Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Искусство рисовать с натуры (СИ) - Барышева Мария Александровна - Страница 6


6
Изменить размер шрифта:

— Да ну?

— Наташка! — в глазах Нади блеснули злые металлические искры.

— Да ладно, ладно, — миролюбиво протянула Наташа, шлепая тесто на раскаленную, блестящую от масла сковородку, одновременно с любопытством наблюдая за Надей. Сейчас та, как это иногда бывало, не просто рассказывала. Вещала. Выступала. Поставленный голос, из которого вдруг пропала хмельная растянутость гласных и слова перестали сплетаться и спотыкаться друг о друга. Исчезла обыденная жестикуляция. Между Надей и Наташей появилось невидимое стекло экрана. Наташа была по другую сторону. Наташа была толпой зрителей. Она должна была внимать.

— Ни в обрывках преданий, ни в архиве я не нашла никаких следов ни кладбищ, ни тюрем, ни лобных мест, которые бы здесь располагались в то время, хотя, конечно, они могли быть здесь гораздо раньше, может быть, вообще в глубокой древности. А так — всегда была дорога — та или иная. Лицо города менялось, во время Отечественной почти все дома и дороги разбомбили, все отстраивали заново.

Надя немного помолчала, очевидно, выстраивая дальнейший рассказ.

— Но первая часть моей истории — часть, не подкрепленная фактами, которую нельзя проверить, заканчивается в районе 1890-х годов. А дальше уже идут факты, мои любимые факты. Статистика — великая вещь, — она снова порылась в записной книжке, — и если мы обратимся к ней, то обнаружим, что в среднем каждый год на этой дороге погибало пять-шесть человек. Немало для тихой старой дороги — ты не находишь? Это не считая аварий и прочих, менее драматичных событий.

— Не может быть! — изумленно сказала Наташа, которую рассказ наконец-то задел за живое. Она повернулась, и оладьи тихо и раздраженно ворчали позади нее на сковородках.

— В принципе, я могу представить тебе доказательства в любой момент с восьми до восемнадцати часов. Наташа, это не пустая болтовня, я серьезно поработала. Я же сказала, что хочу сделать передачу.

— Но за 110 лет это получается…

— Выбрось период с 1940 по 1951. И я брала среднюю цифру, так что исходи из этого.

— И что, прямо таки никто этим не заинтересовался?!

— Почему? Заинтересовался, конечно.

— И что?

— Ничего. Или, точнее будет сказать, я не знаю. Так или иначе, дорога никуда не делась — вот факт. Она никуда не делась и она не стала безопасней. Несколько раз ее закрывали, но потом открывали снова. Сейчас же она не волнует абсолютно никого… — деловой рассудительный, солидный тон Нади вдруг сорвался на совершенно несерьезный визг. — Наташка, горит!

Только сейчас ощутив резкий запах горелого теста, Наташа тоже, как положено, взвизгнула и машинально схватила сковородку голой рукой и, конечно, тут же обожглась и с грохотом уронила сковородку обратно на плиту, тряся обожженной рукой, и Надя, вскочив, схватила тряпку, опрокинув по пути рюмку с шампанским, и кинулась на выручку, а кухня уже наполнялась сизо-голубым дымом.

Спустя пять минут Надя хмуро счищала в мусорное ведро сгоревшие оладьи, покачиваясь из стороны в сторону, и ворчала:

— Кто-то говорил, что все это глупости? Что ж этот кто-то так заслушался, что забыл о своих драгоценных сковородках?!

— Не обольщайся, — отрезала Наташа, нежно обмазывая руку подсолнечным маслом. — Ты болтаешь занятно, но неубедительно. Я просто задумалась. Может, я и сама являюсь частью твоей статистики.

— Как это?

— Вон там, — Наташа махнула здоровой рукой в сторону противоположного дома, — раньше жила подруга моей матери. Как-то мать поехала к ней по каким-то делам и взяла меня с собой. Мне было четыре года. Они стояли во дворе и разговаривали, а я вышла на тротуар. Нет, на саму дорогу я не пошла. Я была очень послушным ребенком. Там, у кромки тротуара была маленькая одуванчиковая полянка, и я села там прямо на землю и рвала одуванчики. А по дороге ехал грузовик. Я не знаю, что случилось потом, шофер сказал матери… что-то там с рулем было — не помню я. Я не успела встать, я вообще не успела ничего понять. Что-то огромное пронеслось мимо — с грохотом, с визгом — тогда я подумала, что это какое-то чудовище. А в следующий момент я уже была на руках у мамы и ревела ей в шею, а мать кричала как сумасшедшая. Но я мало что помню… — Наташа пожала плечами и отвернулась.

После ее Надя вдруг как-то поскучнела и засобиралась домой. Ехать ей было далеко, и Наташа скрепя сердце предложила Наде остаться на ночь — Паша не жаловал ночных гостей. Но Надя неистово замахала руками, словно сумасшедший дирижер.

— И не уговаривай! Я лучше прогуляюсь по ночным улицам. Парочка маньяков приятней драконьих взглядов твоего мужа. Нет, пойду до дому — может, Славке позвоню, может, посмотрю какой-нибудь глупый американский фильм — из тех, где одному идиоту отрывает ноги, а второй подбегает к нему и спрашивает: «Сэм, что с тобой?» или «Ты в порядке?», а первый, хрипя в агонии, отвечает: «Е, ай эм о» кей». Да мне еще текст писать…

Она зевнула, возясь с дверным замком. Наташа подумала, что с тех пор, как они пили сок на балконе, Надя стала выглядеть хуже — то ли с тех пор было много презентаций и годовщин, то ли Надя одержима идеей о дороге гораздо сильнее, чем кажется.

— Бросай заниматься ерундой. Старовата ты для игр в Икс-файлз, — посоветовала Наташа, помогая ей открыть дверь.

— Откуда ты знаешь? — Надя с тоской посмотрела на себя в зеркало. — Я люблю загадки. Может, во мне это заложено. Все, что в нас заложено, рано или поздно выползает наружу, — она погрозила подруге пальцем. — От этого не избавиться.

— Подумай о чем-нибудь менее загадочном. Хотя бы о Славке. Нормальный парень и выносит все твои закидоны. Я хочу погулять на твоей свадьбе раньше, чем мне стукнут шестьдесят.

Надя засмеялась и начала спускаться по лестнице. Наташа не закрывала дверь, чтобы свет из коридора освещал ступеньки — на трех этажах не было лампочек. Глядя, как Надина фигура спускается к освещенным пролетам, Наташа неожиданно почувствовала глубокую печаль и странное чувство вины, как будто Надя приходила к ней за чем-то жизненно важным для нее, а она ей отказала. Она слышала как Надя, спускаясь, споткнулась, сделала еще несколько шагов, остановилась и гулко сказала снизу:

— Если ты мне не веришь, то сходи на дорогу и погляди на фонарные столбы. Ты ведь никогда не смотрела. Я знаю. Я всю тебя знаю. До самого кончика твоей жалости.

— Какие столбы, зачем?! — не удержалась Наташа, но ответом ей были только быстрые шаги, и она поняла, что Надя больше не скажет ничего.

Вернувшись в квартиру, Наташа закрыла дверь и посмотрела на часы. Почти двенадцать, а Пашки нет. Но это не встревожило ее — иногда муж приходил и в два часа ночи. Говорил, что работал, да и выглядел так, словно работал. Она часто сомневалась, что работа — истинная причина его задержек, но выяснять это ей было некогда, а в последнее время, особенно после того дня, когда они с Надей впервые заговорили о дороге, она уделяла все меньше внимания поздним возвращениям Паши. Ее даже меньше стал заботить вопрос есть ли у него любовница или он проводит вечернее время со своими друзьями. Было ли это уже полной душевной апатией или ее вниманием завладело что-то другое, она не знала и не пыталась анализировать.

Убрав на кухне, прикрыв миску с оладьями крышкой и оттерев сковородки, Наташа забрала остатки шампанского на балкон и допила их, облокотившись о теплые деревянные, изъеденные шершнем перила и глядя то вниз, на дорогу, проходившую рядом с подъездами, то вдаль, туда, где в темноте едва слышно шелестели платаны. Фонари не горели, и на дороге было темно, и свет фар проезжающих машин прокатывался издалека, задолго извещая об их появлении. Фонарные столбы. Почему столбы? При чем тут столбы? Ответ маячил где-то глубоко в подсознании, она это точно знала, но вытащить его оттуда не могла.

Надька сумасшедшая. И смешная. Видит жизнь, знает жизнь, причем не с лучшей стороны, а зло ищет в мистике. Наташа давно перестала обращать внимание на то, что творится вокруг, но она помнила, что было раньше, она прислушивалась к рассказам Нади и болтовне покупателей, она иногда смотрела телевизор. Возможно, Надя права, возможно, так, как сейчас живет Наташа, действительно проще жить. Но искать зло в мистике — бессмысленно. Мистическое зло — лишь миф, придуманный людьми для оправдания своих поступков. Зло не живет само по себе, ему нужны тела, нужны сердца, нужны души; оно не самостоятельно, оно — часть человека и только человека. Бесполезно и глупо искать зло в дьяволе и вампирах, в ночах полнолуний, в черной энергии, в страшных чудовищах, в повелениях свыше. Зло нужно искать в людях, как бы они от него ни открещивались, и никто им его не дал, они породили его сами. Искать в тех, кто взрывал дома, кто в ее стране использовал язык не как средство общения, а как средство подавления, в тех, чьи преступления узаконены, в тех, кто убивает чужими руками и в тех, кто просто убивает, в тех, кто несколько лет назад убил ее одноклассницу из-за золотой цепочки, и в том, кто недавно в соседнем дворе перерезал горло двум школьницам просто так, в тех, кто уродует могилы — множество разновидностей зла и страшнее всего то зло, которое выдают за добро. Калечат жизни и называют это законом. Приносят людям страдания и называют это мужеством. Расширяют кладбища и называют это дорогой к вере. А мистика — это для детей, потому что она не так страшна, как истинное людское зло, и уж Надето следовало это знать. Нет, Наташа не пойдет на дорогу, не будет смотреть на столбы. Если что и происходит на этой дороге, то по естественным причинам.