Клава Назарова - Мусатов Алексей Иванович - Страница 21

Муж Евдокии Фёдоровны вернулся после первой мировой войны с тяжёлым ранением, да так и не оправился от него. Долго болел и умер. Пришлось Евдокии Фёдоровне ходить по чужим людям — мыть полы, шить, стирать бельё. Потом она устроилась уборщицей в хлебный ларёк.

Как ни трудно жилось Назаровым, но всё же дочки пошли учиться, и мать делала всё, чтобы они не отстали от других и дотянули до десятого класса.

Но Клава с Лёлей видели, что мать у них совсем уже старая и больная: она еле передвигала отёкшие ноги, с трудом поднималась по лестнице, плохо спала по ночам.

Дочери принялись уговаривать мать оставить работу.

— Как можно? — возражала Евдокия Фёдоровна. — Всю жизнь работала. И вдруг на покой… Несподручно мне это. Да и на службе я, не отпустит меня заведующий. Строгий он.

— Нет, вы только подумайте! — засмеялась Лёля. — Мама на службе!.. Государственный человек… незаменимая уборщица.

— Какой же тут смех может быть! — обиделась мать. — Когда в ларёк свежий хлеб привозят, я всегда на разгрузке работаю. Зачем же покупателя задерживать? Наш магазин на первом счету в городе, хоть кого спроси…

Клава отвела мать в больницу, получила справку о состоянии её здоровья, затем отправилась к «строгому» заведующему и от имени матери подала ему заявление об уходе с работы.

Вскоре незаменимую уборщицу отпустили из ларька, и она, как говорили соседи, перешла на «домашнюю пенсию».

Только изредка, когда Евдокии Фёдоровне становилось уж очень тоскливо без работы, она тайно от дочерей шла в хлебный ларёк и помогала продавцам разгружать хлеб с подводы.

— Вы мне, дочки, вот что скажите, — ворчливо заговорила мать. — Едете вы со мной на лето в деревню или нет? — И она принялась расписывать прелести летнего отдыха в деревне. В Сошихине, километрах в сорока от города, у них есть родственники. Назаровы поселятся в деревенской избе, будут пить молоко, ходить за ягодами, за грибами. Захочется — можно поработать в колхозе, народ там радушный, хозяйство крепкое, трудодень хлебный. — Так как, дочки?

— Я, мама, уже сказала тебе, — ответила Лёля. — Как только с экзаменами разделаюсь — на всё лето в деревню закачусь. Приеду оттуда сдобная, пышненькая, с ямочками на щеках, как вот у Клашки. — И она лукаво покосилась на сестру.

— Ну как, поедем? Ты хоть от своих озорников отдохнёшь немного…

Как Лёля ни любила сестру, она не могла понять её привязанности к детям.

Закончив десятилетку, Клава уехала в Ленинград и поступила в Институт физической культуры имени Лесгафта.

Но проучилась всего лишь год: дома трудно жилось матери и сестрёнке, надо было им помогать.

Клава вернулась в родной город и в той же школе имени Ленина, в которой училась сама, стала работать старшей пионервожатой.

Работа с пионерами казалась Лёле слишком уж несерьёзной и беспокойной профессией. Ребята ходили за своей пионервожатой по пятам, не давали ей ни минуты покоя, одолевали бесчисленными вопросами, неотложными делами, секретами, тайнами. Лёля постоянно видела сестру в окружении ребятишек, которые шумели, галдели, о чём-то спорили.

«У меня бы от такой жизни голова вспухла. Сбежала бы я куда глаза глядят», — думала обычно Лёля.

Сейчас она с жаром принялась уговаривать сестру поехать в Сошихино.

Евдокия Фёдоровна с надеждой и тревогой смотрела на старшую дочь.

Клава, опустив глаза, молчала.

— Да нет, не поедет она, — со вздохом сказала мать. — Вижу, не зря молчит.

— Это почему? — удивилась Лёля.

— Она с ребятами в лагерь едет… Начальником… На всё лето…

— Правда, Клаша?

— Правда, — кивнула сестра. — Сегодня в райкоме утвердили. Мама, а откуда тебе это известно?

— А почему бы мне и не знать? — усмехнулась Евдокия Фёдоровна. — Ты же у всего города на виду. Ребятишки каждый твой шаг знают. Заболела ты, отлучилась куда, встретилась с кем — всё известно. Сегодня пошла я на реку бельё полоскать, а мальчишки с камней рыбу удят. Ну и разболтались они между собой. «Ты куда в пионерский лагерь едешь?» — спрашивает один. «На Горохове озеро», — отвечает другой. «А я в Рубилово». — «На Гороховом лучше». — «И совсем не лучше. Знаешь, кто у нас начальником лагеря будет? Сама Клава Назарова. С такой не заскучаешь. В палатках будем жить, в походы пойдём…» Вот ведь как почта у ребят работает. Наверное, раньше твоего узнали, что ты начальником станешь. Наслушалась я мальчишек да так расстроилась, что Лёлькину сорочку в реку упустила.

— Это какую? — встревожилась Лёля.

— Да голубенькую, с прошивкой.

— Ну, Клашка, — погрозила сестра, — я тебе этого не прощу. То голодом меня моришь, теперь ещё по миру голой пустишь.

— Ладно, бери мою сорочку, — примирительно сказала Клаша и обратилась к матери: — Ну зачем же расстраиваться? Я ведь не первый год в лагерь еду…

— Исход-то какой-нибудь должен быть. Ты уже не девчонка, а для людей всё «Клава» да «Клаша». Бегаешь, скачешь, в прятки с мальчишками играешь. А по годам вроде уж невеста на выданье.

— Да где там невеста! — фыркнула Лёля. — Разве пионеры её отпустят куда… Они же Клашке проходу не дают. Как кто пойдёт домой её провожать, а ребята следом. Идут, ревнуют. Одного ухажёра зимой даже снежками закидали. Да нет, быть Клашке старой девой-вековухой.

— Хватит об этом, — нахмурилась мать. — Села на своего конька… поехала. — И она с нежностью посмотрела на старшую дочь. И какая только сила привязывает её к ребятам?..

На лестнице послышались шаги, потом раздался осторожный стук в дверь.

Евдокия Фёдоровна выглянула в сени.

На лестничной площадке стояли пять или шесть мальчишек.

— Вы зачем это на ночь глядя? — недовольно спросила Евдокия Фёдоровна.

Мальчишки переглянулись и вытолкнули вперёд приземистого вихрастого паренька лет тринадцати, с облупившимся носом, в обтрёпанных штанах.

Евдокия Фёдоровна узнала: это был тот самый мальчишка-рыболов, который рассказывал на берегу реки, что начальником Рубиловского пионерлагеря будет сама Клава Назарова.

— Нам бы Клашу, — неуверенно сказал мальчишка.

— А может быть, Клаву Ивановну? — поправила Евдокия Фёдоровна.

— Да, да, Клаву Ивановну, — торопливо согласился мальчишка. — Нам спросить надо…

В сени вышла Клава.

— В чём дело, ребята?

— Клава Ивановна, — обратился к ней вихрастый мальчишка с облупленным носом, кивая на своих приятелей. — Мы вот все из Рубиловского лагеря. А вы у нас начальником будете. Так мы спросить хотим. Военные походы у нас будут?

Клава вгляделась в мальчишку — это был Петька Свищёв, сын школьной уборщицы, беспокойное и неугомонное существо.

— Думаю, что будут.

— Так мы, Клава Ивановна, оружие захватим.

— Оружие?

— У нас тайный склад. Винтовки со штыками, пулемёт. Пушка на колёсах. Мы всё сами сделали.

— Пулемёт… пушка, — прыснула в кулак Лёля. — Ох, вояки! Так это вы вчера шум подняли? Всех коз на пастбище трещотками перепугали? Вот уж хозяйки ругались…

Петька отвёл глаза в сторону: рассказывать о вчерашнем бесславном военном сражении совсем не входило в его планы.

— А кто у вас начальник оружейного склада? — с серьёзным видом спросила Клава.

— А… а у нас нет начальника, — признался Петька. — Просто всё у меня под крыльцом лежит.

— Так вот, Петя. Назначаю тебя начальником склада. Завтра в двенадцать ноль-ноль доставишь всё оружие к райкому комсомола.

— Есть доставить в двенадцать ноль-ноль, — с готовностью согласился Петька, довольный тем, что история с козами забыта.

— А сейчас отбой! И по домам спать! — приказала Клава, подталкивая пионеров к выходу. — Завтра едем в лагерь.

Ребята ушли.

— Ну вот и начинается весёлое лето, — засмеялась Лёля, — захороводят они тебя, товарищ старший пионервожатый.

Клава только улыбнулась.