Рысь в капкане - Зайцев Михаил Георгиевич - Страница 11

– Не ори! Я все понял. Снова разводишь меня, Киска, непонятки сочиняешь нескладные, жить хочешь…

– Гуля! Да пойми же ты: убьешь меня – и Костю не найдешь, и напорешься на тех, что кончили наших и твоего Лопоухого! Они же не успокоятся, пока меня не найдут! Все сотрудники лаборатории – одинокие люди, и все убиты! Господи, я только сейчас понял – они и подбирали нас на работу по этому принципу! Нас нанимали, чтобы убить! Зачем?.. Не знаю. Но пойми же ты, дурья башка, пока они меня не найдут, не успокоятся!

– Пугаешь! На понты берешь. Вот что я тебе конкретно скажу, Костя: хер я чего в твоем базаре догнал, а ухи мои уже завяли, и пора выключать радио!

Гуля схватил пленника за волосы, запрокинул ему голову так, что хрустнули шейные позвонки, и с силой запихнул ему в рот скомканную тряпку.

– Развести меня больше, Костик, не получится, – многозначительно изрек он. – Ты свое в этой жизни реально уже отговорил. Слушай теперь, что дальше будет. За просто так мне тебя мочить в падлу. Дохнуть будешь долго и с затеями. Первая серия – паяльник в жопу… А ну, пацаны, заголите ему очко, пока я за инструментом схожу!

Две пары рук заелозили по спине Виктора, пытаясь сквозь веревки вытащить одежду.

– На хер штаны снимать? – спросил юный голос.

– А как тогда? – переспросил другой.

– А пером по шву распорем на жопе, и все дела!

– Грамотно… Только перо поганить западло.

– Жаба душит?

– По типу того. Я, конкретно, свое перо за сто гринов у Липы брал.

– Тогда давай его собственным нерусским ножиком.

– Ха! Ухо его присвоил… Слышь?! В дверь звонят!

– Гуля откроет.

– Кто бы это мог быть, а? Может, Лысый?

– Навряд. Лысый хвосты рубит. Минут десять как с Беговой звонил. Лысый далеко.

– Схожу-ка гляну, чисто для подстраховки.

– Хитрожопый ты, бля! В падлу чухаться об чужую сраку, вот и линяешь! Вместе пойдем! Этот реально не свинтит и голос подать не сможет – на случай, кто чужой зашел. Пошли!

Виктор где-то читал, что приговоренного к смерти перед казнью охватывает полнейшее безразличие к близкой кончине. Тогда он еще очень этому удивился. Да и откуда автор мог достоверно знать чужие мысли и чувства? Даже если с ним поделился опытом человек, в последнюю минуту получивший помилование, ведь он же не знал, что бывает в самые последние секунды, когда нажимаются курки или со свистом рассекает воздух нож гильотины?

Виктор весь обратился в слух. Уши все еще были заложены, но других способов контакта с окружающим миром у него просто не было.

Похоже, в прихожей свалился на пол какой-то предмет. Объективно оценить или хотя бы предположить, что упало, Виктору не удалось – слуховой аппарат мог сейчас запросто и обмануть, – однако в глубине души зарделась искорка надежды. А вдруг произошло чудо и это свалился кто-то из бандитов? Вдруг пришли те, кто его спасет? Однако проклятая привычка к логическому мышлению тут же заглушила эту слабую искорку. Кто, собственно, может его спасти? Милиция? Добропорядочные граждане увидели разбитое окно, услышали выстрел и вызвали милицию? Могло такое случиться? Вполне. Только вряд ли на «сигнал от населения» отреагирует спецподразделение. Каламбур! В лучшем случае притащится участковый, давно прикормленный местными бандюгами, и, переминаясь в прихожей, как дворник из старого советского фильма про наше дореволюционное прошлое, удовлетворится устными заверениями Гули: мол, «все в порядке, служивый», – да долларовой бумажкой низкого достоинства. Если кто и нагрянет «реально» крошить бандитов, так это такие же другие бандиты или та самая мафия, которая неизвестно почему подписала смертный приговор всем сотрудникам безобидной научно-исследовательской лаборатории. По крайней мере есть надежда, что его просто убьют – без пыток, без мучений, что в общем-то не так уж и мало…

В прихожей снова грохнуло. И что-то (или кто-то?!) упал. Вроде бы Виктор расслышал даже слабый вскрик. Во всяком случае, через несколько минут в комнату вошли, судя по всему, двое.

Стук каблуков по полу, скрип паркета, неприятное шарканье – словно кто-то приволакивает ногу. Виктор затаил дыхание, чтобы хлюпающий нос не мешал слушать.

– Во-от… о-он, Ко-стя… – Жесткий голос Гули звучал сейчас прерывисто, с придыханием. – От-тпусти-те ме-еня, мне-е оч-чень боо-ольнооо… Ааай!!!

Гуля вскрикнул, вернее, не вскрикнул, а пискнул, и в этом жалком писке было столько животного ужаса, что по парализованному веревками телу Виктора пробежали судороги страха.

Почти рядом с ним рухнуло чье-то тело. Еще какое-то время пальцы упавшего скребли по паркету, а ноги отбивали частую яростную дробь. Потом все затихло, и еще через минуту снова послышался стук каблуков, и кто-то уже подходил к нему.

Хруст суставов – и некто на каблуках присел возле немой и незрячей головы Скворцова. Смутно знакомый женский голос прозвучал четко, и в нем слышалась откровенная досада:

– Тоже мне, Костя! Я тебя и знать не знаю…

– Знаешь! – попытался было крикнуть Виктор, но мешал треклятый кляп! – И я знаю, кто ты! Я узнал твой голос, Екатерина!!!

Глава 2

Хроника аферы века

В то самое время, когда несчастный Виктор готовился принять мученическую смерть из-за того, что его перепутали с Костей, настоящий Костя, Поваров Константин Николаевич, нежился в объятиях ослепительной длинноногой блондинки по имени Илона.

– Костик, а давай рассыпем по кровати всю груду наших долларов! Будем любить друг друга прямо в ворохе этих зеленых бумажек…

– Прости, радость моя, но это плагиат! Ты позаимствовала свою красивую идею в каком-то фильме – не помню названия.

– Ну и что?

– Ничего. Потом замучаемся обратно растусовывать по пачкам наши миллионы.

– Точно! Не будем сорить деньгами. Расскажи мне тогда еще раз, как все прошло. Только подробно и с самого начала, прошу тебя!

– Илона, киса моя, рассказ может получиться слишком долгим и чересчур негармоничным. Много времени придется уделить описанию действующих лиц и исполнителей, изложению завязки, и всего лишь несколько минут займет подробный пересказ кульминационного момента…

– А развязка?

– Развязка – это момент! Три телефонных звонка, маленькое кровопускание – и все!

– Расскажи!

– Перестань дурачиться, киса, ты и так уже все знаешь. И твоя роль в первом акте нашего маленького спектакля сыграна, безусловно, блестяще!

– Ты мне льстишь, Котик! Смотри, я вся покраснела от смущения.

– Прикрыть вас одеялом, барышня?

– Ни в коем случае! Лучше положи мне руку вот сюда…

– Куда?

– Сюда!

– Ты хочешь, чтобы и я покраснел?

– Нет, хочу, чтобы ты меня поцеловал!

– Илона!

– Обними меня! Крепче!

– Илона…

– Молчи, не нужно слов! К черту слова, они сейчас только мешают!

– Илона!!!

Вообще-то в паспорте у девушки Илоны значилось другое имя – Ирина, но все, и Костя в том числе, звали ее Илоной.

Имечко это прилипло к девушке Ирине пять лет назад, почти сразу же по приезде в Москву откуда-то из глубин бескрайней российской провинции. Обладая ангельским личиком вкупе с идеальной фигурой и железной хваткой провинциалки, Ирина-Илона повторила на свой манер хрестоматийный подвиг Ломоносова с той лишь разницей, что простой архангельский мужик шел в столицу, обуреваемый жаждой знаний, а Ирина-Илона страстно желала «шикарной» жизни исключительно в среде «богемы» – артистов, художников, поэтов, писателей… Как и Михайло Ломоносов, прибывший из провинции в центр, уже обладая кое-какими фундаментальными знаниями, девушка Ирина не чуралась самообразования. Она свободно владела английским, недурно изъяснялась по-немецки и могла связать пару слов на французском и испанском языках. Еще она умела прилично играть на фортепиано, выучила наизусть с иностранной кассеты курс аэробики, без запинки могла перечислить всех художников-авангардистов начала века, а также процитировать по памяти добрую половину стихотворных шедевров некогда запрещенных поэтов. Все, что могла дать ей провинция, где в клубах и дворцах культуры на копеечных должностях тихо спивались выпускники столичных гуманитарных вузов, все знания, которые можно было почерпнуть в безлюдных библиотеках, листая подшивки перестроечного «Огонька», все это девушка Ирина с жадностью впитала и благополучно переварила.