Храмовый тигр - Корбетт Джим Эдвард Джеймс - Страница 6

Несколько дней назад в Алмора происходила распродажа военного обмундирования, списанного со складов гуркских[8] контингентов войск. Мой спутник приобрел там пару башмаков военного образца. Они были ему очень велики, и он тяжело ступал в них, шагая впереди меня, пока мы не подошли к долине. Там я велел ему снять башмаки и, увидев, в каком состоянии его ноги, содрогнулся. Непостижимо, как человек, проходивший всю жизнь босиком, только из тщеславия мог подвергнуть себя такой пытке.

— Я купил большие башмаки потому, — пояснил он, — что думал, они со временем станут меньше.

Долина величиной около пяти акров, похожая по форме на лодку, напоминала прекрасный парк с редко посаженными гигантскими дубами. Склон, по которому мы подошли к долине, был пологим, и на нем росла лишь трава. С противоположной стороны холм был довольно крутым, поросшим отдельными кустами. Я постоял несколько минут, внимательно изучая каждую пядь земли, находившуюся в поле зрения, и, не обнаружив ничего подозрительного, спустился в долину. За мной шел лесник, теперь бесшумно ступавший босыми ногами. На дне долины я увидел огромную кучу опавших листьев и сухих веток, собранных со значительной площади. Хотя трупа коровы не было видно, я понял, что под этой грудой тигр спрятал свою жертву. Я поступил очень неразумно, не предупредив об этом лесника, который, как он признался позже, не знал о привычке тигров прятать добычу. Если тигр прячет убитое животное, это означает, что он не намеревается залечь поблизости, но неосторожно считать, что так бывает всегда. Поэтому, хотя я внимательно осмотрел землю, прежде чем спуститься в долину, я снова остановился и еще раз все оглядел.

Неподалеку от груды листьев и веток холм поднимался под углом в сорок пять градусов, а в сорока ярдах выше по склону росло несколько кустов. Когда мой взгляд упал на эти кусты, я увидел тигра. Он лежал, вытянув в мою сторону лапы, но тут же повернулся ко мне спиной. Мне была видна часть его головы и туловища от плеча до бедра. О выстреле в голову нечего было и думать, а ранение в какое-либо иное место не дало бы нужного результата. Я располагал половиной дня и всем вечером, поэтому решил сесть и выждать удобного для выстрела момента, ведь рано или поздно тигр непременно встанет. Едва я принял это решение, как уловил слева какое-то движение и, повернув голову, увидел медведицу. Она крадучись подбиралась к корове; с ней были два почти взрослых медвежонка. Медведица, очевидно, знала, что тигр убил корову, и, дав ему время успокоиться (как я сам делал не раз), шла теперь на разведку. Иначе быть не могло, ибо без особых причин медведи среди дня не разгуливают. Если бы я не стоял в нескольких шагах от убитого животного, а находился на краю долины, то несомненно стал бы свидетелем интереснейшего зрелища. Ведь, найдя корову, что было для медведей нетрудно — у них превосходное обоняние, — они стали бы разгребать покрывавшие ее листья и ветки; это разбудило бы тигра, и, безусловно, он не уступил бы свою добычу без боя. А такой бой стоит посмотреть.

Лесник все это время спокойно стоял позади меня и ничего не видел. Но, заметив медведей, воскликнул:

— Смотри, саиб, вон медведи!

Тигр мгновенно вскочил и пустился наутек, но ему надо было пробежать около двадцати ярдов по открытой местности. Я прицелился в него и нажал на спусковой крючок; лесник, думая, что я целюсь не туда, куда нужно, схватил меня за руку, в результате пуля попала в дерево в нескольких ярдах от места, где мы стояли. Гнев никогда не ведет к добру, а в джунглях тем более. Лесник не знал, что скрывалось под кучей листьев, не видел тигра и полагал, что, обратив мое внимание на страшных медведей, спас мне жизнь, поэтому я ничего не мог ему сказать. Потревоженные выстрелом, медведи неуклюже пошли прочь, а мой спутник тем временем взволнованно убеждал меня: «Стреляйте, стреляйте!»

На обратном пути в Дабидхура лесник понуро брел за мной. Чтобы поднять его настроение, я спросил, не знает ли он, где можно убить горала, — мои люди все еще оставались без мяса. Он не только знал такое место, но даже вызвался, несмотря на свои волдыри и переживания, проводить меня туда. После чая в сопровождении двоих моих людей, которые, как сказал лесник, понадобятся, чтобы нести «трофеи», мы отправились за горалом.

От веранды рест-хауза холм круто уходил вниз. Лесник вел нас по нему несколько сот ярдов, пока мы не вышли на проложенную горалами узкую тропинку. Дальше я пошел первым и, свернув вправо, примерно через полмили оказался у скалистого края глубокого оврага. Взглянув на его противоположный край, я увидел горала. Он стоял на выступе скалы и смотрел в пространство, как обычно это делают все дикие козы, включая тара, каменного козла и мархура. По белому пятну на шее животного я определил, что это самец. До него было немногим более двухсот ярдов. Наконец представился случай не только раздобыть мясо для моих людей, но и испытать точность боя новой винтовки. Я лег на землю, поставил прицел на двести ярдов, тщательно навел винтовку и выстрелил. Горал упал на том же месте, где стоял. Это было чрезвычайно удачно, потому что прямо под ним начинался глубокий обрыв. Вскоре появился еще один горал, которого я раньше не видел, и с ним детеныш. Постояв некоторое время неподвижно, он глянул несколько раз в нашу сторону и скрылся за холмом.

Пока мы с лесником курили, двое моих людей сходили за убитым горалом. Лишившись медвежьего сала, лесник был очень огорчен, но, когда я пообещал ему кусок козлятины и шкуру, он почувствовал себя счастливым. Он решил обить ею скамейку, на которой, греясь на солнце, целыми днями сидит его старый, больной ревматизмом отец.

Я вернулся в долину рано утром на следующий день и убедился, что мое предположение верно: тигр не возвращался к своей добыче, а медведи приходили сюда снова. Они оставили от коровы лишь кости, да и теми, когда я пришел туда, усердно занимался одинокий бенгальский гриф.

Было еще очень рано, поэтому я поднялся по склону холма в том направлении, в каком накануне ушел тигр, перевалил через вершину и спустился к лохаргхатской дороге, высматривая следы леопарда-людоеда. Возвратившись днем в рест-хауз, я узнал еще об одной жертве тигра. Сообщил об этом толковый молодой человек, который направлялся в Алмора в суд и из-за этого не мог проводить меня к месту, где тигр убил корову. Он лишь кусочком угля на полу веранды набросал мне план местности. Съев сразу первый и второй завтраки, я отправился на поиски убитой коровы. Она находилась — если чертеж молодого человека был верен — в пяти милях от места, где я накануне стрелял в тигра. Там я обнаружил, что тигр напал на небольшое стадо, которое паслось у ручья, протекавшего по долине, и, судя по следам на мягкой почве, с трудом справился с выбранной им жертвой. Убить большое сильное животное в шестьсот — семьсот фунтов весом — нелегкое дело, и, совершив такое убийство, тигр обычно отдыхает. Но на этот раз он, судя по отсутствию следов крови, сразу же потащил корову через ручей в густые джунгли у подножия холма.

Накануне тигр припрятал свою жертву там, где убил ее; сегодня он явно намеревался унести добычу как можно дальше. Мили две я шел по следу вверх по крутому склону через густой лес. В нескольких сотнях ярдов от вершины холма задняя нога коровы застряла между двумя молодыми дубами. Дернув изо всех сил, тигр оторвал ногу и, оставив ее, унес добычу. Место, куда тигр притащил корову, было ровным; на нем росли молодые дубы в один-два фута в обхвате. Под деревьями не было ни кустов, ни какой-либо иной растительности, и он оставил свою добычу, даже не попытавшись спрятать ее.

Я шел по следу волока медленно, нес только винтовку и несколько патронов, и все же, когда поднялся на вершину, рубашка моя взмокла, а во рту пересохло. Поэтому я мог себе представить, какую жажду испытывал тигр и как он стремился ее утолить. Желая напиться, я отправился искать источник, у которого, по всей вероятности, мог найти и тигра. Справа, в полумиле, находился овраг, где я застрелил медведя. Там протекал ручей. Слева, ближе, был другой овраг, и я решил сначала сходить туда.