Крепость Спасения - Резанова Наталья Владимировна - Страница 4

– А что же это ты, приятель, – спросил Анарбод, осушив очередную кружку, – все время говоришь «какая», «ей», «она»? Что же, все это племя состоит из женщин?

Красное лицо Ловди побагровело еще больше. Он вскочил, явно намереваясь запустить своей кружкой в голову Анарбоду.

– Ты что, издеваешься надо мной?! – взревел он. – Или спятил вконец?

Анарбод схватился за рукоять меча. Но вспыхнувшую было ссору загасил Ассари, заметавшийся вокруг стола. Сначала он вцепился в Ловди.

– Посол вовсе не имел в виду оскорбить тебя, храбрейший. Он и в самом деле не знал – откуда им знать в Галаре?

И тут же перескочил к Анарбоду.

– Ты правильно угадал благородный рыцарь. Среди Проклятых нет мужчин. Там только женщины…

Повисло молчание. Северяне переваривали услышанное. Почему-то помалкивали и местные. И только, прислонясь к дверному косяку, плакала служанка, сначала всхлипывая, потом навзрыд.

– Что ревешь, дура? – снова заорал Ловди. – Или раззавидовалась? – и, понизив голос, обратился к Тевтату: – Потому и не принято говорить о них в Городе, чтоб никого в искушение не вводить. Потому что все зло от баб – все они шлюхи, ведьмы и воровки, а дай им волю – будут убийцами. А сколько там сокровищ скопилось, в Крепости-то, за сотни лет грабежей!

– А много их, Проклятых? – сухо спросил Тевтат.

– Не знаю. Не слишком, говорят. Даже из самых злобных баб армию не составишь.

– Так почему бы Городу, такому могущественному, не послать отряд и не покончить с этой язвой одним ударом?

– Да! – хохотнул Анарбод. Он уже успел снова выпить.

– Именно поэтому! Потому что для могущества Города было бы позорно связываться с гнездом грязных шлюх. Это было бы пятном на нашей чести!

– Замечательно! – сказал Тевтат.

И дальше веселье понеслось как положено – со стуком, звоном и визгом.

Выбрав удобную минуту, Тевтат приказал капитанам и Ассари выбираться из-за стола и следовать за ним. У себя в покоях он оглядел свою свиту. Осоловелые глаза Анарбода. Может стоять на ногах, но и только. Гриан почти не пил, но так переполнен злобой, что вряд ли в силах соображать. Остается лишь Ассари. Того, как и Тевтата, опьянение не взяло. Благое небо, что за сравнение! Рыцарь королевской крови, глава посольства и этот жулик, льстец, паяц… И он сейчас оставался единственным собеседником Тевтата.

– Послушай-ка, Ассари. Ты везде побывал, надо думать, и в Круге тоже. И о Проклятых наверняка знаешь больше, чем этот горлопан.

Проводник согнулся в поклоне, прижав руки к груди.

– Ты не солгал, сказав, что Крепостью владеют только женщины?

– Истинно так, милостивейший господин. Об этом все здесь знают, но предпочитают не говорить. Сам слышал – пятно на чести…

– Так. И отряд хорошо обученных воинов смог бы захватить эту Крепость?

– Такой, как твой, господин. Вероятно, смог бы. Но, – проводник поднял глаза на Тевтата, – скорее всего вы просто не дойдете до Крепости.

– Городские войска задержат?

– Нет. Им на это наплевать. – Пальцы, прижатые к груди Ассари, сцепились между собой, подобострастие странным образом начало утрачиваться из его голоса. – Просто добрые жители Круга отравят колодцы на вашем пути, или уведут лошадей, или устроят завалы на дорогах, или перережут вам глотки во сне…

– Они так кровожадны? – с издевкой спросил Тевтат.

– Нет, – почти беззвучно ответил Ассари. – Они все люди тихие, смирные. Но ведь Крепость – их единственное спасение…

2. Круг. Утро

Все произошло так быстро, что Ардви не успела испугаться. Кунда бросилась на нее с дерева, с длинного сука над лесной тропой. В последнее мгновение Ардви успела увернуться от скользких объятий. Два рубящих удара крест-накрест – и мертвая тварь валяется на земле, истекая слизью, у ног храпящего коня. И тут Ардви стало не по себе. «Второй раз за утро, не многовато ли?» – подумала она. Но броненосного льва у реки она срубила чуть ли не с удовольствием. Убила и бросила в гигантский муравейник. Когда синие муравьи как следует поработают над ним, панцирь, пропитавшийся кислотой, можно будет отдать в оружейную. Но то – броненосный лев, хищник столь же красивый, сколь опасный. Разумеется, красивый для тех, кто знает, где у него уязвимые места. Кунда же внушала отвращение. Огромный червяк с когтями… Ардви тронула поводья, глянула на тень дерева на тропе. Можно было бы заметить. Другая бы так не попалась. Но она успела. А если бы не успела? Вот был бы позор для Крепости! Проклятых не убивают дикие звери. Проклятые могут погибнуть только в сражении. А если бы они еще узнали, что она временами испытывает страх? Самим-то им такое чувство незнакомо, их так взрастили…

Она выехала из леса. Вот и холмы. Еще немного, и она увидит дорогу. Степь была пустынна, никакой опасности не ощущалось, и Ардви снова задумалась.

…и опять эти сомнения! Они были понятны раньше, а теперь, когда она полностью посвятила себя Служению, после трех лет в Крепости, когда на ее счету есть два крупных сражения, а мелких стычек и не счесть, и новый безымянный меч, врученный ей Гейр, получил имя, – теперь-то зачем?

Нужно отдать им должное – это был редчайший случай, когда в Крепость приняли пришлую из Города. Долгая память жителей Круга, не привыкших полагаться на летописи, не сохранила ничего подобного. Может быть, никто никогда и не приходил, но она пришла и сумела остаться. И опять эта мысль – а Город? Может, правильнее было бы начать все сначала?

Когда ее судили в первый раз, приговор был удивительно мягким. Других ожидала высылка в отдаленные области, а ей перепали всего лишь сутки Стены Позора и публичное отречение родных. Должно быть, судей смутил ее возраст – ей не было тогда и тринадцати. Но все это можно было пережить, хотя отречение… не больно-то сладко, когда от тебя отказывается семья, несмотря на то, что к этому времени они уже успели отойти друг от друга. Отец есть отец, какой бы он ни был, а Оми, пусть и не родная мать, никогда ничего дурного ей не сделала, наоборот… Короче, школу разогнали, Ардви получила свое наказание, и можно спокойно жить дальше. Но она помнила слова учителя – свободный человек сам выбирает себе судьбу. И снова принялась за свое. Прежде всего, поскольку официально путь под родительский кров был ей заказан, поселилась в овеянном дурной славой доме Сангара Старого, куда опасались соваться фискалы из судебной коллегии, а после процесса избегали даже грабители, и попыталась восстановить хоть часть разрушенного после обыска и конфискации. Время шло, обритые волосы отрастали, брат и Оми по вечерам таскали ей еду, тайно, но, надо полагать, с молчаливого попустительства отца. Потом постепенно стали приходить – сперва дети, потом и взрослые, сперва посмотреть на диковинки Старого, а потом послушать разговоры, а разговоры были почти те же, что и при Старом, – то, есть ли что-либо за Вечным морем, и почему запрещено строить большие корабли, и откуда приходят демоны, и какова их природа… И кончилось это, как при Сангаре, – арестом. Теперь ей следовало уже ожидать худшего. Но приговор снова был неожиданно мягким – должно быть, отец дал кому следует крупную взятку. И верно, отец есть отец, даже отрекшийся. Заточение и ссылка опять ее миновали. Назначено: неделя у Стены Позора и полугодовое покаяние в храме коллегии, к коему приписана от рождения. В общем, и это можно было пережить, но – ничто не может помешать человеку быть свободным. В ночь после суда она выломала решетку из прогнившей стены в караульне, где ее заперли, и, обманув стражу на городских укреплениях, как часто делала в недалеком детстве, когда хотела поиграть, покинула Город и бежала к Проклятым.

Она сама не понимала, как ей удалось преодолеть Круг, не зная дорог и не имея другого оружия, кроме украденного в какой-то деревне ножа, пока ее не подобрал патруль Проклятых.

Теперь – кончено. Она подчиняется Служению и Гейр, все реже вспоминает брата и мачеху и еще реже – отца. Все же к лучшему, что они от нее отреклись… да они и не узнали бы ее, так она изменилась за эти годы. Она научилась обращаться с оружием, до которого не дотрагивалась дома – она, дочь оружейника! Научилась владеть своим телом так, как умеют только в Крепости. Но сомнения отметать до конца так и не научилась. Не в самом Служении, а в правильности своих поступков. Здесь, в Крепости, она признана своей, но одинока так же, как в Городе. Она нашла сестер по оружию, но не подруг. В Городе ее арестовывали, чтоб не говорила лишнего. Здесь она могла говорить что угодно, ее все равно никто бы не слушал. В Крепости не принято много говорить. В Крепости принято понимать друг друга с полуслова, а то и вовсе без слов. Что ж, она тоже так может. И отвергается всякое зло. Можно и так.