и каждому. Теорию Ньютона не без оснований сравнивали с актом божественного творения в Библии, прибегая к терминологии Священного писания:

Был этот мир глубокой тьмой окутан.

Да будет свет! И вот явился Ньютон.

«Начала» и в самом деле иначе, чем Библией классической механики, не назовешь. Здесь сформулированы основные понятия, которые и по сей день украшают любой учебник физики. Здесь же впервые даны четкие формулировки законов движения (знаменитые законы Ньютона):

Закон 1. Всякое тело продолжает удерживаться в своем состоянии покоя или равномерного и прямолинейного движения, пока и поскольку оно не понуждается приложенными силами изменить это состояние.