Письма о "Новом Журнале" - Карпович Михаил Михайлович - Страница 1

Роман Борисович Гуль, Михаил Михайлович Карпович

Письма о "Новом Журнале"

Михаил Михайлович Карпович (1888-1959) - историк, общественный деятель, публицист, принимал участие в работе "Нового Журнала" начиная с 5-ой книги (1943), а с 12 книги (1946) стал главным редактором и оставался им до своей смерти.

В 1927 г. Карпович был приглашен на работу в Гарвардский университет. Он проработал там 30 лет, создал целую школу американских историков. Кроме того, он принимал участие в различных русских и английских общественных благотворительных организациях, писал свои статьи и рецензии для "Нового Журнала", издал книгу на английском языке "Императорская Россия".

Огромной заслугой Карповича является редактирование "Нового Журнала". Гуль писал в статье, посвященной Карповичу: "Как редактор М. М. был, конечно, незаменимым. И эта незаменимость не только в его большой интеллектуальной и духовной культуре, но и в душевных свойствах. Полная терпимость ко всякому мнению, если только оно серьезно и на подлинно культурном уровне. Благожелательность ко всем пишущим, а поэтому всегда широкий диапазон сотрудников журнала".

В мемуарной книге "Я унес Россию" Роман Борисович Гуль пишет, что М. С. Цетлина[1] и М. М. Карпович предложили ему стать секретарем редакции в 1952 году. Но уже начиная с 25 номера (1951), на обороте титульного листа мы видим: "секретарь редакции Р. Гуль". Секретарем он оставался до смерти Карповича. Гуль (1896-1986) начал сотрудничать в "Новoм Журналe" с 1946 г., прислав из Парижа свой роман "Конь рыжий", который затем печатался из номера в номер. В 1950 г. Гуль эмигрировал в США, а с 1951 г. стал секретарем редакции. О сотрудничестве с Карповичем Гуль писал: "За все годы работы у нас не было даже малейшего недоразумения. Мы работали душа в душу. И для меня это общение с М. М. было большим духовным наслаждением". С 1959 г. и до конца своих дней он оставался главным редактором. Совместная работа секретаря и редактора была своеобразной. Карпович жил в Кембридже, а Гуль в Нью-Йорке. Постоянная переписка, телефонные разговоры шли между Кембриджем и Нью-Йорком. Гуль вспоминал, как они с Карповичем правили одну статью по телефону. Правка заняла около сорока минут, счет за телефон был огромный. В январе 1952 г. Карпович уехал на восемь месяцев в Европу. Письма секретаря с отчетами о проделанной работе и рукописи авторов посылались в Англию, Италию, Женеву, - всюду, куда следовал Карпович.

В настоящую публикацию включены письма пятидесятилетней давности (целиком или в сокращенном виде). На письмах Карповича Гуль делал пометки крестиком, словом "сделано", некоторые фразы подчеркнуты красным карандашом. Из Кембриджа Карпович пишет: "Дорогой Роман Борисович, пишу Вам вкратце по разным делам... 4) Посылаю Вам письмо г-жи Соболевой[2]. Не можете ли ответить ей мягко, что стих ее для нас не подойдет. 5) То же насчет фантастического письма в стихах из Канады от человека, не дающего своего адреса, а просящего ответить по адресу его квартирной хозяйки. Это какой-то староэмигрантский капитан Лебядкин, и от предлагаемой им повести нам тоже лучше любезно отказаться. 6) Письмо Вановского. Я никогда его рукописей от Абрамовича[3] не получал. Нельзя ли снестись с последним по этому поводу? Рукописи, если Абрамович их не потерял, следовало бы посмотреть, хотя они почему-то во мне особого доверия не вызывают. До просмотра рукописей я бы побоялся просить автора о присылке других статей. 8) Возвращаю стихи Ильинского[4]. Согласен с Вашей оценкой. Можно напечатать первые три... 9) Посылаю рецензию Струве[5] на две книги о России. Рецензия интересная, но большая - 9-10 стр. Печатать ее нужно в библиографии петитом. Она немного растянута, есть повторения. Струве я предупреждаю, что придется сократить. Но не сокращайте очень, ради Бога не выбрасывайте ни ссылок на отца[6] (Струве к этому очень чувствителен), ни на его собственную книгу. Было бы хорошо, если бы ее можно было уместить в ближайшую же книгу (т. к. мы давно обещали рецензию о книге Вейдле[7])... 10) Я уже Вам говорил по телефону об ошибке с годом издания. Первый год издания был 1942-ой. Значит 1952-ой год будет одиннадцатым, а не двенадцатым. Не забудьте сделать соответствующие изменения на внутреннем титульном листе 28-ой книги. В конце номера придется поместить поправку[8]..."

Переписка Карповича и Гуля показывает, в каких условиях создавался каждый следующий номер журнала: недостаток средств, нехватка рабочих рук (фактически журнал делали два человека), перепечатка рукописей, трудности с почтовыми отправлениями (как писал Гуль, американская почта работает ужасно). Но журнал героически выпускали и благоприятные отклики на него шли со всех континентов. Историко-литературная ценность этих писем не вызывает сомнений. Готовый номер - это окончательный результат, огромная подготовительная работа в нем не видна, зато в подробностях мы видим ее в этих письмах. В них упоминаются имена, вошедшие в золотой фонд наследия русской эмиграции, встречаются подробности, неизвестные из других источников.

Письмо Карповича от 5. II. 52

"Дорогой Роман Борисович, спасибо за Ваше письмо от 28. I. До Лондона мы доехали благополучно, хотя в первый день нас порядочно потрепало, а Татьяна Николаевна чувствовала себя неважно всю дорогу. Отчасти поэтому, а отчасти, вероятно, как результат предотъездной утомительной суматохи я на пароходе работать совсем не мог, а первая неделя здесь прошла в хлопотах, неизбежных по приезде на новое место. В гостинице мы оставаться не хотели и дорого, и мало уютно; поэтому много времени заняли поиски комнаты. Нашли мы ее только в пятницу 1-го февраля, а переехали в нее только 2-го. Мы очень ею довольны, несмотря на некоторые неудобства вроде недостатка тепла. Впрочем, мы не мерзнем, а все остальное нам очень нравится. С едой мы пока никаких трудностей не испытываем. Лондоном мы увлечены и уже довольно много здесь видели. Лекции я начал читать вчера и вижу, что особой нагрузки не будет.

Теперь о делах. Очень рад, что с Варшавским[9] все обошлось так благополучно. Рукопись его я увез с собой, пришлите мне его адрес и я ему ее верну, написав ему кстати и письмо. "Ненужные" стихи" (включая стихи Трубецкого[10]) тоже со мной. Что Вы хотите, чтобы я с ними сделал?

Огорчен Вашим сообщением о письме Зеньковского[11]. Ссориться с ним я совсем не хочу, но с другой стороны, его постановка вопроса для меня неприемлема. Ведь это получается какой-то ультиматум: "либо печатаете все, что я предлагаю, либо я ничего присылать не буду". Это для меня как для редактора - не подходит. Я тоже ему напишу и постараюсь его уломать. Может быть, можно будет Алданову[12] не посылать второй корректуры? Ведь и для него самого это разорение! Я ему отсюда напишу и спрошу его, настаивает ли он на присылке и второй корректуры.

Какие стихи Вы пускаете в этом номере? Мне все-таки хотелось бы пустить стихи Одоевцевой[13] целиком, если для этого есть возможность. Прочел здесь 27 номер целиком и считаю, что номер получился удачный. Одновременно читал и своим корректорским глазом. Все-таки втерлись "досадные опечатки".