Искусство рисовать с натуры (СИ) - Барышева Мария Александровна - Страница 66

В квартире не горела ни одна лампа, но света с улицы еще не хватало, чтобы разогнать полумрак, и все предметы казались бесцветными и угловатыми. Прочтя письма, Слава выключил торшер и теперь сидел на диване, откинувшись на спинку, ждал чего-то, но Наташа не знала, чего именно. Она не смотрела на него. Ей было страшно.

— Что ты теперь скажешь? — вопрос, споткнувшись о молчание, снова повис в воздухе. — Слава?!

— А что ты хочешь услышать? — хрипло отозвался Слава, и Наташа, вздрогнув, обернулась и посмотрела на него. — Да, все зависит от того, что ты хочешь услышать.

Он выпрямился, скрипнув диванными пружинами, прижал ладони к голове и несколько раз подергал ее, точно проверяя, хорошо ли она прикреплена к шее. Усмехнулся.

— Ты так спрашиваешь, точно от моего ответа зависит — окажется все это правдой или нет, — Слава провел ладонями по лицу, потер глаза. — Нет, Наташ, я не могу сказать, что я верю в это — согласись, все слишком фантастично, чтобы можно было поверить, когда на тебя вот так вот это обрушили. Но я и не могу сказать, что не верю. Надька, конечно, была большой фантазеркой, но вот ты этим качеством, насколько мне известно, никогда не отличалась. Так что… что-то среднее. Тебя устроит?

— Слава, если б я знала, чем все…

— Вот чего никогда не любил, так это оправданий, — перебил ее Слава резко и встал. — Чего теперь-то… когда все уже сделано. Все хороши были, Наташ, все. Ты знаешь, Надя ведь показывала мне те твои рисунки. Честно скажу, мне было не по себе. Такое странное ощущение, знаешь… холодное какое-то, липкое… бр-р! — он передернул плечами и закурил, и от маленького красного огонька сигареты в комнате вдруг стало как-то удивительно уютно. — И если ты говоришь, что те рисунки были пустяками… то не хотел бы я увидеть твои последние работы… особенно, портрет этого… Толя его зовут, да? Бедняга! Теперь-то понятно, чего ты в обморок хлопнулась — ведь ты, получается, человека убила. Вместе с Пашкой. Ты не виновата — я ни в коем случае тебя не обвиняю, но, согласись — это так. И если все это действительно правда… я уж и не знаю, что тебе посоветовать.

— Слава, мне нужна твоя помощь, — Наташа отвернулась и снова начала смотреть на улицу.

— Хорошо, — произнес сзади спокойный голос. — Но как я могу тут помочь? Я же не художник. Не колдун, в конце концов.

— Ты мне поможешь? — переспросила она дрожащим голосом, предвещающим скорое и совершенное расстройство чувств, сопровождающееся обильным плачем. — Правда? После того, что я тебе сделала?..

— А ты мне что-то сделала? — откровенно изумился Слава.

Наташа мотнула головой, дернула на себя балконную дверь и выскочила на Вершину Мира, в теплый и горьковатый утренний воздух. Судорожно и жадно втягивая его в себя, она облокотилась о перила здоровой рукой и вдруг вспомнила, как давным-давно на этом самом месте стояла Надя, нагнувшись и по-детски прижавшись к перилам подбородком — Надя в светлом костюме, циничная и веселая, с «усами» от томатного сока над верхней губой.

Мало ли, вдруг ты станешь вторым Тицианом или Рафаэлем.

Вторым Неволиным я стала!

Видение было таким ярким, что Наташа даже почувствовала терпковатый запах любимых духов подруги и согнулась, точно получила удар в живот. Только сейчас она с ужасающей ясностью поняла, что Нади действительно больше нет, что она никогда больше не придет на Вершину Мира, не будет рассказывать о своих телевизионных буднях, поддевать Наташу и больше не будет пить томатный сок, и вытирать «усы» над верхней губой, и смеяться, и выстукивать на перилах простенькие мотивчики своими кольцами… ничего этого не будет больше никогда, потому что Надя умерла.

— Я тебя убью! — пробормотала Наташа сквозь слезы и с яростью посмотрела на просветы выщербленного асфальта среди платанов. — Я вас всех там убью! И тебя, дед Андрей, я тоже убью! Я знаю, что ты там! Я теперь все знаю! Вы все у меня отняли, все, даже мою собственную жизнь отняли! Я вас не боюсь! Рыцари будут биться насмерть! Насмерть!

— Наташка, ты что?! — рука Славы осторожно легла на ее плечо. — Ты что делаешь?!

— Она смотрит, Славка, видишь?! Она смотрит на меня! Она боится! Знает, что я могу с ней разделаться! — Наташа протянула в сторону дороги руку со скрюченными пальцами, словно хотела скомкать пыльную асфальтовую ленту, раздавить ее. — Я ее, суку, ненавижу! Как я ее ненавижу, а! Мне даже сладко становится! Мне нужно сделать все быстрее, Славка, как можно быстрее, пока я так зла! В злости наша сила! И в ненависти! Что я с ней сделаю, что я с ней сделаю, Славка, я создам такое…

Слава резко и звонко ударил ее ладонью по щеке, Наташина голова мотнулась назад, и она, захлебнувшись словами, уставилась на него негодующе и растерянно. Горячая волна ненависти и боли на мгновение схлынула, и она увидела перед собой испуганного и расстроенного человека и вспомнила о том, что Славе сейчас не легче, чем ей.

— Успокоилась, все? — быстро и искательно спросил Слава и прижал ладонь к тому месту, которое только что ударил. — Ну, прости, лапа, прости, все. Не больно, не сильно больно?! Ну, что же ты?!

— С-спасибо, — выдавила Наташа и шмыгнула носом, — но ты, С-слава, все-таки совсем уже…я ж ничего…

— Держись, — сказал Слава и притянул ее к себе. — Так ведь и свихнуться можно — ты ведь сейчас все равно что на обрыве стоишь. Держись, не падай. Что ж я буду делать… один?

Он наклонился и прижался лбом к ее лбу, а потом вдруг быстро скользнул по губам поцелуем — легким, ласковым, успокаивающим и теплым. Наташа на мгновение закрыла глаза, а когда открыла — Слава уже стоял в нескольких шагах от нее, облокотившись о перила, и внимательно смотрел в сторону дороги.

— Ты сказала, что знаешь, что нужно делать, — сказал он вопросительно. Наташа поморгала, точно ей в глаза попала пыль, облизнула губы и кивнула.

— Да, знаю. Пока я бродила по городу, то все продумала. Но одна я не справлюсь.

— Говори.

Наташа быстро изложила ему план действий. Слава выслушал внимательно и покачал головой.

— Если допустить, что… Ну, в общем, это очень опасно, Наташ. И не только для тебя — для многих. Если ты что-то сделаешь не так, может получиться не просто дорога, как у твоего пра-пра… в общем, деда. Может черт знает что получиться. Ты ведь не знаешь, что там теперь. Думаешь, ты справишься? Думаешь, это тебе по силам? Я понимаю, что ты хочешь отомстить, я и сам этого хочу, но тут нам нельзя ехать только на своих чувствах.

— Оставлять все как есть тоже нельзя. Бездействие — не лучший выход в данном случае. Может быть, ты не понял — она растет, и это может обернуться такой катастрофой…

Слава досадливо мотнул головой.

— Я спросил тебя не об этом. Ты сама как чувствуешь — сможешь справиться?

— Только при тех условиях, которые я тебе назвала.

— Условия будут, — Слава сморщился и потер лоб. — Елки! Голова раскалывается. Да, у меня есть знакомые и… я все устрою. Ручаюсь, пока ты будешь работать, никто по этой дороге не поедет. С пешеходами сложнее, но ничего, что-нибудь придумаем. Можно там поковыряться, снять кое-где асфальт для видимости работ…

— Лучше не надо — вдруг она догадается и покалечит кого-нибудь. Не знаю, что теперь у нее на уме.

— Черт! — воскликнул Слава и ударил ладонью по перилам. — Это же просто идиотизм какой-то… Ладно, разберемся. Нужно назначить день. Когда у тебя будет готов холст?

— Мне нужно найти деньги, позвонить одному человеку, договориться — я ведь не специалист по холстам да и к тому же у меня сейчас всего одна рука. Грунтовка сохнет долго — даже с сиккативами дня три, но от них качество холста снижается, а картина должна храниться долго… Нет, никак не меньше недели.

— Хорошо, пусть будет неделя. А ты сможешь работать с одной рукой?

— Вполне, — Наташа откинула с лица прядь спутанных волос и внимательно, недоверчиво посмотрела на Славу. — Ты так просто взялся мне помогать. А что, если все это — тонкий шизофренический бред? Осложненный маниакально-депрессивным психозом?