Увидеть лицо (СИ) - Барышева Мария Александровна - Страница 27

Как такое могло прийти ему в голову?! Он ведь нормальный, цивилизованный человек — как такое могло прийти ему в голову. Прежде такого не было…

Это не напугало Алексея, но удивило и озадачило. Он мог пожелать кому-нибудь смерти в приступе ярости, но никогда это не происходило настолько осознанно-трезво. Ярости не было, была только холодная злость, не набрасывающая пелены ни на глаза, ни на рассудок, каждое движение было последовательным и продуманным, и видение, пронесшееся через мозг, через каждую клеточку его тела, было таким ярким, что он до сих пор ощущал тепло брызг чужой крови на лице, чувствовал ее едва ощутимый сквозь лесную сырость медный запах и отчетливо слышал шорох, с которым агонизирущие пальцы умирающего царапали по мокрым листьям. Алексей даже невольно переложил ветку в другую руку и посмотрел на свою ладонь, словно ожидал увидеть на ней следы от с силой вдавившейся в кожу коры. Но, разумеется, ничего не было.

— Нервы… — прошептал он и резко обернулся — показалось вдруг, что Виталий прознал о его тайном замысле, может, даже, каким-то образом умудрился подсмотреть его видение и тихо идет следом, готовя для удара такую же дубинку… Но за спиной были только неподвижные тени, в которые превращались погружающиеся в сумерки деревья. Нервы, конечно же нервы. Он переутомился, вымок, обстоятельства странные, если не сказать пугающие… да еще лес этот проклятый! Сейчас бы в сауне оттянуться как следует с этой рыжей, коньячку хлопнуть хорошего, с Димкой сыграть партию в боулинг… да только нет здесь ни сауны, ни коньячка, ни Димки… и уж точно ни боулинга. А он хорошо бросал шары и запястьем никогда не дергал, никогда…

Выбравшись на дорогу, Алексей побежал, чтобы поскорее вновь оказаться в лесу на противоположной стороне — здесь не было спасительных густых ветвей, к которым он уже успел привыкнуть, и дождь лил сплошной стеной, в которой можно было и захлебнуться. Он с треском вломился в какой-то кустарник, пробежал, хрустя сухими ветками и спотыкаясь, метров сто и перешел на шаг только тогда, когда лес вновь стал настолько густым, что бежать по нему было уже невозможно, а сеющиеся сверху капли стали намного реже.

Теперь он стал идти внимательнее, оглядываясь и стараясь не забирать в сторону — хоть становилось все темнее и темнее, лес еще более-менее просматривался. Из кармана достал ключи и то и дело останавливался, чтобы нацарапать на стволе дерева закорючку — дай бог разглядеть их, когда пойдет обратно, иначе вернуться по этим закорючкам будет также нереально, как по дорожке из хлебных крошек, проложенной через птичий двор.

Алексей уже углубился в лес довольно далеко, и желание повернуть назад посещало его все чаще. Мокрые деревья теснились вокруг ей-ей угрожающе, и если и раздавались в лесу какие-то звуки — все они тонули в шуме шлепающих о листья капель. В конце концов, он даже перестал осматриваться, просто упрямо шел вперед, словно рассчитывая, что рано или поздно просто уткнется мальчишке в спину. Очень важно, чтобы именно он нашел его, — важнее, чем казалось вначале. Чтобы это сделал именно он, а не Виталий.

— Лешка! — зло крикнул он, остановившись, чтобы нацарапать очередную метку. Лес впитал крик, мгновенно растворив его в себе, и Алексей не услышал не только эха, но и собственного голоса, точно впустую, беззвучно открывал рот. Ладно, погодите же, вот когда он отыщет этого паршивца, он такое с ним сделает…

— Отпусти ее!.. Что ж ты делаешь, гад?!! Пусти ее, сейчас же пусти!!!..

Алексей дико огляделся, хватая ртом мокрый воздух и не сразу сообразив, что крик раздался не здесь, в лесу, а в его собственной голове.

— Кто?.. — вяло, испуганно пробормотал он и только после этого понял, что попрежнему один в лесу. Но крик казался таким реальным. Хриплый, полный ужаса и ненависти женский голос. Словно женщина только что стояла рядом с ним, кричала прямо ему в лицо, вцепилась в плечо, пытаясь оттащить, оторвать от чего-то…

Ладонь Алексея огладила плечо, потом он тихо застонал и с силой уткнулся лбом в мокрый ствол дерева. Шершавая кора оцарапала кожу, боль напомнила ему, где он и зачем здесь находится. Оттолкнувшись от дерева, Алексей, шатаясь, как пьяный, сделал несколько шагов, потом провел пальцами по ссадине на лбу и тупо уставился на кровь.

… очки на полу, маленькие очки в роговой оправе… брызги крови на правой линзе… и на стене пятно крови, прямо на обоях, дешевых старых обоях в мелкий розовый цветочек… теперь безнадежно, безнадежно испорченных… и снова крик, но теперь уже без слов — низкий, страшный, горестный вой…

— Я же сказал закрыть пасть!.. я же сказал не орать!.. В собственном доме отдохнуть нельзя!..

Алексей мотнул головой. Капли методично шлепали по пальцам, уже размыв ярко-красный до бледно-алого. Он вытер руку о пиджак и пошел вперед, с каждым шагом с силой всаживая сук в землю, словно та была в чем-то виновата.

Нервы. Он устал. Когда вернется, обязательно покажется хорошему психиатру. Раз уж его начали посещать галлюцинации, это верный признак… У него никогда не жили никакие женщины. И нет у него дешевых обоев в розовый цветочек. Никогда не было. Он просто очень устал… До чего же здесь тихо. Он был совсем не против тишины, но эта казалась слишком уж первобытной, и ему среди нее было неуютно, не по себе, словно он тайком забрался в чужую квартиру.

Успокаивая себя и не глядя под ноги, Алексей, наверное, не заметил бы этой вещи, если бы не наступил на нее. Под ногой что-то упруго хрустнуло, и он, без особого любопытства глянув вниз, увидел небольшой красный пакет с рекламой сигарет «ЛМ».

Наклонившись, Алексей поднял его и заглянул внутрь. Там оказались несколько компакт-дисков в треснувших футлярах и дешевая пластмассовая зажигалка. Он вытащил один, зачем-то прочел название — «Nickelback», потом уронил диск обратно. Это был Лешкин пакет, вне всякого сомнения. Но почему он валялся здесь? С чего бы мальчишке понадобилось бросать свои диски?

Алексей огляделся и в нескольких метрах впереди увидел нечто, заставившее его похолодеть. На земле лежал Лешкин сидиплеер, поблескивая мокрым серебристым корпусом, тут же, рядом валялись наушники.

На негнущихся ногах он подошел к ним и сел на корточки, внимательно разглядывая. Плеер был разбит вдребезги, словно по нему с силой ударили ногой или швырнули о ствол одного из деревьев. Расколотый диск косо торчал наружу, землю вокруг усеивали серебристые кусочки пластика. Дужка, соединявшая наушники, была разломана, провод разорван, и из него высовывались тоненькие медные жилки. Казалось, кто-то от души выместил на плеере свою ярость, и вряд ли это был сам Лешка.

Евсигнеев протянул руку и поднял один из наушников, но тут же уронил, брезгливо сморщив рот, — наушники оказались перепачканы в чем-то влажном и липком. За пальцами от черного кругляшка потянулась темно-красная слизь. Секунду он смотрел на влажную нить, потом встряхнул рукой и начал яростно тереть пальцы о прелую листву.

Второй наушник тоже оказался испачканным в той же самой слизи. Поискав, Алексей нашел еще несколько капель на листьях — там, где до них не добралась вода, на плеере тоже отыскались темные брызги. Сомневаться в их происхождении не приходилось — кровь трудно было перепутать с чем-либо другим. Прочие следы, если они и были, смыл дождь.

— Господи, — прошептал Алексей, выпрямляясь. — Вот черт!

Шуткой здесь и не пахло. Даже обладай мальчишка совершенно извращенным чувством юмора, он ни за что не стал бы приносить ему в жертву ни свой сидиплеер, ни диски. Что-то плохое случилось с Лешкой, что-то жуткое, вряд ли эта кровь из порезанного пальца… Только где же он?

Евсигнеев обернулся и почти затравленно посмотрел на то дерево, на стволе которого нацарапал свою последнюю метку. Сейчас она была едва видна. Внезапно он понял, что совершенно не хочет знать, что случилось с Лешкой и куда он подевался. Волки его сожрали или уволок в чащу какой-нибудь маньяк — он этого знать не хочет — и все! Сейчас он хотел только одного — выбраться из этого проклятого леса и вернуться к остальным. К чертовой матери все это самаритянство и самоутверждение, к е…еням! Кто бы это не сделал, он сейчас где-то здесь, может быть, даже притаился вон за тем толстенным дубом… выжидает, пока он повернется спиной.