Искусство рисовать с натуры (СИ) - Барышева Мария Александровна - Страница 23

— Ну! И что?! — крикнула Надя, с трудом преодолевая грохот магнитофона, и развела руки в стороны, точно хотела обнять ветер. Ее волосы развевались, словно плащ колдуньи. — Ничего не слышу, ничего не чувствую! Столбы не рушатся. Конечно, меня задавят, если я буду торчать здесь достаточно долго! Смотри! Ничего не происходит! Ну что?! Теперь тебе не страшно?!

Ее голос едва заметно дрожал — то ли от сдерживаемого смеха, то ли от чего-то еще. Наташе хотелось ее убить. Экспериментатор хренов! Лишнее доказательство тому, что Надька — сумасшедшая.

Или, что сумасшедшая она сама.

Но ведь теперь не страшно, правда? Все спокойно. Это всего лишь старая дорога. Вот, шагни через бордюр. Подними ногу и опусти ее на асфальт — сначала одну, потом другую. Простое движение, правда? Выйди и убедись сама. Сделай ручкой своим глупым страхам. Ты же взрослый человек. Давай, выйди на дорогу и уведи с нее другого взрослого человека, который явно перепил.

— Ну, и что ты можешь сделать?! — вдруг с каким-то отчаянием завопила Надя и вскинула вперед и вверх руку с сигаретой — то ли нелепая пародия на нацистский салют, то ли еще более нелепый знак вызова. Наташу неожиданно разобрал смех. Надька, похоже, допилась до синих драконов, но все равно смешно. Черт, что это еще за сцена?! Ну просто вызов на дуэль! Наташа хихикала уже истерически и никак не могла остановиться и Надя в ответ смеялась с середины дороги — Наташа не слышала ее за музыкой, но знала, что та смеется. Господи, какой идиотизм! Поединок, а! Каково?! Надька — рыцарь. Пецарь, блин! На ристалище вызываются благородные пецари! Поединок на асфальтовых катках до первой поломки! Ой, мама!

— Пошли домой! — выдавила из себя Наташа между приступами хохота. — Пошли, слышишь?!! Ну хватит уже дурака валять!

— Иду, — крикнула Надя, повернувшись к ней лицом. — Не ходи сюда! Сейчас приду. Дорога тут как труба — такой ветерок душевный! Сейчас! Все равно машин не видно!

Конечно, в этой чернильной подвальной тьме машину будет видно издалека — длинные яркие лучи фар пронзят ночь, словно игла бабочку, и старый асфальт на мгновение превратится в драгоценное серебро…

Господи, как же орет этот магнитофон! Сейчас она не выдержит и разобьет его каким-нибудь булыжником, и тогда вместо одной будут две драки! И когда же они все заткнутся — ничего не слышно!

— Нет, пошли сейчас! — Наташа перешагнула через бордюр и направилась к подруге. — Надька, ешкин дрын, ну что ты в самом деле!!!

Рыцари будут биться тупым оружием?

— Наташка, уйди отсюда! Говорю же, иду! Не ходи, уйди!

Благородные рыцари готовы к поединку? По звуку рога…

По звуку…

Сделав шаг, Наташа вдруг застыла, и улыбка сползла с ее лица, и время потекло медленно-медленно, и она видела светлый костюм посередине дороги — так далеко посередине — Надя стояла к ней лицом — смутное пятно в темноте — и наверное что-то говорила, но ее не было слышно.

Ничего не происходит. Отчего же у нее такое чувство, будто ее провели? Будто перешагнув через бордюр, она нажала на какую-то скрытую пружину, и ловушка захлопнулась?

— …ходи, говорю же! Стой там! — Надя кричала во все горло, но крик звучал как далекий призрачный шепот. — Черт, сережку уронила!

Все равно машин не видно.

— …елки-палки, где ж она?!

По звуку рога…

Как же орет этот магнитофон!

По звуку…

Все равно машин не видно.

Вообще ничего не видно.

И не слышно!

Веришь ли ты в меня?

Крик выпрыгнул из ее горла, как испуганная птица — пронзительный и страшный — выпрыгнул словно сам по себе, без участия ее легких, одновременно с тем, как она почувствовала легкую вибрацию асфальта и едва слышный гул. Наташа метнулась — прочь с дороги, через дорогу, вперед — смела по пути в прыжке Надю, испуганно-удивленно взвизгнувшую, и вдвоем они с размаху шлепнулись на асфальт за бордюром. Секундой позже дорожный мрак сгустился и превратился в большую фуру, темную безличную громаду. Грузовик с ревом и дребезжаньем, почти потонувшем в грохоте музыки и криках, пронесся мимо скорчившихся за бордюром девушек, взметнув тучу пыли и сухих листьев, и Наташе, наполовину оглушенной, показалось, что она почувствовала еще что-то — словно всплеск дикой ярости, словно разочарованный вопль обманутого существа, и она так сжалась в комок, словно на нее вот-вот должно было обрушиться небо.

Только через пять минут она осмелилась поднять голову. Сложно было что-то увидеть в темноте, но Наташа знала, что сейчас дорога пуста.

Набирается сил для нового удара?

Время снова шло с обычной скоростью и все вроде бы вернулось на свои места, но Наташа не знала, сколько продлится эта мнимая безопасность.

Так или иначе, нужно было поскорей добраться до дома. Они лежали за бордюром, не на дороге, но это еще ничего не значит, потому что… Наташа вспомнила яркий солнечный день, одуванчиковую полянку и несущийся по тротуару грузовик. Пока они рядом с дорогой — безопасность — лишь иллюзия.

— Надя! — хрипло позвала она и закашлялась. — Надька!

Несмотря на музыку, ее услышали и ответили придушенно:

— Слезь с меня!

— Чего?

— Ты меня раздавишь!

Наташа приподнялась и села, и рядом на асфальте со стоном села Надя, интенсивно потирая ушибленные части тела.

— Вот козел! Кто ж ездит с выключенными фарами?! Тварь поганая! Черт, по-моему, я сломала руку!

— Да я тебе сейчас шею сломаю! — взвизгнула Наташа и набросилась на нее с кулаками, повалила обратно на асфальт. — Я тебя убью! Чего ты поперлась на дорогу?!! Что за выпендреж?!! Нас чуть не переехали! Ты понимаешь это?!

Надя, крича в ответ, что она теперь многое понимает, начала ее отпихивать, и несколько минут они шумно катались за бордюром, наугад колотя друг друга, но удары становились все слабее и слабее, и в конце концов они сели, обнялись и дали волю слезам. Обеих трясло мелкой дрожью, и рыдания больше походили на икоту. Компания неподалеку продолжала веселиться, не обращая на них внимания.

— Спасибо, — наконец сумела выговорить Надя, добавив к благодарности дробный стук зубов. — Как же я этот грузовик не заметила? Какой же идиот ездит ночью без света?!

— Надя, потом! — пробормотала Наташа, впиваясь пальцами в ее предплечья. — Все потом. Нужно уйти.

— Ты думаешь…

— Да! Ты можешь встать?

— Попробую.

Но светлое пятно, которым в темноте виделась ей Надя, вместо ожидаемого движения вверх поплыло куда-то в сторону, и Наташа поспешно протянула руку, тщетно пытаясь его остановить. Музыка неожиданно заглохла, крики оборвались, и они оказались в пугающей тишине.

— Ты куда?! — в панике взвизгнула Наташа.

— Картины… Я их уронила.

— Хрен с ними, я тебе новые нарисую! Вставай!

— Их нельзя тут оставлять…ага! — в голосе Нади послышалось легкое торжество, и раздался слабый шелест пакета. — Все, пошли.

Они с трудом поднялись, цепляясь друг за друга, и замерли, прислушиваясь. После недавнего грохота было слишком тихо, и шум ветра походил на дыхание кого-то огромного, затаившегося среди тьмы. Держась за руки, словно маленькие девочки, заблудившиеся в каком-то страшном месте, Наташа и Надя с тоской смотрели на дом. Он был совсем рядом, почти сразу за дорогой, шириной в несколько метров, но им казалось, что от дома их отделяет пропасть.

— Нужно бегом, — сказала Надя решительно, и Наташа чувствовала, как рука подруги вздрагивает в ее пальцах, словно сердце. — Все, давай!

Они пересекли дорогу на рекордной скорости, едва касаясь ногами асфальта, пронеслись через двор, одновременно нырнули в подъезд, при этом чуть не застряв в дверях, и только на спасительной площадке четвертого этажа Наташе перестало казаться, что вот-вот кто-то схватит ее сзади.

Она не стала тратить время на поиски ключа, вонзила палец в звонок и нажимала на кнопку до тех пор, пока в коридоре не зашлепали тапочки (слава богу, Пашка дома!). Заскрежетал замок, дверь приоткрылась, выбросив на площадку желтоватый клин света и в образовавшуюся щель высунулась взлохмаченная Пашина голова.