Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать. Том 2. Власть незримого - Мессадье Жеральд - Страница 1

Жеральд Мессадье

«Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать»

Том 2

«Власть незримого»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ВЕСЫ И СКОРПИОН (1761–1763)

1. БЕСЦЕРЕМОННОЕ ВТОРЖЕНИЕ К ГРАФУ ОРЛОВУ

Красный цвет. Если закрыть глаза, все становится красным. Мир облачился во все оттенки этого самого цвета, от нежно-пурпурного до ярко-алого с золотистым отливом. И в этом адском обрамлении вдруг вспыхнули воспоминания, ощущения и слова. Перед глазами возник образ баронессы Вестерхоф, еще более резкий и отчетливый, чем в действительности.

Затем вместо баронессы появилась фигура мужчины, которого он в своем сне выбросил из окна. Себастьян вновь увидел лицо, искаженное ненавистью и страхом неминуемой смерти.

Это последнее видение пробудило его окончательно. Себастьян открыл глаза. В спальне было тихо. Легкий запах остывшего воска и кедра создавал ощущение тепла и уюта. Свет, который просачивался в комнату сквозь плотные шторы, не нес в себе ничего угрожающего. Тишину нарушало лишь тиканье круглых часов на ночном столике: 8.06.

И все-таки Себастьяну это не приснилось. Он увидел брошенную на кресло шпагу и вспомнил, что, прежде чем вложить ее в ножны, стер с клинка кровь. Впрочем, вот и тряпка, она до сих пор валяется на полу.

Себастьян и Григорий Орлов уже давно вернулись с ужина во дворце и мирно спали, когда ночную тишину разорвали грохот и крики.

Себастьян спрыгнул с кровати, схватил шпагу и бросился к двери. Охваченный ужасом слуга бежал по коридору с зажженным светильником в руках.

— Воры, воры!

Шум и резкие голоса доносились с другого конца коридора, по обе стороны которого располагались спальни Григория и его братьев: Алексея, Владимира и Федора. Себастьян устремился вперед — босой, в нижнем белье. Слева от него Григорий бился с каким-то человеком, вооруженным кинжалом с широким клинком.

— Чертов мужик! — ругался атакующий. — Я отправлю тебя кормить червей!

Справа через распахнутую дверь было видно, как Алексей оборонялся от другого, вооруженного саблей. Нападавший издал яростный крик и, сделав обманное движение, бросился в атаку. Себастьян вонзил ему шпагу в бок и проткнул насквозь, затем резким движением вытащил шпагу. Противник рухнул на спину.

— Сюда! — вскричал Григорий.

Шпага Орлова без устали свистела в воздухе, но тот, с кем он сражался, умело оборонялся, защищаясь своим кинжалом. Колеблющийся свет свечей, падавший от подсвечника, поставленного на сундук перепуганным слугой, придавал картине сражения вид расплывчатый и даже фантастический. Себастьян бросился вперед, мельком отметив выражение неистовой злобы на лице противника. Стоя спиной к открытому окну, неприятель попытался отразить удар. Слишком поздно. Себастьян пронзил ему предплечье. Воспользовавшись тем, что злодей на мгновение замешкался от боли, Григорий успел вонзить свою шпагу как раз в то самое место, где на жилетах с мольтоновой подкладкой, какие обычно надевают в зал для фехтования, пришито сердечко из красного сукна. Глаза раненого вылезли из орбит. Он широко раскрыл рот и пошатнулся. Себастьян подхватил неприятеля под колени и толкнул в окно. Тот упал на крышу соседнего дома.

Избавившись каждый от своего противника, Владимир и Федор, а вслед за ними Алексей потянулись в комнату. Они увидели Григория, раненного в плечо.

— Позовите цирюльника! — закричал Алексей, усаживая брата и пытаясь рассмотреть рану.

Торс Григория был почти обнажен, через разорванную ночную рубашку виднелся косой шрам от правой ключицы до левой груди, жуткое украшение живой плоти.

В коридоре толпились слуги. Самый молодой из них, девятнадцатилетний Федот, дрожал то ли от холода, то ли от пережитого потрясения.

— Там два трупа, — наконец смог выговорить он. — Их тоже в окно?

— Нет, мы вызовем полицию, — ответил Григорий, морщась от боли, пока Алексей винным спиртом промывал ему рану. — Этот человек спас нам жизнь, — добавил он, повернув голову к Себастьяну.

Владимир и Федор бросились к Себастьяну и сжали его в объятиях. Он затряс головой, до конца не осознавая, что же произошло.

— Как они попали сюда? — спросил Себастьян.

— Через окно, — ответил Григорий, указывая на разбитый четырехугольник стекла. — Им нужно было только забраться на крышу конюшни и подтянуться на подоконник.

— Сделайте нам чаю, — велел Алексей прислуге.

Себастьян вернулся в свою комнату, чтобы накинуть халат и надеть туфли, затем возвратился обратно. Чай был подан. Только что прибыл цирюльник.

— Это были воры? — спросил Себастьян у Алексея.

— Можно их и так назвать, — со злой усмешкой ответил Алексей. — У нас имеются не только друзья. Вам надо немного отдохнуть, граф. Теперь все в порядке.

Слуги оттащили трупы в комнату первого этажа.

Перед тем как заснуть хотя бы на те несколько часов, что у него еще оставались, Себастьян стал припоминать вечер во дворце, пытаясь отыскать ключ к произошедшему.

Ужин был подан в одном из салонов, что примыкал к тронному залу, то есть подальше от заледенелых коридоров. Чересчур много позолоты. Длинный стол, накрытый на шестнадцать персон. Три десятка слуг. Одуряющий запах жира и прогорклого сала. Изготавливать стеариновые свечи русские совершенно не умели, впрочем, как и готовить без запаха.

Великий князь Петр Федорович сидел на одном конце стола, его супруга Екатерина — на другом. По правую руку от великого князя — его теща, принцесса Анхальт-Цербстская, старинная знакомая Себастьяна, по левую — графиня Нассау-Зиген. Справа от Екатерины сидел старый герцог Гольштейн-Готторпский, ее свекор, который когда-то присутствовал на том страшном спиритическом сеансе у герцога Гессен-Кассельского; справа — Себастьян. Баронесса Вестерхоф находилась словно меж двух полюсов. Пренебрегши запретом уезжать из страны, заручившись поддержкой влиятельных при дворе лиц, она жила здесь под именем госпожи де Суверби. Именно по ее и принцессы Анхальт-Цербстской наущению Себастьян и предпринял эту поездку в Россию.

— Вам непременно нужно туда поехать, — решительно заявила принцесса, положив ладонь на руку Себастьяна, через несколько дней после того знаменательного сеанса с появлением призраков.

— Зачем?

— Будущее приближается, — произнесла она загадочную фразу. — Духи это подтвердили, разве вы не поняли? Однажды, и очень скоро, придется действовать. Впрочем, мы едем с вами.

«Будущее приближается». По-французски это высказывание звучало довольно странно. Можно подумать, будущее когда-то отступало! И это «действовать». Что имела в виду принцесса? А баронесса, которая неотрывно смотрела на него своим застывшим взглядом? «Жизнь — это речной поток, и у этой реки сотня рукавов…» Так он и оказался в Москве, в особняке братьев Орловых, и вчера вечером был приглашен на ужин во дворец.

И там, как в прологе театральной пьесы, он встретил актеров драмы, сюжет которой был ему еще неизвестен.

Тридцать три года, физиономия самоуверенного наглеца, узкая грудь и худые руки, вдобавок еще и пузатый; великий князь Петр, в действительности саксонец, по рождению герцог Гоьшнтейн-Готторпский, был, само собой разумеется, наследником российского престола. Чтобы ни у кого не оставалось никаких сомнений, он вел себя так, будто уже находился на троне: высокомерный, властный, заносчивый, временами настоящий фанфарон. Его нервные жесты лишь усиливали это впечатление. Как саксонец мог оказаться у ступеней императорского трона?

— Чтобы линия Петра Великого не пресеклась, — в свое время объяснила баронесса Себастьяну, — императрица Елизавета сама устроила брак своей сестры Анны с молодым Гольштейн-Готторпом. Следовательно, великий князь Петр, единственный плод этого союза, приходится императрице племянником. Двадцать лет назад она пригласила его в Россию. Тогда он носил имя Петр Ульрих. Елизавета настояла, чтобы племянник стал именоваться Карл Петром Федоровичем. Он был лютеранином. Венценосная тетка велела ему принять православие. Наконец, благодаря ей он получил титул великого князя. Об остальном сможете судить сами.